Один в поле воин - Тюрин Виктор Иванович

– Время! Две недели прошло, а где результаты?! Вам что, годы нужны для раскрытия дел?! Ты так и скажи, полковник! Я тебе живо замену найду, а самого… в архив спишу! Вот там ты сможешь работать не торопясь! Бумажки перекладывать. Как тебе это?!

«Да что это с ним сегодня? С женой поругался или снова язва начала беспокоить?»

– Что молчишь, полковник, или сказать нечего?!

– Есть что сказать, товарищ генерал. Думаю, что через два-три дня смогу сказать вам по Тейлору, есть у нас одна зацепка. Только сейчас хочу снова вернуться к книге. Я тут подумал и решил, что это не просто книга, а своеобразный ключ. Сергей Полевой, подполковник, явно знал о тайне книги, причем она представляла для него большую ценность, раз он отправил ее брату, в Москву. Отсюда напрашивается вывод, что тут речь идет не о секретных немецких архивах, а что она является ключом к какому-то тайнику с сокровищами. Это может быть все что угодно. Сейф в зарубежном банке или подземный бункер в горах. Я так понимаю, что именно за этим богатством сейчас идет охота.

Стоило полковнику озвучить свой вывод, как нахмуренное лицо генерала разгладилось.

– Сокровища? – генерал на какое-то время задумался, переваривая сказанное, потом сказал: – Знаешь, Николай Константинович, а в свете этого факта все твои предположения выстраиваются в одну цепочку. Правда, за исключением американского парнишки. А если еще предположить, что он случайно влез в чужую игру, то тогда действительно все становится на свои места. По Валентайну что-то новое у нас есть?

– Кроме того, что я сказал, нет. Кстати, все эти факты он подтвердил в школе, где выступал.

– Какой еще школе?

– Его наш ВОКС в школу пригласил, на встречу с советскими школьниками. Он там был с Марией Вильсон.

– Вот оно как. Ясно. Вот ты мне скажи, Николай Константинович, нашей стране нужна валюта?

– Еще как нужна, товарищ генерал. Вот только этот тайник, скорее всего, находится за рубежом.

– Это уже другой вопрос. А где сейчас этот мальчишка?

– Едет с Вильсонами в Испанию. Или уже приехал.

– Зачем Генри Вильсон едет в Испанию?

– Есть основание полагать, что американцы, отменив дипломатическую блокаду Испании, попытаются наладить политические и экономические связи с правительством Франко. Возможно, пойдет речь о размещении на испанской территории американских баз с атомным оружием.

– Им обоим наша советская страна, как нож у горла, да и кому, как не американскому империализму можно найти общий язык с фашистами Франко. Ладно, это уже чистая политика, а мы снова вернемся к нашему делу. Скажи мне вот что: Вильсон едет как официальный представитель американского правительства или как частное лицо?

– Официального заявления американцы не делали, к тому же он с женой и племянником, и только это одно говорит, что едет надолго, так что вполне возможна такая вероятность, что сенатор направлен постоянным эмиссаром от правительства США. К тому же нам известно, что Генри Вильсон еще до войны лично встречался с Франко, а значит, его кандидатура была заранее согласована с диктатором. Правда, тут возникает один непонятный вопрос: почему советник президента Америки, сенатор, находящийся на пике политической карьеры, вдруг все бросает и едет в Испанию?

– Действительно, как-то все странно выглядит. Соберите все, что возможно, на Генри Вильсона. Обратите особое внимание на связь сенатора и его жены с ЦРУ. Там такие ублюдки работают, что вполне могли эту супружескую пару посадить на крючок.

– Будет сделано, товарищ генерал.

– Теперь пора подводить итоги нашему разговору, Николай Константинович. Только коротко. Сам знаешь, наше начальство не любит длинных разговоров.

– Если коротко, то у нас шла схватка империалистических хищников за книгу, которая является ключом к нацистским сокровищам. При этом не забудьте прибавить, товарищ генерал, что крайне непрофессионально сработали наши смежники, которые неправильно оценили обстановку, а в результате упустили книгу и одного из главных подозреваемых – Майкла Валентайна.

– Я тебя понял. Значит, в таком ключе… – хозяин кабинета задумался. – Нас, конечно, не похвалят, раз никого не взяли, но при этом, думаю, сильно ругать не будут.

– Не будут, товарищ генерал, да и трупы засланных к нам агентов империализма в наличии, а кто их отправил на тот свет, это дело десятое. Главное, сам факт есть. Да и дело не мы начинали вести, а так сделали все, что могли.

– Ты убийство Тейлора точно раскрутишь?

– Раскручу, товарищ генерал. Только большая просьба, не берите сразу за горло, дайте время.

– Да ладно. Будет тебе время. Теперь вот что. Сегодня, в шесть вечера, мне надо быть на совещании, у самого, – и хозяин кабинета показал пальцем на потолок, – поэтому к четырем часам у меня на столе должна лежать докладная записка о Генри Вильсоне. Там должно быть все, что ты мне говорил. Американские базы. Атомное оружие и все такое. В свете напряженных международных отношений с миром капитализма наше начальство очень остро реагирует на подобные уколы империалистов. Понимаешь?

– Не совсем.

– Попробую получить разрешение поработать по Генри Вильсону, исходя из твоей записки.

– Вы правы, при подобном изложении дела нам могут не отказать.

– Кто у нас в Мадриде?

– Есть несколько агентов с хорошими связями и выходом на подполье, а через них, при желании, можно связаться с партизанами.

– Испанские товарищи? Вот их и надо будет привлечь к операции, но только в связи с Майклом Валентайном. Нам здесь никак нельзя подставляться.

– Сделаем, товарищ генерал. Я так понимаю, что они должны будут наладить слежку за мальчишкой, но как быть, когда на него выйдут те, кому нужна книга?

– Надо, чтобы наш человек был рядом в этот момент. Вот это ты и должен обеспечить, полковник. На этом пока всё.

– Разрешите идти?

Наше путешествие по Европе нельзя было назвать увлекательным и комфортным. Страны только-только начали восстанавливаться из руин, несмотря на пять лет мирной жизни. Карточки, разруха, эпидемии, острая нехватка лекарств, продовольствия и товаров первой необходимости.

Мы видели развалины городов, заброшенные поля, унылые и растерянные лица людей. Мы недолго пробыли в Германии, дожидаясь самолета во Францию, но двух суток хватило, чтобы понять, как плохо живут немцы. Особенно плохо было с продуктами. У немца считалось за счастье получить по карточке маргарин вместо комбижира.

В Париж прилетели первого марта, остановившись в хорошей гостинице. Посмотришь, вроде все хорошо. Солнышко ярко светит, и если нет порывов прохладного ветра, то даже припекает. Эйфелева башня, Лувр, Елисейские поля – все это мне доводилось видеть еще в той жизни, но сейчас все смотрелось как-то иначе, по-другому, словно не так ярко горела искра задора и беззаботности в парижанах, которая делала всех француженок изящными прелестницами, а мужчин, через одного, донжуанами. Причем не только я, но и Мария, которая до этого никогда не была во Франции, сумела это заметить. С продуктами здесь было куда лучше, чем в Германии, но для этого нужны были деньги или связи, иначе вместо настоящего кофе вам придется пить суррогат.

Прожив в Париже неделю, мы ходили по городу, ездили в красно-черных такси и смешных автобусах с открытой задней площадкой, а когда уставали, отдыхали, сидя в многочисленных городских кафе. Мы не только осмотрели город, но и объездили все его окрестности. Посмотрели Версаль, побывали в Венсенском замке. Все это время я постоянно проверялся, но слежки за собой так и не заметил. Да и интуиция молчала. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, так как те люди, которым была нужна книга, знали конечную точку нашего маршрута и собирались ждать меня там.

Наши дни в Париже прошли ровно и спокойно, за одним-единственным случаем, которым стала маленькая певичка, девочка-француженка, лет восьми. Мы уже заканчивали ужинать в кафе, расположенном недалеко от нашей гостиницы, как дверь открылась, и на пороге появился прелестный ангелочек с большими голубыми глазами и светлыми волосами. Прошла, сняла свое пальтишко и берет, затем встала в проходе и запела детскую наивную песенку о цветке, который скоро погибнет, потому что пришла осень. Малышка сумела удержать нужный тон и грустное выражение лица. Немногие посетители с удовольствием ей хлопали, стоило ей закончить. Я повернулся к Марии, чтобы похвалить маленькую певицу, как заметил на ее глазах слезы и растерянность на лице Генри. Ничего не сказав, снова повернулся к девочке, начавшей петь новую песенку. Она называлась «Море».