Сергей Недоруб - Признаки жизни
— Хочу, — ответил пленник. — Но не могу.
— Почему? Почему, Самопал? Ты смертельно болен?
— Мы все смертельно больны.
— Давай без пафоса. Отвечай, что случилось, или мы поставим точку прямо здесь!
— Хорошо, — сказал Самопал, взмахивая головой и отряхивая волосы с лица. — Ставь.
Шептун держал паузу, но недолго.
— Я не могу отпустить тебя, — сказал он.
— Если я скажу Грачу, зачем все это сделал, то он прибьет меня гарантированно, — медленно проговорил Самопал. — И он, думаю, сделает это так, чтобы ты не видел. И никто не видел. Просто мой труп случайно найдут где-нибудь в выгребной яме или висящим на вершине Когтя. Может, мое тело будет лежать где-то в лесах, и меня случайно найдут сталкеры. Грач спишет на бандитов, будет толкать речи у костра, и все смешают меня с грязью — мне плевать, Шептун, исход все равно один и тот же.
— Нет, — возразил Шептун. — Грач хороший мужик. Зря ты так с ним.
— Хороший. Но он не примет ответов.
— Может, потому, что ответов у тебя нет?
— Может.
Самопал пошел через лес, в сторону Когтя. Шептун обалдело смотрел ему вслед, затем побежал догонять.
— Стой! — сказал он в смятении, но Самопал не останавливался. — Так нельзя! Это же… линчевание получается!
— Такова правда Зоны. Тут нет справедливости, только месть.
— В «Набате» не мстят!
Шептун умолк, чувствуя, как слова заблуждения мигом оборачиваются убийственной ложью.
— «Набат» — это клан, — проговорил Самопал. — А клановая месть всем верховодит. Шептун, «Набат» затем и стал кланом, чтобы получить право на месть, подобную кровной. Собрались мужики и решили, что вместе они стоят больше, чем по отдельности, и у каждого из них стало больше полномочий. Как у религиозной общины, как у государства. Ты утешай себя, сколько хочешь, это ни на что не повлияет. В чем разница между вами и «Лезвиями»? Вы так же готовы резать.
— Мы не делаем этого!
— Но вы не ограничиваетесь тем, чтобы просто носить ножи. Вы держите их наготове, прячете за спинами и фальшивыми улыбками, иногда замахиваетесь ими, открыто угрожаете, порою прикладываете к чужой шее. Вы ищете повода и уже готовы сами спровоцировать войну. Вы перекрыли кислород всем сталкерам Зоны, записав их в бандиты, сочли своим правом вести здесь дела и указывать остальным, что им делать. Шептун, меня тошнит от твоего клана. «Лезвия» отличаются от вас лишь тем, что не стали изматывать вас и ударили первыми.
— Самопал, ты гонишь. Тебе бы сейчас о своей шкуре задуматься.
— Даже если ее с меня сдерут, она все равно останется моей.
Шептун представил себе эту картину, и ему стало дурно.
— У нас равные права, — сказал ренегат. — Нас всех кинули в общую яму. Кто сильнее, тот и выживает.
— Сила не только в том, чтобы замочить всех остальных, — настаивал Шептун. — В великодушии тоже может быть сила. Если тот, кто сильнее в яме, принудительно заставит всех остальных прекратить грызню — разве это плохо? Отнимет общую еду, чтобы действительно разделить ее на всех поровну. Да, это странно, но разве плохо?
Самопал смеялся так долго, то Шептун заподозрил у него помешательство.
— Знаешь, мне как-то не встречался ни один сталкер, который бы сказал, что «Набат» отнял у него хабар, чтобы разделить, — выговорил ренегат, когда успокоился, хотя все еще посмеивался, превозмогая боль. — Хорошую яму ты описал, Шептун. Прямо представил, как идет по Зоне сталкер, видит артефакт в аномалии, достает болт, готовится кинуть и прикидывает, как лучше извернуться, чтобы достать добычу. Но тут из кустов выходит бригада «набатовцев», они отстраняют сталкера в сторону, достают артефакт самостоятельно с помощью опыта и такой-то матери, затем сдувают с него пыль и вручают сталкеру. Что-то я не припомню за «Набатом» такой стратегии демонстрации силы. Любитель кошек, ты слишком добр. Клан отобрал у свободных бродяг право на труд — даже при совке нам оно было гарантировано. Вы не оставили остальным выбора, потому что в Зоне можно жить, только как-то добывая себе на пропитание, воду, медикаменты, не говоря уже о сталкерском оборудовании. Добыть эти ресурсы можно только там, на стене. У военных. Местные склады давно разворованы, через Заслон не пробиться, картошку тут не вырастишь, от кабанов изжога наступит и отравишься скоро. Так что только по обмену. А чтобы тебе дали пожрать, нужно предоставить что-то взамен. Травы, артефакты, части тел мутантов. Но когда появился «Набат», сталкерам ничего не осталось, кроме как выживать. Выживать против вас.
— В Зоне можно жить вполне нормально, тихо, — опроверг Шептун. — Как-то договориться, сбиться в группы…
Он не договорил. Смутные сомнения поселились у него в душе.
— Продолжай, — насмешливо сказал Самопал. — Организоваться, скучковаться, где-то осесть, распределить обязанности. Сделать то, что делает «Набат». Так? Ты столько времени потратил, чтобы призывать всех собраться в клан, что забыл простую вещь: не всем нужен конкретно твой клан. Люди не против общества, но оставь им право создавать свое. А когда позволишь, то смирись с тем, что с руганью между людьми будет покончено, но мир не настанет. Потому что любая проблема перерастет в вооруженный конфликт. Человек против толпы выстоит, только если соберет собственную.
— Волк без стаи, — проговорил Шептун, чувствуя приступ внезапного ужаса. Дернувшись, он пришел в себя и яростно замотал головой. — Я отказываюсь говорить с тобой, — сказал он.
— Господи, какое счастье…
— Раз ты не хочешь, чтобы я вступался за тебя перед Грачом, то не буду. Сообщи ему то, что думаешь о нас. Только я не думаю, что он поймет.
— Он поймет, — саркастично улыбнулся ренегат. — И именно поэтому мне конец.
Коготь.
Шептун издали заметил скалистые вершины, вонзившиеся в небо, но обычного благоговения не ощутил. Возвращение домой не наделяло его не то что радостью, но даже банальным успокоением, не давало перевести дух при мысли, что скоро можно будет упасть в свою палатку, закрыться изнутри и проспать часов восемнадцать. Сталкера мучили совсем другие виды усталости, которые не проходят сами собой, пока не сделаешь нечто особенное.
Что-то еще было не так, помимо самочувствия Шептуна.
— Почему так тихо? — спросил он.
Самопал ничего не отвечал. Было видно, что он не ответил бы, даже если бы вопрос был обращен к нему.
— Эй! — крикнул Шептун, бросившись вперед, к смотровой яме, из которой торчала рука. — Что тут…
Перед ним лежал труп дозорного. Того самого, чьего имени Шептун так и не узнал. Под ним была засохшая лужа крови. Видимо, смерть наступила совсем недавно.
— Что там? — не вытерпел Самопал. Он увидел труп и весь словно сжался. — Черт побери. Шептун, он мертв.
— Да, — сказал сталкер и огляделся. — Почему его не вытащили отсюда? Быть может, наши не знают. И если…
Не договорив, Шептун со всех ног ринулся вперед, сдергивая автомат с плеча.
Его ноздри уловили запах дыма.
Перед пробитой бочкой с водой лежал мертвый Пассатиж. Лицо покойного было безмятежно, руки раскинуты в стороны. Ему повезло — он умер быстро.
Сам источник дыма находился чуть дальше — вернее, их было множество. На месте хижины Дудука осталась куча углей. Тошнотворный жирный дым струился из жилых нор. Из одной из них торчала нога Баунти в том самом злосчастном сапоге, который он так и не починил как следует.
Палатка Шептуна сгорела начисто вместе со всем имуществом. На куче золы остались стоять две палаточные дуги. Было видно, что тут не мародерствовали. Просто все уничтожили.
Тела были разбросаны по всему Когтю. Возле входа в пещеру шефа лежал Сандора, сжавшись в клубок. Видимо, он скончался не сразу. Костер для ежевечернего сбора клана превратился в место массовой кремации. На нем россыпью лежали обожженные скелеты.
Самопал согнулся пополам и начал блевать желчью. Шептун, часто дыша, подошел к пещере и заглянул внутрь.
Голова Грача была насажена на кол и стояла у самого входа. За ней виднелись разбросанные по дну пещеры части тела.
Обратно сталкер вышел, не дыша вообще. У него потемнело в глазах, и, чтобы не потерять сознания, Шептун расцарапал себе щеку до крови.
— Как так? — выдохнул он. — Что тут произошло?
Никто не мог ответить ему. Все были мертвы. Клан «Набат» перестал существовать.
Глава 23
Противостояние
Самопал катался по земле, издавай смех, не похожий на человеческий. Казалось, так смеяться может только взбесившийся заяц. В этих звуках слышался полный спектр эмоций — страх, радость, глухое удовлетворение. Хохот Самопала напоминал шипение, которое бывает от соединения раскаленного камня и ледяной воды.
— Они все мертвы, — говорил ренегат, захлебываясь.
Шептун ударил его ботинком, прямо по лопнувшим губам. Самопал откинулся навзничь, но смеяться не перестал.
