Илья Одинец - Импланты
Второй по важности обязанностью считалось наведение порядка на улице: следовало подмести асфальт, подстричь ветви разросшегося кустарника, собрать пустые бутылки, которые молодежь любит оставлять вдоль дороги, раз в год полагалось красить скамейки и качели на детских площадках, а каждую весну белить деревья и столбы.
Несмотря на неприглядность работы, Федор старался выполнять ее тщательно и аккуратно, так, чтобы потом не было стыдно, и чтобы при очередной проверке единственным поводом для крика начальника оказался неухоженный вид самого дворника.
Хотя Сомов старался следить за собой, выглядеть не как «мусорщик» у него не получалось. Щетина отрастала слишком быстро, денег на стирку одежды хватало только если стирать раз в две или три недели, а от специфического запаха избавиться не получалось вовсе.
Закончив с уборкой улиц, Федор направился к «Зажигалке» — небольшому двухэтажному домику с балконом и колоннами перед входом. Между колоннами висела яркая неоновая вывеска «Эротический бар ЗАЖИГАЛКА». Света от этой вывески хватало, на освещение лишь малой части полукруглой площади. Вторым относительно светлым местом на площади был фонарь. Он находился метрах в двадцати от здания, но и он светил лишь «себе под нос», освещая зеленый мусорный бачок, доверху заполненный пустыми пивными банками и окурками.
Сегодня под фонарем лежал человек.
Сомов поставил ведро, но метлу на всякий случай прихватил с собой. Издали он не разглядел, что за человек лежит рядом с мусорным баком, может, просто пьяница, а может, очередной забияка, которого бдительная охрана выставила из бара за агрессивное поведение.
Приблизившись на пару метров, Сомов прищурился. Он определенно видел на голове лежащего на асфальте незнакомца что-то красное. Кровь?
Когда Федор был уже готов отложить метлу и броситься человеку на помощь, его опередили — из-за угла вынырнул еще один мужчина и направился к лежащему.
«Ну и ладно, — подумал Сомов, — без меня разберутся». Однако никуда не ушел. Ему хотелось знать, жив ли пострадавший, или придется вызывать неотложку. Но незнакомец вовсе не собирался помогать пострадавшему. Как только он подошел к фонарю, хищно оскалился щербатым ртом, опустился на колени, закатал рукава грязного бушлата и стал обыскивать беднягу.
— А ну, отойди от него!
Федор передумал расставаться с метлой, наоборот, удобнее перехватил ручку, чтобы при случае ею можно было обороняться, и направился к бомжу.
Пострадавший оказался молодом парнем в спортивном костюме. На голове его оказалась не кровь, а всего лишь красная бандана, а вот нос действительно был разбит. Подробностей Федор не рассмотрел, потому что был возмущен действиями незнакомца. Да как этот уродец может думать о наживе, когда человеку плохо?! Парень, кажется, пришел в сознание, по крайней мере, он попытался поднять руку, но тут же сморщился от боли и обмяк. Может, у него сотрясение мозга или перелом…
— Пшел отсюда!
На выкрик Сомова бомж не обратил никакого внимания, хотя нет, обратил — стал еще активнее шарить по телу пострадавшего, разыскивая деньги.
— Отойди от него, кому сказано! — Федор подскочил к ворюге и ударил его метлой по спине. — Вали, сказал!
До бомжа, наконец, дошло, что на сей раз поживиться не получится, и он отбежал в сторону, так и не успев добраться до вожделенной добычи.
Дворник склонился над парнем и озабоченно спросил:
— Ты как? Встать можешь? Давай помогу.
Федор протянул незнакомцу руку, но тут же одернул, вспомнив, что так и не снял рабочие перчатки.
Парень кивнул и воспользовался помощью. Рука его оказалась сильной, а сам он необыкновенно тяжелым. Сомов залез под фартук и вытащил из кармана штанов носовой платок.
— На вот, вытрись.
— Спасибо, — незнакомец приложил платок к носу и поморщился, — вы мне очень помогли.
— Да уж. Если б не я, не видать тебе денег. Домой добраться сумеешь?
Федору стало жалко парня. Мало того, что у него были проблемы с глазами — правый смотрел на фонарь, а левый прямо в лицо дворника, — так его еще и избили, и попытались ограбить.
— Угу. Спасибо вам большое.
— Да пустяки.
— Нет, не пустяки. В наше время мало кто кому помогает. Как вас зовут?
— Дворник я. Федор.
— Алекс.
— Ну, будем знакомы.
— Где вы живете?
Сомов, который уже расслабился, убедившись, что Алекс не желает ему зла, напрягся. Зачем незнакомцу знать его адрес? Что он хочет сделать? Что замыслил? Впервые окинув фигуру незнакомца взглядом, Федор понял, что перед ним имплант. Видимо, пришел в «Зажигалку» в поисках работы, но получил только неприятности и теперь ищет, на ком бы отыграться.
— Хотел платок вам вернуть…
— Оставь себе, — Федор удобнее перехватил метлу, словно снова собирался использовать ее как оружие. — У меня еще есть.
— Я не хотел вас обидеть или испугать.
— Ты ведь имплант? Стандартный набор?
Парень кивнул. Сердце Сомова ухнуло вниз к желудку и, похоже, там и осталось.
«Вот влип. Сейчас как даст… а у меня дочка… Юленька не выживет одна. Мала слишком», — подумал Федор и незаметно отставил правую ногу назад, чтобы иметь опору и отодвинуться от опасного типа хотя бы на шаг.
Тип между тем полез в карман.
«Кастет, — промелькнуло в голове, — впрочем, какая разница. Даже если просто кулаком… сотрясение, а то и прямиком на тот свет».
Алекс между тем вытащил из кармана бумажник, а из него извлек несколько бумажек.
— Держите, Федор. Не подумайте плохого, просто… кроме денег мне больше нечем вас отблагодарить. Да и платок… если не говорите, где живете, позвольте мне хотя бы так отплатить вам за доброту.
«Отвлекает, гад!»
Дворник отшатнулся от Алекса, словно тот протягивал ему не деньги, а гранату с выдернутой чекой, секунды две молча смотрел на молодого человека, а потом побежал.
— Федор! — донеслось вслед, но Сомов не остановился, наоборот, отшвырнул метлу, которая мешала бежать.
Завернув за угол, он нырнул в подъезд, выбежал через заднюю дверь, свернул в небольшой дворик и спрятался за гаражами. Он посидит здесь. За ведром и метлой вернется позже, когда будет уверен, что имплант убрался восвояси. К тому же он так и не успел навести порядок у «Зажигалки», а это значит, Михалыч снова будет недоволен.
«Неудачный день».
Сомов прислонился спиной к холодной металлической стене гаража и закрыл глаза.
* * *
День действительно выдался неудачным, даже больше — катастрофическим. Когда Федор вернулся на рабочее место, перед эротическим баром его уже ждали.
— Федька! Где шляешься?! — завопил Михалыч. — Это что за свинство?! Я тебе за что деньги плачу, чтобы ты прохлаждался?!
Сомов знал, оправдываться перед начальником ЖЭКа за случившееся бесполезно, проще подождать, пока у того закончатся силы и сядет голос, но Федору все же стало не по себе. На сей раз, Михалыч сильно разозлился.
— Посмотри на эту помойку! Грязь, мусор, бардак, вонища! Меня владельцы «Зажигалки» за это на суку вздернут! Быстро убрался! Чтобы ни единой бумажки! А потом проваливай к чертовой матери!
Федор открыл рот и выдохнул:
— Вы… меня увольняете?
— Не увольняю! Вышвыриваю вон! Выкидываю! Пинком под тощий зад! И выходного пособия можешь не ждать!
— Но… у меня же дочь…
— Плевать мне на твоего выродка! Чтобы вылизал тут все до блеска и перед хозяином бара извинился!
Этого уже Федор стерпеть не смог. Его могли оскорблять, унижать, бить, плевать в лицо, но никто не смеет называть его доченьку, его дорогую Юленьку выродком.
— Заткнись, — прошипел он.
— Чево?!
— Заткнись! — заорал Сомов. — Не смей так говорить о моей дочери! Ты грязный бессердечный бюрократ! Свинья на подносе! Разожрался за счет таких трудяг, как я! Сам здесь все вылизывай!
Федор бросил метлу и ведро перед бывшим начальником и отправился домой.
Он остался без работы.
«Подонок, — вертелось в голове бывшего дворника. — Сволочуга. И зарплату, небось, зажмет».
Деньги Сомову были нужны, очень нужны, и то, что Михалыч не заплатит за отработанные дни, настоящая катастрофа. Можно, конечно, воспользоваться накопленными сбережениями, но эти деньги — неприкосновенный запас и, увы, в ближайшее время пополнения его не ожидалось.
В подвальном помещении ЖЭКа, где жил Федор, горел свет. Это было добрым знаком. Сомов улыбнулся, трижды стукнул перед тем, как войти, и открыл дверь.
— Папа!
К Федору на шею бросилась белокурая девочка лет шести в полинявшей от времени розовой ночной рубашке. Она была очень худой, ножки и ручки едва толще запястья Сомова, личико осунувшееся, но темно-синие глаза ее улыбались.
— Стой-стой! — запротестовал мужчина. — Не видишь, какой я грязный?
