Михаил Тырин - Желтая линия
Я помолчал некоторое время. На душе было гадко, тошно.
– Надо идти, Щербатин. Про нас никто не знает, спасатели забрали живых и ушли.
– Да, надо идти, – сразу согласился он. – Но про меня забудь. Оставь мне что-нибудь пожевать из ранца, а сам иди. Доберешься до наших – там скажешь.
– Даже не думай. Если идти – то вместе. Сколько ты просидишь тут один, даже комара отогнать сам не сможешь.
– Да уж, далеко мы вместе уйдем, – фыркнул он. – Полторы калеки. На двоих одна рука.
Я не стал отвечать. Нужно было провести инвентаризацию, прежде чем отправляться в путь. Морщась от боли, я снял ранец и убедился, что он наполовину сгорел. Уцелели только два запаянных лотка с комбикормом да коробка с зарядами для ракетницы. Еще три лотка, оплавленную флягу, весь комплект химзащиты и запасные батареи для ружья пришлось выкинуть. По злой иронии судьбы, уцелел также мой магнитофон с ивенкскими напевами.
Ружье валялось на том же месте, где я пришел в себя. Я подобрал его, проверил – вроде бы все нормально работало.
– Танк еще не утонул? – спросил Щербатин. – Пошарь в люке, там должен быть баллон с комбикормом. Такая упругая штука с трубочкой, там поймешь...
Я перебрался на танк, пошарил в люке, заодно поискал свой нож. Ни ножа, ни комбикорма найти не удалось.
– Шел бы ты один, Беня, – вздохнул Щербатин, со злостью поджимая губы. – Хоть бы ты уцелел...
– Закрыли вопрос, – буркнул я. – Расслабься и получи удовольствие.
Шланги и ремни, свисавшие с мешка, оказались очень кстати. Я связал две петли – получилось нечто вроде рюкзака. Боль как-то тихо ушла. Думаю, мой организм меня пожалел и отключил чувствительность. И все равно вязать узлы одной рукой было чудовищно трудно.
– Оставь, – в последний раз сказал Щербатин, когда я взваливал его на спину.
– Молчи. И не беспокойся за меня – ты совсем легкий, когда без рук и ног.
– А у тебя спина похожа на шницель с гарниром.
– Сам-то ты гамбургер с майонезом. Яйцо в мешочек...
– Ладно, как проголодаюсь, буду отщипывать кусочки от твоей жареной спины. Ты хоть знаешь, куда идти?
– А какая разница? Планета круглая...
* * *По меткому выражению Щербатина, путь наш был не близкий, но зато тяжелый. Особенно мучительно мне было перепрыгивать с островка на островок, с кочки на кочку. Мешок с моим приятелем бил в обожженную спину, а сам он при этом едва сдерживал стон. Ему тоже было несладко после того, как я варварски выдрал его из чрева танка.
Я шел к реке. По деревьям и расположению подбитого реаплана я примерно определил, откуда мы приехали. Вездеходы шли по прямой, поэтому главным сейчас было сохранить направление. К сожалению, такая штука, как компас, в экипировку цивилизатора не входила.
Река была моей единственной надеждой. По ней могли проплыть вездеходы нашей основной группы, возвращаясь из рейда. По ней же наверняка пойдут и все другие машины, когда штаб получит выверенные карты и результаты нашей разведки. Одним словом, река здесь была единственной из возможных транспортных артерий.
Первые полчаса я шел довольно бодро. Но наступил момент, когда силы вдруг начали выходить из меня, как вода из дырявого корыта.
Я стал тяжело дышать, сбавлять шаг, невольно задерживаться на сухих островках, где шагалось легче. Вскоре и Щербатин заметил, как я выдыхаюсь.
– Что, Беня, небось уже пожалел, что взял меня с собой?
– Молчи! – прорычал я. – А то сейчас выброшу.
– А и выбрось, – оживился он. – Я давно предлагаю.
– Выбросить не выброшу, а просто скину с плеч и потяну на веревке.
– Уж лучше выбрось, – поежился Щербатин и через минуту запел на гнусный тоскливый мотив: – «Вместе весело шагать по просторам, по просторам...»
Настала минута, когда я просто встал и ухватился за ствол дерева на одном из островков. Силы, терпение, мужество – все это осталось на том острове, возле подбитого реаплана. У меня подгибались ноги, меня трясло от одной мысли, что нужно снова погружать их в чавкающую грязь. Гидрокостюм давно промок, в нем плескалась вода. Потихоньку возвращалась боль в спине и в огарке руки. Я себя явно переоценил в начале пути.
– Что, совсем хреново? – глухо проговорил из-за спины Щербатин.
– Замолчи, – прошипел я.
– Не злись. Думаешь, мне хорошо тут висеть на тебе и знать, что я ничем не могу помочь, а?
– Замолчи, я сказал. Не твои проблемы.
– Да мои вообще-то тоже. Ну давай остановимся, передохнем. Сбрось меня, разомни плечи.
– Рано отдыхать! – со злостью выпалил я. – Не заслужили отдых.
Пот заливал глаза, я видел мир словно сквозь пелену. Наверно, оно и к лучшему, ничего хорошего в этом мире не было, не на что и смотреть. Я привалился к дереву и позволил себе несколько минут постоять. Садиться я не стал – потом не встану.
– Беня, а ну, глянь вперед, – сказал Щербатин. – Или мне кажется, или мне чудится...
– Что там?
– У тебя случайно нет бинокля? Там деревья какие-то...
– И что? – Я видел только тусклую гладь болота и темную полоску почти на горизонте. Впрочем, через секунду опять сомкнулся туман, и видение исчезло.
– Нет, ничего. Просто очень похоже на сухой берег.
– Привал окончен, – объявил я и с усилием оттолкнулся от дерева.
Ружье я сунул в мешок к Щербатину, в руках была только длинная крепкая палка, которой я пробовал дно. Не знаю, помогала она или больше мешала. Теперь уже казалось, что она сделана из чугуна, хотелось бросить ее и пойти налегке. Впрочем, мне сейчас все хотелось бросить, в том числе и Щербатина с его вялыми подбадриваниями.
Неведомая темная полоса надвигалась, однако меня это мало интересовало. Голова шла кругом, в ушах свистело, перед глазами прыгали желтые пятна. Я казался себе полуслепым бездумным механизмом, который знай себе прет через грязищу, ни о чем не думая. Только колесики в этом механизме изнашивались с каждой минутой, я почти физически чувствовал это.
– Беня, это точно берег! – ликующе крикнул Щербатин.
Ну и что? Ну и пусть берег. Меня ничего не интересовало. Берег – всего лишь точка отсчета, знак окончания части пути. Если б на том берегу заканчивался весь путь...
Я ткнулся в земную твердь, как тяжелый паром. Упал на колени и пополз вперед, выпустив из рук палку. Передо мной поднимался пологий склон, наверху жизнерадостно шевелились зеленые ветви.
Я наконец распластался на земле, выполз из лямок рюкзака. И долго лежал на боку, не находя сил даже повернуться удобнее. Щербатин меня не беспокоил даже разговорами. Наверно, если бы я сейчас уснул, он оберегал бы мой сон.
– Все, хватит, – сказал я и поднялся с таким усилием, словно на плечах лежал мешок с песком.
– Что, опять идти? – возмутился Щербатин. – Лежи, отдыхай. Тоже мне, ходок нашелся...
– Лежи в своем мешке и помалкивай.
Стащив гидрокостюм, я вылил из него воду, вывернул наизнанку и повесил сушиться. Затем, не отходя далеко, набрал кучу веток. Ветки были сырые. Разодрав зубами заряд для ракетницы, я присыпал костер порохом и поджег слабым импульсом из ружья.
Пламя с треском взметнулось метра на три, выпустив клуб белого дыма.
– Эй! – возмущенно закричал Щербатин, оказавшийся в опасной близости от огня.
Костер прогорал слишком быстро, мне пришлось еще насобирать веток. Затем я сунул в пламя лоток с едой и подержал, пока от влажной зеленой массы не пошел пар.
Я съел пару глотков и Щербатину дал столько же. Но все равно наши запасы истощились почти на четверть. Мучительно хотелось плюнуть на все и сожрать остальное. А там открыть и второй лоток и тоже сожрать. Но я проглотил слюну и воздержался. Болота большие, а лотки маленькие. Нам еще брести и брести.
– Я посплю, – сказал я, положив рядом ружье. – Если что, ори во всю глотку, буди меня. Потом сам поспишь.
Щербатин что-то пробормотал в ответ, но я уже не слышал. Я отключился, как телевизор: раз – и свет в глазах погас.
И вновь обволакивали кошмары: я приходил в магазин, брал батон белого хлеба, потом открывал кошелек, а там несколько блеклых бумажек – «Десять уцим. Подделка преследуется...».
– Беня! – прорвался ко мне истошный крик Щербатина.
Я распрямился, как пружина. Не знаю, сколько я спал, но отдохнуть не успел. Тело ломило.
– Беня, вставай! – снова закричал Щербатин.
Было почти светло, но я не понимал – утро или вечер. На углях плясали последние язычки пламени. Я поднял глаза и увидел, что нас окружают несколько косматых громил в грязной оборванной униформе. Все они радостно скалили зубы. Ульдры.
– Слава тебе, господи! – выдохнул я и блаженно упал на траву. Какие-никакие, а свои ребята.
Я равнодушно смотрел, как один из союзников поднял мой обгоревший рюкзак и вытряхнул содержимое на траву. Теперь это было просто барахло, хлам, а не гарант выживания.
Другой союзник подошел к Щербатину, поднял его и некоторое время удивленно разглядывал. Затем громко захохотал, и остальные тоже начали гоготать. Впрочем, через секунду он бросил Щербатина на землю, начав ожесточенно чесаться.
