Мария Семенова - Уйти вместе с ветром
Глаза Каменщика становятся особенно похожими на полированную бирюзу, когда он садится перед скалой и начинает в неё смотреть. Именно так: не на скалу, а в неё. Внутрь. Тогда у него расплываются зрачки, а скала делается полупрозрачной, точно волокнистый кисель. Постепенно взгляд Каменщика проникает всё глубже, он видит трещины, по которым сочится вода, а за ней от поверхности тянутся корешки. Корешки ползут медленно, но на фоне неспешной жизни камней поспевают чуть ли не бегом.
Наблюдать за их ростом Каменщику неинтересно. Он путешествует дальше, туда, где наслаиваются разные породы скал, а в них тянутся цветные рудные жилы и смутно мерцают кристаллы, заключённые в шершавые желваки. Здесь ему дышится легко и спокойно. Когда-то он лишь наслаждался узорами скальных глубин, потом выучился их изменять. В итоге люди то забрасывали внезапно иссякшие выработки и карьеры, то обнаруживали нечаянные богатства в оползнях, случившихся на заднем дворе. Каменщику было всё равно.
Одно время ему нравилось отслеживать подземные коридоры, тянувшиеся к вершине большой трещины. Кто их проложил и когда — Каменщик не имел никакого понятия, да его это и не волновало. В тех коридорах было много людей. Молчаливых и неподвижных. Когда-то все они двигались и говорили, но потом пропитались соками земли, перестали двигаться и обратились в камень. Вместе с одеждой, на которой ещё можно было различить тёмные и светлые полосы. Каменщик удивился этому, но мимолётно. Наверно, решил он, люди пробивали свои коридоры, стремясь к сплетению земных сил, некогда разорвавших неподалёку пласты. Трещина уходила прямо вниз, туда, где всё плавилось. В первый раз забравшись сюда, Каменщик почувствовал себя пловцом, который, оказывается, до сих пор барахтался на мелководье, а здесь под ногами была настоящая бездна. Из любопытства он дважды совался туда, но оба раза отступал. Напряжение сил, пронизывавших недра, оказалось чересчур велико даже для него. У земли — в смысле, у всей Земли — были свои вены с артериями, и здесь билось одно из сердец.
Полосатые люди, похоже, хотели пить силу непосредственно из этого сердца, но не справились, и она обратила их в камни. Что случилось бы с ним самим, вздумай он подойти слишком близко, Каменщик просто не знал. Не то чтобы он боялся, нет. Ему было, пожалуй, без разницы. Просто камни, сквозь которые ему так нравилось скользить, ещё не всему его научили. Поэтому в бездну он пока не стремился.
Худенькая француженка помещалась на сдвинутых кроватях, утопая в подушках и одеялах, которые Альберт натащил со всей гостиницы. Загипсованная рука важно возлежала поверх всего на какой-то распорке.
— Я похожа на чучело? — спросила Эдит и улыбнулась Кристине.
Тина ответила честно:
— Вы похожи на королеву на троне.
— Есть две стороны вопроса, — перешла к делу Эдит. — Чего они хотят? И что они могут?
Тина ответила быстрее, чем Альберт успел перевести.
— Хотят, чтобы их оставили в покое.
— Ты должна понимать, что в сложившихся обстоятельствах это уже невозможно, — вздохнула Эдит. — Как только я отсюда выберусь, я подниму все известные мне сообщества и организации, включая ЮНЕСКО. Но Россию, желающую осваивать свою собственную территорию, никто не сможет остановить…
— В лучшем случае сделают резервацию, как для индейцев в Америке, — предположил Альберт.
Эдит покачала головой.
— Не успеют, — сказала она. — Да и побоятся. Индейцы на тот момент — это было, как ни крути, прошлое континента. А здешние ребята… Что они такое? Куда направлен вектор и что будет завтра?
Маховик государственной машины раскручивается неспешно. Особенно в тех случаях, когда следовало бы поторопиться. Но если уж он взялся набирать обороты и тут выясняется, что под него что-то попало… Или кто-то…
«Не успеют», — колоколом отдалось в голове у Кристины.
— Чтобы попытаться хоть что-то предпринять, — говорила Эдит, — я должна знать как можно больше…
— Я должна знать…
Это было не эхо. От дверей шагнула Зинаида.
Альберт сделал такой жест, как будто хотел заслонить Эдит собственным телом. Француженка досадливо повела здоровой рукой.
— Сядьте куда-нибудь, Зинаида. И, ради всех святых, не пугайте девочку своим космическим экстремизмом.
— Чья бы корова мычала… — вполголоса буркнула Зинаида. Дескать, чего ещё ждать от гринписовцев. То они лезут под пули, спасая китов, то оказываются с переломанными костями на гостиничных подушках вообще неизвестно из-за чего. И хорошо ещё, что на подушках.
— Кристина, — через Альберта повторила Эдит, — расскажи мне, пожалуйста, как и откуда они сюда попадают.
— Из самых разных мест, — ответила Тина. — Зов действует только на тех, кто… Я не знаю, как сказать… В фильмах их обычно называют мутантами, но, по-моему, это как-то неправильно… Их приводят проводники. У них самих всё по виду нормально, но они тоже… не очень ладят с этим миром. Они… Да вы же ведь помните Жука и Букашку? Ну, тогда, на бензоколонке? Тётя Сандра их ещё… Жук — он беспризорник, жил на улице, как ваш Гаврош. Он — проводник. А Букашка вроде как чувствует радиоволны. Они для него типа как нити в пространстве. Он их слушает и спокойно разбирает, о чём гудит каждая нить. Я, может, плохо объясняю, но, в общем, для Интернета ему компьютер не нужен. И так может прислушаться и прочитать любое письмо, а может ниточку подёргать — и передать… Какой-то прямо человек будущего…
Кристина беспомощно улыбнулась, а взрослые невольно задумались, какого шороху в Сети — и не только в Сети — мог бы наделать этот малыш, если бы вдался такой целью. Если? Чего доброго, тут как с летящим на нас астероидом. Не «если», а «когда»…
— Ты сказала, Жук — беспризорник. А этот Букашка, он кто? Где они познакомились? Как возникает эта общность с проводником?
— Букашку Жук нашёл на вокзале. Тому было всего четыре года, он потерялся. Жук взял его к себе, перебрался в другой город, прятал от милиции, чтобы не забрали в приют…
— То есть всё это время Букашку ищут? Или теперь уже, скорее всего, оплакивают родные?! — ужаснулась Эдит. — Какой кошмар!! Надо обязательно попробовать их разыскать! Ему было четыре года, значит, он способен многое помнить — имена родителей, улицу, где жил, какие-то приметы…
Кристина покачала головой:
— Жук думает, что Букашку не потеряли, а бросили, как его самого. Его ведь когда-то мамка привела на вокзал… — (Выговорить «мать» или «мама» у Кристины не повернулся язык, точным словом показалось именно «мамка».) —…посадила на скамейку, купила ему булку, а сама села на поезд и уехала. С тех пор он вообще никому не верит…
— Ужасно, ужасно. — Эдит прикрыла ладонью глаза. Может быть, ей вспоминались аналогичные случаи, имевшие место в цивилизованной Франции. Там ведь тоже очень разные люди живут.
Зинаида воспользовалась паузой и спросила:
— От выстрела Аркадия действительно кто-то погиб?
— Да, — ответила Кристина. — Его звали Жадина. Ему было двенадцать лет. Он собирал всякие вещи. Пуговки, фантики, всё что угодно. Раньше он жил в канализации.
— А что он делал среди датчиков и ловушек?!
— Он следил за вами, чтобы подобрать или даже украсть красивые упаковки, которые могли бы остаться после вашего пикника. Жадина перед вылазкой говорил об этом другу. Когда всё случилось, тот унёс Жадину и похоронил на берегу моря. Теперь там бывает сиреневый туман…
Зинаида закрыла лицо руками. Эдит прямо на глазах постарела на несколько лет.
— Мы все вместе убили этого ребёнка, — после долгого молчания проговорила она. — Искупление принял Аркадий. Это очень по-русски. Хотя бы ради него надо сделать всё, чтобы остановить дальнейшее…
— Аркадий был прав, — сказала Кристина. — Среди них есть такие, кто хотел отомстить. И сейчас хочет. Как я понимаю, не только за смерть Жадины… Вообще…
— Зинаида, у вас есть дети? — внезапно спросил Альберт. Голос был шершавый, как наждак.
Женщина отрицательно помотала головой.
— И у меня нет, — продолжал он сквозь зубы. — И у Эдит тоже… О! Мы очень развитая цивилизация. Мы научились очень многим ловким вещам. Расщеплять атом, строить луноходы и нанороботы, которые ползают по кровеносным сосудам. Мы, взрослые, даже обучились быть одинокими и не умирать от этого! Но при этом, кажется, потеряли одно, зато основополагающее для выживания вида умение — выращивать своих детей!
— Там есть одна девочка, — сказала Кристина. — Её зовут Вещь. Её не теряли и не выбрасывали. Она жила с родителями. Потом ушла…
— Вот именно, — как будто даже обрадовался Альберт. — Если дети у нас всё-таки случаются, мы умеем неплохо обеспечить их. Не только самым необходимым, но и массой всякого лишнего. Барахлом, развлечениями, информацией, впечатлениями… и прочими суррогатами нашей любви. Но мы разучились воспитывать их в семье, причём так, чтобы им хотелось и они имели надежду, выросши, быть не такими одинокими, как мы сами…
