Николай Чадович - Особый отдел
– Эх, каких только глупостей по молодости не случается… Вот, нашёл! – сдвинув в сторону бумаги, Пуркис оставил перед собой только одну, сплошь исписанную мелким почерком и слегка помятую. – Действительно, радиоинженер. Если не веришь, сам проверь.
– Верю. – Стараясь ничем не выдать своего волнения, Цимбаларь поинтересовался: – А год рождения?
– Пятьдесят первый, – ответил Пуркис. – Подходит?
– Почти. Могу поспорить, что этого радиоинженера зовут Львом.
– В самую точку. Лев Николаевич, совсем как граф Толстой.
– Местный?
– Прописан в нашем округе… Чего ты молчишь?
– Разве? – удивился Цимбаларь. – Просто размышляю. Почему одним так легко даётся то, из-за чего другие надрываются?
– Уметь надо. Везение – оно как здоровье: или есть, или нет. Но это опять же палка о двух концах. Помнишь мой рассказ о визите в ночной клуб? Когда мы оттуда выходили, сверху какая-то птичка нагадила. Прямо мне на макушку. Тоже, называется, повезло.
– Птичка – это не страшно, – сказал Цимбаларь. – Птичка – не бомбардировщик. А как мне с этим радиотехником увидеться?
– Ничего нет проще! Его в камеру ещё не оформили. В обезьяннике своей очереди дожидается.
Не прошло и пяти минут, как перед Цимбаларем предстал немолодой, слегка растерянный человек, что, учитывая его нынешнее положение, было в общем-то неудивительно. Относительно сходства задержанного с кем-либо из «мотоциклистов», представленных на портретах, можно было сказать следующее: если оно и имелось, то весьма и весьма отдалённое.
Поначалу Цимбаларем даже овладели сомнения.
Но профессия!
Но год рождения!
Но имя, наконец!
Всё сходилось.
Впрочем, в перечне примет не хватало ещё чего-то, и Цимбаларь, успевший изучить протокол задержания, как говорится от аза до ижицы, вежливо осведомился:
– Уж очень у вас, гражданин Адаскин, вид измождённый. Никак желудком маетесь?
– Пептическая язва в стадии обострения, – немедленно доложил задержанный. – Нельзя меня здесь в таком состоянии держать. Если загнусь, вам потом отвечать придётся. По всей строгости закона.
– Какая язва, если вам недавно операцию сделали! – притворно возмутился Цимбаларь.
– Подумаешь, операция! – Лев Адаскин презрительно скривился. – Полжелудка зашили, а у меня вся слизистая как дуршлаг. Жду прободения с минуты на минуту. «Альмагель» бутылками глотаю.
– Зачем же при таком здоровье левыми мобильниками торговать?
– А для того же! Чтобы на «Альмагель» заработать. Он знаете сколько стоит! Что касается мобильников, это ещё доказать надо.
Памятуя о пристрастии разыскиваемого к латыни, Цимбаларь с горечью произнёс:
– О темпора, о морес!
– Ниль адмирари, – охотно откликнулся задержанный. – Не надо ничему удивляться.
– Где это вы латинских афоризмов поднабрались? – поинтересовался Цимбаларь.
– Было дело, – уклончиво ответил задержанный.
– Гражданин Адаскин уже три судимости имеет, – пояснил присутствующий при допросе Пуркис. – А зона покруче всякого университета.
– Вот только этих подколок не надо! – огрызнулся задержанный. – Я в зоне-то, считай, и не был. Мои статьи и на поселуху еле тянули. А латынь я изучал самостоятельно, когда готовился к сдаче экзаменов на кандидатский минимум.
– Сдали?
– Как же! Это меня самого сдали! Облыжно обвинив в хищении лабораторных драгметаллов.
– Широкие у вас интересы, Адаскин, – удивился Цимбаларь. – И наука, и спекуляция, и кражи.
– Ещё и подпольное изготовление продуктов питания, – добавил Пуркис. – В частности, подсолнечного масла.
– Не я один в этой жизни ошибался! – воскликнул задержанный с трагическим надрывом. – Цицерон в своё время тоже сидел. И Оскар Уайльд.
– Оскара Уайльда мы касаться не будем, – сказал Цимбаларь. – Тем более что сидел он не за корыстное преступление, а за мужеложство. Вы мне лучше скажите: мотоциклами увлекаетесь?
– Катаюсь иногда, – пожал плечами Адаскин. – К тёще на дачу.
– Какой марки ваш мотоцикл?
– «Юпитер».
– И шлемы к нему, конечно, имеются?
– А как же! Пара штук. Всё как полагается.
– Разве прилично заходить в кафе, не снимая мотоциклетного шлема? Вы же образованный человек! Сами должны понимать.
– Какое кафе? – физиономия Адаскина недоуменно скривилась. – При чём здесь кафе? А тем более мотоциклетные шлемы?
– В кафе «Ротонда», где несколько дней назад у вас была назначена встреча. А шлемы понадобились для конспирации, чтобы скрыть лица от посторонних. Блондинку с ребёнком помните? С ней беседовал ваш напарник, а вы тем временем держали под прицелом бармена.
– Под прицелом? – Адаскин выпучил глаза. – Пулемёта?
– Нет, пистолета. Правда, игрушечного, что, впрочем, ничуть не умаляет вашу вину.
– Понял, – Адаскин осклабился. – Вам гоп-стоп не на кого повесить. А тут я случайно подвернулся. Да только ничего не получится, граждане хорошие! На мне где сядешь, там и слезешь!
– Давайте без истерик. – Цимбаларь и сам понимал, что допрос не складывается, уходя куда-то совсем в другую сторону. – Кстати говоря, в разбое вас никто не обвиняет.
– А в чём тогда? В шпионаже? В наркоторговле? Начальник! – Адаскин картинно простёр руки к Пуркису. – Оформляй меня по полной программе и сажай в камеру. А этого дракона я видеть не могу! Не прежние времена, чтобы честным людям нахалку шить!
– Я пойду пока прогуляюсь. – Пуркис рассеянно зевнул. – Устал что-то… А вы поболтайте, поболтайте. Если дубинка вдруг понадобится, она в столе лежит.
После ухода хозяина кабинета Адаскин сразу увял, тем более что Цимбаларь демонстративно выдвинул ящик письменного стола, где кроме резиновой дубинки имелись и другие полезные вещи, как-то: облегчённые боксёрские перчатки, электрошокер, наручники, грушевидный кляп. Впрочем, как человек опытный Цимбаларь сразу смекнул, что в деле всё это хозяйство почти не применялось, а служило главным образом для устрашения. В электрошокере, например, даже батареек не было.
Его собственные дела между тем складывались хуже некуда. Распроклятый демон невезения, казалось, уже выпорхнувший в форточку, вновь реял поблизости. Желанная добыча, свалившаяся ему прямо на голову, теперь ускользала из рук. Стенка, единым духом сложившаяся из кучи бесспорных, непротиворечивых фактов, стенка, к которой он собирался прижать этого самого загадочного Льва, теперь таяла, словно снежный ком под ярким солнцем.
А больше всего раздражало то, что он никак не мог раскусить задержанного. Что за птица этот Адаскин? Опустившийся люмпик, из-за грошовой наживы готовый на любой неблаговидный поступок, или хладнокровный делец, способный при необходимости прикинуться кем угодно? Во всяком случае, его реальный облик разительно контрастировал с теми представлениями, которые создались у членов опергруппы после многообещающего телефонного разговора.
Поразмыслив, Цимбаларь решил продолжить допрос, но уже совсем в другом ключе.
– Ну всё, погорячились и хватит, – произнёс он примирительным тоном. – Теперь поговорим спокойно.
– Наговорились уже. – В ожидании новых неприятных сюрпризов Адаскин сжался на своём стуле в комок.
– Да вы расслабьтесь, – посоветовал Цимбаларь. – Отдышитесь, водички попейте.
– А закурить можно? – глядя исподлобья, поинтересовался Адаскин.
– Язвенникам это не вредно?
– В моём положении нет. Никотин снимает стресс.
– Ладно, курите, – милостиво разрешил Цимбаларь.
– Я бы рад, да нечего, – развёл руками Адаскин. – При обыске всё отобрали, даже шнурки.
Цимбаларь выложил на стол пачку собственных сигарет, и уже после первой затяжки разговор как-то сразу принял доверительный характер. Недаром ведь, наверное, говорят: женщина откровенна в постели, а мужчина в курилке.
Продолжая придерживаться версии о том, что Адаскин и анонимный Лев одно и то же лицо, Цимбаларь спросил:
– Вы действительно знали Рудольфа Павловича?
– Конечно, – ответил Адаскин. – Только, по-моему, он не Павлович, а Викторович.
Пропустив это уточнение мимо ушей, Цимбаларь продолжал:
– Когда вы видели его в последний раз? Точная дата не обязательна, назовите хотя бы год.
– Я могу и точно. Позавчера мы с ним виделись. Возле подъезда. Он у меня ещё пятьдесят рублей попросил. А я говорю: «Отдашь прошлые долги, тогда и приходи».
– О ком вы сейчас рассказываете?
– О соседе своём, Рудольфе Викторовиче Пухначёве, инвалиде третьей группы.
– Иных Рудольфов вы, следовательно, не знаете?
– Иных не знаю. Имя уж больно редкое. Зато я одну Руфину знаю! – просиял Адаскин. – Правда, отчество запамятовал. Но что не Павловна, это точно.
Опять в душу Цимбаларя стало закрадываться подозрение, что задержанный просто-напросто издевается над ним. Причём издевается изощрённо.
Всеми силами сдерживая бешенство, подспудно зарождавшееся в самых тёмных закоулках его натуры, Цимбаларь попробовал сформулировать вопрос иначе:
