Антон Текшин - День Десантника
— Никита… — Сиплый голос слева от меня был еле слышен сквозь кашель и стоны, наполняющие мои уши. — Никита, ты здесь?
Я ощупал свое лицо, зацепил и содрал светонепроницаемую пленку, закрывавшую глаза. Боль от хлынувшего в зрачки сияния была намного сильнее, чем боль выдираемых из бровей волосков. Чертова пленка! Чертов свет! Чертова профессия!
— Бойцы! — Металлический голос перекрыл все остальные шумы десантного отсека. — Наш модуль сел в непосредственной близости от расположения противника. Всем десантникам немедленно привести себя в боевую готовность и построиться у машин. Время — пять минут! Выполнять!
Вот оно. То, что пускает в ход четко отлаженную машину из тренированных мышц и условных рефлексов. Когда ты слышишь команду «выполнять», твое тело начинает двигаться само по себе: ведь этому его учили много лет, и в такие моменты человек может ничего не думать: тело само произведет заученные до автоматизма действия. Но ведь можно и поразмыслить, пока организм самостоятельно отрабатывает программу подготовки к бою!
Я отодрал от кожи контакты проводов, отшвырнул спутанный ком в сторону. Поднялся на неуверенных ногах. Хуже всего, когда приходится вот так — с корабля на бал — идти в бой, а твое тело еще не отошло от шока пробуждения. Еще хуже — вообще не проснуться, когда твой посадочный модуль сбивают еще в воздухе. Вот только некоторые считают это благом. Особенно — попавшие в плен… А плен, он разный бывает. Некоторые считают своих пленников продовольственным запасом и затем съедают при нужде. Причем — живьем.
Глаза все еще не привыкли к освещению, но я сейчас и не нуждался в них: белье, амуниция, оружие — все занимало положенные ячейки, все находилось на своих местах. Руки автоматически протерли тело полотенцем и начали облекать его в грубую ткань боевого комплекта. Со всех сторон слышались шорохи, звяканье, звуки глухих ударов, сдавленные маты: отделение приводилось в боевую готовность.
— Никита, — сипловатый голос слева уже обрел необходимую для общения силу, — мы все-таки долетели… И сели. Помнишь, Козуб всегда говорил: «Главное — сесть»!
Я позволил себе бросить взгляд влево. Ага, глаза уже довольно-таки адаптировались к свету аварийных ламп, и я разглядел высоченный сутуловатый силуэт своего приятеля. Юра Ковальский. Почти два метра суеверных предрассудков и сто пятнадцать килограммов атакующей массы. Таких не берут в космонавты: слишком большой вес и габариты. Таких берут в десантники и транспортируют в наполненных компенсационным физраствором камерах-капсулах. Как пчелиных личинок в сотах. Только мы — личинки не рабочих, а именно боевых пчел, или, скорее, муравьев — ведь летать-то мы не умеем…
Зато мы умеем убивать. Это наше предназначение. Нас учили этому: долго, упорно… Сначала — на Земле. А после…
Где только я не побывал за время своего контракта, какую только поверхность не топтал! И пыль пустынь, и грязь тропиков, и снег оледеневших равнин… Наемник идет туда, куда ему прикажут. Он не принадлежит себе на время контракта. Он куплен вместе со своим организмом, временем, мечтами… Впрочем, мечты наемника заказчику ни к чему: его интересует только наша способность убивать, причем убивать в как можно большем количестве. И желательно еще, чтобы мы при этом выживали, так как услуги наемников стоят недешево, ведь если наемник погибнет, не выполнив задание, то придется нанимать других, а это опять расходы…
Боевой комбинезон с броневставками, жилет, рюкзак, шлем… Все усыпано отсеками, карманами и захватами для боеприпасов, средств связи, инструментов, аптечек: все подогнано под особенности моего тела, все — смертельная сбруя для коня, несущего разрушение. Все это — для меня. И только лишь оружие — для врагов.
Человечество вышло к звездам. Люди ступили на поверхность иных планет, дышали воздухом чужих миров… Вот только сделали они это слишком, слишком рано. Нам бы еще много десятков лет беспилотные модули к планетам своей системы посылать и лишь облизываться, глядя в телескопы на недоступные звезды. Но мы получили невероятный подарок, с его помощью пробили пространство и напрямик шагнули к этим звездам. Шагнули, абсолютно к этому не подготовленные — ни морально, ни технически. Вот и мое оружие странно смотрится на борту космического взлетно-посадочного модуля многоразового использования: обыкновенный представитель славного семейства Калашниковых. Все те же ствол, затвор, пружины… все тот же механизм, основанный на принципе отвода газов сгорающего пороха… все те же шестьдесят патронов в сдвоенном рожке. Ничего не изменилось. И люди не изменились: все так же продают свои умения, самих себя и еще чужие жизни — в придачу.
Я миновал крохотный тамбур-переходник и по наклонному узкому пандусу выбежал наружу. Глаза снова зарезало от яркого света, защитить от которого их не мог даже мощный светофильтр шлема. Мигая и щурясь, я побежал к уже выгруженным из нашего посадочного модуля, именуемого также и «гробовозом», бронетранспортерам. Юра тяжело топал рядом, звучно сопел — нос у него был неоднократно перебит, и воздуху было затруднительно пробиться через все изломы его перегородок. Из всех трех десантных люков модуля горохом скатывались, гремя ботинками по пандусам, бойцы моего взвода и также бежали к машинам. Я знал, что в это время в трех оставленных нами отсеках выходит из состояния сна второй по очереди и последний взвод нашей мотострелковой роты. Огромная биомеханическая лапа погрузчика выдвинула из модуля последний БТР, поставила его на землю. Все: все шесть машин — на поверхности. Еще пять минут — и они, напичканные человеческими фигурками, устремятся в пекло боя, что происходил совсем недалеко — за парой невысоких холмов, у которых мы десантировались. Оттуда непрестанно доносилась знакомая смесь звуков: треск стрелкового оружия, уханье гранатометов, взрывы гранат… Все было смягчено расстоянием и холмами, но я читал каждую ноту этой военной композиции, различал каждый сдвиг в ритме боя…
Мне некогда было любоваться красотами местного пейзажа, да и состояние глаз к этому сейчас не очень-то и располагало, но я успел разглядеть, что модуль сел в каком-то предгорье и за невысокими холмами виднеются вершины уже довольно солидных гор. Горы — и то ладно. Лишь бы не болота, как при прошлом моем боевом задании, когда из этого адского месива в каком-то мерзком дождливом мирке из всей нашей роты на базу вернулся только мой БТР. Остальные пришлось вытаскивать тягачами, но вытащили далеко не все… Хорошо, что хоть активных боевых действий там не происходило. Да и создалось тогда у меня впечатление, что оказывать нам серьезное сопротивление там некому было. Одно было непонятно: на кой ляд сдались нашему заказчику те жуткие хляби?
В шлеме ожил динамик, и искаженный голос ротного приказал при готовности идти в район боя и действовать по обстановке.
Хе, по обстановке! Хорошо, когда за тебя все обдумали и решили, и ты всего лишь выполняешь приказ, особо не ломая голову над ситуацией. Еще лучше, когда процесс боя полностью распланирован заранее и ты точно знаешь свою роль и возможные варианты действий. Но только так практически никогда не бывает. Война, она всегда смешивает все карты, и никогда не знаешь, какая случайность перетянет весы в пользу одной или другой стороны. Действие же по обстановке плохо тем, что ты никогда не знаешь, с чем тебе придется столкнуться, но всегда полностью отвечаешь за все содеянное при этом.
Я вскочил на броню нашего БТРа, заглянул в распахнутый люк — вот-те на! К моему удивлению, Темка-Фикус уже сидел на своем месте. Я был также уверен в том, что его походный иконостас тоже на месте: наш механик-водитель прикреплял картонки с ликами святых и четки с крестом в каждой машине, которую должен был вести, словно был водителем маршрутного такси, а не двадцатитрехтонного бронетранспортера.
— Ты что, с базы здесь сидишь? — спросил я Артема, прекрасно зная, что это невозможно: перегрузки при посадке слишком высоки для таких фокусов. Впрочем, механиков-водителей выводили из гидросна первыми, вместе с медперсоналом, чтобы они успели подготовить машины, пока медики возятся с людьми.
Фикус заухмылялся довольно, откозырял отработанным до рефлекса движением:
— Товарищ старший лейтенант, проверка закончена, машина к бою готова!
Я не ответил, следя с брони за погрузкой своего взвода. Десантники заполнили бронетранспортеры шустро: даром что не опомнились от экстренного выхода из гидросна. Если кому и совсем плохо, то не показывают: поблюют в сторонку — и бегут на свои боевые места. Это, брат, не гражданка. Здесь все от скорости и точности зависит. Ну, еще от мощности вооружения и количества боеприпасов, конечно.
Неподалеку от нашего «гробовоза», на склоне холма, приткнулся еще один десантный модуль. Всего их в нашем батальоне четыре: три несут по одной мотострелковой роте, а четвертый — минометную батарею, материальную базу батальона и, конечно же, — полевой штаб. Я внимательно присмотрелся к соседнему модулю, напоминавшему, как и наш, огромный кокосовый орех с уродливыми выпуклостями силовых установок. Точно, это был модуль роты капитана Ефинимюка. Хороший вояка Ефиминюк, а вот пилоты у него — говно: это же надо так умудриться, чтобы при посадке модуль так перекосило! Мне видно было, как дергается манипулятор разгрузочного крана, пытаясь вытащить недоступные при таком перекосе БТРы правого борта. Вокруг борта суетились фигурки десантников…
