Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды
– И ты меня спрашиваешь, почему я не люблю мутантов? – она посмотрела на молчавшего Азамата. – У нас есть такое?
– Какое? – Пуля покосился на нее.
– Людей отдавать мутантам? Что-то не заметила у девочек хотя бы каких-то изменений.
Пуля сел рядом с ней, достал оселок и принялся за нож.
– Ты можешь не любить горком и саму партию, Абдульманов, но не признать сейчас мою правоту не сможешь. – Женя подняла глаза на пассажиров «Арго». Те слушали и угрюмо молчали. – Из наших никто и никогда не продавал людей, никогда. Или есть что сказать по этому поводу?
Азамат кивнул, усмехнувшись. Потрогал лезвие, довольно цыкнул и погладил Саблезуба. Хотя коту ласки досталось с лихвой. Страхолюдный зверь, растянувшийся на тюках, с самого отплытия был не один: дети, поодиночке и кучкой, окружили зверюгу, осторожно гладили, опасливо косясь на когти и клыки. Кошак порой лениво зевал, заставляя вздрагивать родителей маленьких водников, но пока ни разу даже не зашипел.
– Скажу. – Азамат почесал Саблезуба за ухом. – Обязательно скажу.
– Так говори, чего молчать?
– Ну, хорошо. Значит, девочки без изменений…
– Да!
– Хорошо. Первое, лейтенант: все три девушки имеют мутации. И это так же точно, как твое собственное звание, или то, что Петр Ильич хладнокровный и расчетливый карьерист, не гнушающийся любыми способами для достижения цели. Это река, старлей, и живущие по ее берегам меняются уже двадцать лет кряду. Она не страшна только таким как мы с тобой, приходящим и уходящим. Смекаешь?
Уколова фыркнула.
– Второе… – Азамат прищурился, глядя на реку. – Скоро прибудем. Так вот, второе. Ты обратила внимание, как спокойно движется судно? Вроде полная река всяких там ее жителей, так и желающих покушать пассажиров и экипаж. А мы плывем и плывем. Но так не везде. Здесь реку контролирует Дагон и его дети. Отсюда плавно вытекает и третье, почему девушки ушли довольно спокойно. Заметила?
– Они плакали.
– Конечно, лейтенант, они плакали. Страшно, неизвестно, да и мерзковато. Ну и что? С Дагоном никто не связывается по пустякам, и никто не хочет воевать с ним. Я знаю очень мало, но и этого хватает, чтобы разобраться. Никто из водников не может гарантированно сказать о сроке своей жизни, это же река. А у него девушки проживут относительно долго и счастливо, выполняя какие-то дела по хозяйству и рожая детей. Плохо это? Я не знаю.
– Это жестоко, Абдульманов.
– Да ладно? – Пуля нехорошо прищурился. – А держать в вашем изоляторе девочку пяти лет не жестоко? А выгонять мутантов республики на самые опасные работы, порой не давая им даже химзащиты и противогазов там, где они нужны, не жестоко? Отнимать детей у родителей из-за, страшно сказать, шести пальцев на руке, это милосердно, что ли?
Уколова сжала губы в ниточку, понимая его правоту. Крыть стало особо нечем.
– Ты посмотри вокруг, на них вон посмотри! – Азамат обвел глазами так и молчавших водников, сидящих на палубе. – Люди же не умеют жить спокойно. Все врагов ищут. Стало хорошо, жирок наели? Не беда, найдем врагов, чтобы стать еще жирнее. Или, наоборот, похудеть. Река эта, гребаный Большой Кинель, сама по себе такой стала? Мне как раз в поселке их рассказывали старики, что тут разве что на байдарке плавать можно было до Войны. А сейчас? И из-за чего все?
– Из-за чего? – Женя посмотрела на обычно молчаливого Пулю слегка удивленно.
– Из-за жадности человеческой и из-за поисков врагов от той же жадности. Жили бы себе, не тужили, так нет, кто-то и что-то кому-то всегда должен. Херак, ракетами друг по другу – милое дело. Вроде бы после такого надо головой бы подумать, да и успокоиться. Хрен на воротник же… в одном селе русских татары не любят, в другой деревне русские башкир, в третьем пригороде башкиры чувашей выживают. Здорово, что сказать. Так и надо, честное слово.
Водники, поняв, что про мутантов речь закончилась, начали отсаживаться, все в таком же молчании. Только дети чего-то выдумали и смеялись.
– А как, на твой взгляд, должно быть? – Женя погладила кота. Тот удивленно вздрогнул, и понюхал руку, легонько кольнув усищами. Спорить ей неожиданно расхотелось.
– Да жить просто надо по-человечески, вести себя как положено. Тогда, глядишь, и не придется считать татар хитрыми, русских пьющими, а башкир еще какими-нибудь.
– Ты прямо космополит с задатками диссидента, – фыркнула Уколова. – Чего ж тогда он, если поступил как положено и столько жизней спас, злится, а?
И кивнула в сторону Зуича, выпустившего очередную бурую струю табака.
– Я бы тоже злился. – Азамат почесал Саблезубу под нижней челюстью. Кот заурчал уж совершенно как работающий дизель и начал ловить пальцы друга лапами. – Стыдно же все равно. Взять девочек, очень даже таких из себя ничего, и отдать этому упырю за проход. Понимаю его.
– Надо же…
– Ну да. Зуич хочет «Арго» броней закрыть, подкупить боеприпасов и оружия кой-какого, да и выжечь Дагона со всем потомством. Думаю, что с ним пойду, если что.
– И как же мир во всем мире и человеческие отношения?
– Хм… Это понятно, но тут же компромисс. Доволен текущей ситуацией только Дагон, а это неправильно. О, приплыли.
Женя посмотрела на берег. Вечерело, и по курсу замаячили первые огоньки.
«Арго», пыхтя машиной, плавно забирал вбок, к небольшому пирсу. Люди («Нет, водники», – поправила себя Уколова) зашевелились, оживленно загомонили. Она оглянулась, туда, назад, на реку, полную опасностей – не верилось в легкость прохождения куска пути.
Семка, весь остаток плавания торчавший на корме, радостно помахал ей. Уколова дернула щекой, немного злясь на себя. Восхищенного юного поклонника только не хватало.
С левого бока, вынырнув из глубины, мелькнул бурун. Длинное блестящее тело, с вытянутыми острыми конечностями, прижатыми за плавниками, мелькнуло и ушло в глубину без всплеска. А от Семки остались лишь несколько капель крови. Уколова выронила автомат, шлепнулась на задницу, отбив ее и совершенно не заметив боли.
– Твою мать! – Зуич, косящийся назад, выругался, сочинив сложную трехэтажную руладу. – Да как так-то, как?!!
Уколова, чуть шатаясь, подошла к борту, глянула вниз. Никого, ничего. Черная вода, волнующаяся из-за «Арго». Азамат, уже стоявший за спиной, пожал ей плечо.
Зуич подвел судно аккуратно и ровно. Пирс, обшитый бревнами с остатками покрышек на них, вздрогнул от толчка бортом. Водники, стоявшие на берегу, надвинулись, радостно махали прибывшим. Уколова с Пулей спустились на берег последними. Шкипер «Арго», жадно глотнув мутного самогона, бросил Азамату ключ от своего дома и убрал сходни.
– Пить будет полночи. – Азамат сплюнул. – Пят’як! А нам ведь плыть еще…
Женя кивнула, идя за ним и механически оглядываясь.
Поселок, довольно большой, ютился по берегу реки. Домов сто, не меньше, теснившихся на пологой горке, окружал тын. Стеной не очень-то высокий забор из бревен называть не стоило. Именно тын.
Дома тоже смотрелись так, тяп-ляп на скорую руку. Где из неровных обломков кирпича, где из дерева, обшитого железом или досками. Крыши из дранки или неровных кусков жести вперемешку с совершенно выцветшими участками профилированного настила. Неуютный, хлюпающий грязью поселок. Вода по берегу, вода сверху из туч, вода в лужах на земле. Истинный рай для людей, ставших водными мутантами.
На них, вернее, на нее, оглядывались. Пару раз Уколова слышала даже злой шепот за спиной – ну, тут сама виновата, громко и вслух высказывала мнение о мутантах. Это какой же авторитет здесь и у Зуича, и у Азамата, что никто теперь ничего и не скажет?
Саблезуб спокойно трюхал впереди, лишь порой недовольно отряхивая лапы и явно зная дорогу. Женя шлепала за ним, порой спотыкаясь обо что-то, скрытое под жирной черной грязью. Азамат успевал подхватывать и, в конце концов, обогнал, потащив ее на буксире.
– Нам сюда, – он кивнул на крохотную хибару, построенную из бревен, – дошли.
Она только кивнула.
Внутри оказалось на удивление уютно, хотя и стыло. Азамат, поставив сапоги у двери, сразу же прошел к печи. Растопка занялась тут же, а дрова, сухие и нарубленные загодя, быстро застреляли, разгораясь. Пламя гудело ровно, печь потихоньку согревалась, даря дому и людям тепло.
По стенам, сбитым из неровных досок, Зуич натянул веселенькую, синюю в желтый цветочек, клеенку с несколькими прорехами.
Женя села на широкую низкую кровать, сколоченную надежно и прочно. Виновато покосилась на оставленные следы. Черные и влажные, они заблестели, как только Пуля запалил керосиновую лампу.
– Тряпка тут знаешь где?
Пуля кивнул.
– Где?
Тот вышел в крохотные сени, чем-то погрохотал и вернулся.
– Ты отдыхай, сам уберу.
Женя кивнула.
– Откуда керосин?
– Из Кротовки. Это форт по железке, чуть дальше нужного нам места. Откуда он там – не знаю. В Кротовке делают топливо, но не жидкое. Достают из земли какую-то пластичную массу, сушат, делают брикеты. Думаю, что керосин откуда-то дальше, торгует какой-то умный человек, что научился добывать нефть и ее перерабатывать.
