Василий Головачев - Не русские идут
– Берите бинокли и не спускайте глаз с Опухоли.
– Чего они к нам лезут? – угрюмо поинтересовался Доктор. – Эстонцы, татары… Мандель этот. Жили бы дома и жили. Мёдом, что ли, наша земля намазана?
– Какая разница, какой они национальности, – буркнул Хохол. – Думаешь, кацапов среди них нет? Закодировать сейчас можно любого, тем более что любителей лёгкой наживы пруд пруди.
– Философ, – скривил губы Доктор.
– А что, не так? У Хана спроси, он тоже не русский.
– Я русский, – меланхолично отозвался снайпер.
Хохол вытаращил глаза.
– Ты же татарин.
– Татарин, но по мировоззрению русский. Это наша земля, и я хочу её защищать. Если вы учили историю, то должны знать, что только Россия никогда не навязывала свои взгляды, традиции и привычки, позволяя развиваться самобытным культурам, не пыталась задавить и заставить следовать в кильватере собственной национальной идеи.
– Понял? – Доктор поднял палец.
– А? – сказал Хохол растерянно.
Нос и Доктор засмеялись.
– Работаем, – недовольно сказал Тарасов, и вдруг его прошиб ледяной озноб.
Мгновение он стоял, оглушённый новым состоянием, которое характеризовалось двумя словами: «ветер смерти». Потом скомандовал:
– Ноги! Бегом!
Они помчались вниз, не разбирая дороги, прыгая с камня на камень, не спрашивая ни о чём и не оборачиваясь. А когда нырнули в лес, с неба на Опухоль упала металлическая капля и взорвалась!
Река Печенга
Буй-тур
Лагерь решили разбить на пологом подъёме берега, с северной стороны от Опухоли и в полукилометре от палаток неизвестных туристов, установленных по другую сторону водяной горы.
– Там была охотничья сторожка, – сказал Анурий Фокич, когда отряд высадился. – Могли бы и не ставить палатки.
– Пока остановимся здесь, – решил Строев. – Потом посмотрим, что там за туристы, и переберёмся.
– Было бы время, я показал бы вам местные достопримечательности. В Печенге были?
– Нет, не доводилось.
– А в Раякоски? Там красивые церковки стоят. Да и на Луоявре тоже есть что посмотреть, красивое озеро, птицы много.
– В другой раз, отец, – сказал Буй-Тур.
– Да другого раза может и не быть, – огладил бороду старик.
Буй-Тур чувствовал на себе его взгляды, и ему было неуютно, как под рентгеновским аппаратом. Хотя виноватым себя он не ощущал, перейдя границу, за которой было уже невозможно отказаться от сердечных мук и притязаний. Аглая становилась для него всё дороже и ближе, и для неё он готов был на любой подвиг.
– Пойду, познакомлюсь с соседями, – сказал он Строеву, когда отряд расположился на местности и готов был приступить к изучению Опухоли. – Не расслабляйтесь, мало ли кто тут хозяйничает.
– Вопросы безопасности в твоём ведении, – отрезал полковник, – ты и занимайся ими. У нас свои задачи.
Группа вооружилась биноклями и датчиками, побрела к водяному волдырю через каменистую осыпь.
– Я тоже хочу посмотреть, – дёрнула Аглая деда за рукав.
– Вместе пойдём, – согласился он.
– А ты? – обернулась девушка.
– Я ещё успею, – ответил Буй-Тур, прикидывая, брать с собой оружие или не брать.
– Не беспокойся за палатки, – понял его по-своему Анурий Фокич, – ничего с ним не случится. Я на всякий случай накинул на это место закло недоступа.
– Что?
Гамаюн усмешливо сверкнул глазом.
– Заклинание такое, – пояснила Аглая. – Никто не подойдёт, ни зверь, ни человек. Идём с нами, всё равно те зелёные палатки стоят по ту сторону Опухоли, тебе мимо идти.
– Пожалуй, – согласился Гордей, озадаченный откровениями старика. Ему говорили, что проводник далеко не прост, однако по всему выходило, что старший Гамаюн, знающий заклинание (закло, м-да) недоступа, не просто заботник местной Общины, он – волхв!
Группа двинулась к водяному пузырю, устроившемуся в узкой расселине, которая зигзагом спускалась к реке, точнее, к длинной неширокой бухточке Долгая Щель.
Берег бухты в этом месте был обрывист и каменист, а Опухоль выдавилась из раскола берегового утёса, поэтому увидеть её со стороны было не просто. Но поскольку неизвестные любители природы остановились точно в этом месте, это наводило на мысль, что они хорошо знали его координаты.
Подошли к обрыву, остановились, разглядывая прозрачный водяной пузырь, форма которого действительно напоминала каплю воды, увеличенную в десять тысяч раз, съехавшую набекрень с гористого уклона.
Пинский, возбуждённый до крайности, начал фотографировать удивительный объект, его сослуживцы также приступили к работе, не желая терять времени. Они тоже были заинтересованы, но не показывали вида. Капитан Няндома вообще никогда не проявлял своих чувств, оставаясь равнодушно-спокойным в любой ситуации, а полковник Строев слишком долго занимался изучением археологических артефактов, чтобы относиться к ним с мальчишеским восторгом.
Аглая увязалась за ним, попросила бинокль. Было видно, что девушка ошеломлена открытием не меньше лейтенанта Пинского.
– Знаешь, что это такое? – кивнул на Опухоль Анурий Фокич.
Буй-Тур помедлил, находясь в необычном для него состоянии стеснения, относящегося не столько к природному феномену, сколько к своему положению.
– Знаю.
– Ключа здесь нет.
Буй-Тур пристально посмотрел на старика.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, – ответил Гамаюн тем же тоном, каким только что отвечал он сам.
– Бывали здесь? – догадался Гордей.
– Как только вылез Айске-Тиермес.
– Кто?
– Так саамы-лопари называют страшного бога-громовника, за которым стоят разрушительные явления природы.
– Значит, мы опоздали?
Гамаюн понял, глянул на каменный гребень за Опухолью, за которым прятались палатки туристов.
– Вчера ещё их не было.
– Вы… уверены?
– Сынок, коли я говорю – не было, значит, не было. Мы тут прошустрили первыми, как только узнали про Опухоль, и закрыли этот район непроглядом. Но, видать, нехорошие люди за границей прознали про нашу находку и послали своих варнаков проверить.
– В таком случае, если они ещё здесь…
– То ищут известный нам предмет.
– Пусть ищут, это хорошо.
– В связи с чем у меня вопрос: коли они задумают лихое дело…
Буй-Тур улыбнулся.
– Пусть попробуют.
Гамаюн смерил его оценивающим взглядом.
– Прости, сынок, не сразу сообразил. Ты из обережников, витязь?
– Ц-с-с! – Гордей прижал палец к губам. – Об этом никто не должен знать. Хотя я только посвещён в бративои, ещё не витязь. Встречный вопрос, отец: Опухоли, насколько мне известно, вылезают из сохранившихся старых тоннелей, значит, здесь находится один из таких подземных ходов?
– Верно.
– И по нему можно добраться аж до полюса? То есть до затонувшей Гипербореи?
– Зачем тебе это? Я имею в виду – добираться до Матери нашей?
– Почему же, интересно… хотелось бы увидеть.
– Что?
Буй-Тур смущённо рассмеялся.
– Да я и сам не знаю что. Столько читал о прародине нашей, столько слышал, а почти ничего не видел.
– Вон, посмотри.
Гордей проследил за взглядом старика и увидел на гребне, как раз напротив Опухоли, пирамиду из камней.
– Ух, ты! Как кто глаза отвёл. Неужто сейд?
– Ему поболе двух тысяч лет будет, саамы отметили вход в пещеру, откуда начинается ход в тоннели. Ходы эти берегут чахкли, подземные жители.
– Легенда?
– С одной стороны, легенда, с другой – сущая правда, хотя жители эти всего лишь полевые фантомы, как нынче выражается учёная братия. Все следы деятельности предков наших были сокрыты теми, кто желал возродить былое могущество постлемурийской цивилизации.
– Жрецами?
– Жрецы были разные, и светлые, и тёмные.
– Но выжили только тёмные, нет?
Гамаюн хмыкнул.
– Может, и светлых доведётся узреть. Нынешние жрецы не те, что были прежде. Им нужна власть. Мы ещё поговорим с тобой на эту тему.
– А почему древние цивилизации погибли? Я имею в виду те, что были до Гипербореи?
– Уровень полученных в древности знаний превышал нравственный и этический уровень их носителей. Вот природа их и «сбросила» в небытие.
Подбежала раскрасневшаяся Аглая.
– Что стоите как истуканы? Неужели не интересно? Чудесная капля! В ней есть какое-то дыхание, и ещё она что-то скрывает, манит, так и хочется туда проникнуть.
Мужчины переглянулись.
– Манит она не только нас, к сожалению, – проворчал Буй-Тур. – Любуйтесь пока, а я пойду побеседую с туристами, или кто они там есть.
– Можно, я пойду с тобой?
Гордей нерешительно посмотрел на Анурия Фокича. Тот усмехнулся.
– Не помешает, Гордей Миронович?
– Чего хочет женщина, того хочет бог, – ответил Буй-Тур поговоркой.
Аглая рассмеялась.
– Ой, спасибочки, защитил. Истина не всегда глаголет устами младенца, изредка мужчины тоже способны её изрекать.
– Во как, – снова улыбнулся Гамаюн. – Внучка у меня востра на язык, намаешься с ней. Не больно-то она привечает мужчин.
