Алексей Щербаков - Интервенция
– Про магию?
– Да, нет, про это лучше не надо. А то пойдет слушок, что американцы совсем с катушек съехали. Но про эти чертовы статуи он ведь должен знать. Только жратвы надо захватить…
– Куда он предлагает? – поинтересовалась Васька.
– Да заскочить к одному местному, поболтать.
– О, он тут уже и дружками обзавелся. Я тебе, Яша, вот что скажу – не упускай из виду этого парня. Мы вместе вроде как надолго повязаны.
– То есть?
– А я знаю? Кажется мне так.
Анатолий Степанович был дома. Что поразило Джекоба – человек сидел на кухне и читал какую-то толстую книгу. Вроде бы совсем не те были условия. А на тебе! Журналист вспомнил, что большинство знакомых американцев чтением книг, ну, кроме разве что бестселлеров, не занимались вообще. Странный город.
– Проф, это мой друг, журналист Джекоб. А это его помощница. Джекоб пытается разобраться с некоторыми странными вещами.
Анатолий Степанович усмехнулся:
– Скажу честно, вам надолго хватит. В этом городе всегда происходит что-нибудь странное. Что вас интересует конкретно?
Услышав про печальный конец сфинксов и скульптуры из Петропавловской крепости, Анатолий Степанович удовлетворенно ухмыльнулся и потер руки:
– Так им и надо. Я ни в какую мистику не верю и, как это все случилось, не понимаю. Но в любом случае – туда им и дорога.
– А что в них такого? Я и сам вижу, что в этот город они не влезают…
– А вы, простите, не из наших? Я имею в виду – из петербуржцев?
– Да… – опешил Джекоб. – Но меня увезли отсюда совсем маленьким. А как вы догадались?
– Ну, раз вы все поняли про эти, извиняюсь, шедевры. Вы знаете, я много видел ваших соотечественников. У большинства из них, вы уж извините, с художественном вкусом очень плохо.
– Да что тут извиняться! Я и сам знаю, что им неизвестно, что такое художественный вкус. Но я общался в колледже с эстетами. Они и в Америке есть. От них я кое-чего и набрался.
– Я думаю, все обстояло наоборот. Вы стали общаться не с кем-нибудь, а с ними потому, что здесь родились. Ну а если о скульптурах… Эти чудовищные изваяния – сфинксы напротив «Крестов» и «человек-амфибия» – тот самый памятник так и у нас зовут – имеют очень много общего. У них один автор – бывший житель нашего города, а теперь гражданин Соединенных Штатов Михаил Шемякин. Это был такой служитель муз, которого советская власть, скажем так, не слишком любила. Глядя на его творения, честно говоря, становится понятным, что не любила она его за дело. Как и многие, он еще при советской власти уехал в Штаты. А потом, когда советская власть рухнула, зачастил сюда учить нас, варваров, жизни. В те времена ведь как было? Считалось, что абсолютно все, что из-за океана, – хорошо. Вам бы стоило тогда прийти – вас на руках бы носили. Ну, вот этот служитель муз под шумок и пролез всюду, куда только можно. А заодно поставил свои творения. Считалось – это самое что ни на есть прогрессивное искусство. Тем более что сфинксы – еще и памятник жертвам незаконных политических репрессий. Уже получалось – политика. Тогда ведь Сталина не ругали только из кофеварки. Хотя, я вам как историк скажу, далеко не все эти жертвы были такими уж невинными. У многих жертв руки тоже были по локоть в крови. Так уж всегда бывает в революции. Сначала они убивают – а потом приходят их убивать. Но дело не в том. Кроме этих двух, Шемякин установил еще один памятник. Погодите минутку…
Анатолий Степанович ушел в комнату, слышно было, как он там роется в каких-то закромах. Наконец он появился и положил на стол фотографию:
– Вот, полюбуйтесь.
– Это что, закусочная под открытым небом? – спросил Тони, который в искусстве совсем не разбирался.
Где-то он был прав. Композиция представляла собой некую арку, возле которой стояли стол и кресло. На столе высился сосуд и лежала еще какая-то фигня.
– Нет, молодой человек, это памятник основателям Петербурга.
– М-да, – почесал Тони в затылке. – Что-то я таких наворотов не понимаю. Вот у вас на площади памятник, который скачет по змее… Это ж тот царь, который город основал? Вот это сильно! Сразу видно – крутой был мужик. Настоящий ковбой, как у нас в Техасе говорят. А это… Мне-то рассказывали, как города основывают. Если бы в Остине моим предкам, которые тот город основали, такой памятник поставили, наши ребята вспомнили бы про старый добрый обычай – суд Линча.
– Да, мы тоже были не в восторге. Только он-то стоял в закутке, куда почти никто не ходит. Ну вот, поставили памятник, а потом кресло исчезло. Милиция его нашла. Некоторое время кресло стояло в отделении милиции – это вроде вашего полицейского участка, – потому что никто не знал, как его обратно приделать. Затем все-таки приделали. Но ненадолго воцарился порядок. Снова исчезли – и кресло, и штоф. Снова нашли и вернули на место. А затем – все снова пропало[69]. Правда, в этой истории нет ничего загадочного, эти предметы ведь были из бронзы изготовлены. Вот местные алкоголики их и тащили, чтобы сдать на лом. У нас шутили, что место для памятника выбрали неудачно. Нехорошее это место. Там когда-то, еще в восемнадцатом веке, находился знаменитый разбойничий трактир. Чтобы его ликвидировать, пришлось посылать целую воинскую команду. Штурмом трактир пришлось брать. Но вот, оказывается, дело совсем не в месте. Получается – работы Шемякина не приживаются на наших берегах.
Ясности беседа не принесла. Журналист понял только, что уничтоженные скульптуры как-то связаны – по автору – с Америкой. Но мало ли что в Петербурге связано с Америкой! После возвращения в Смольный Джекоб отправился за советом к подкованной в мистике Анни. Девушку он застал в гамлетовском раздумье. Она снова мучилась жестоким похмельем и размышляла: похмеляться – или не стоит? Визит журналиста решил вопрос в положительном ключе. После проведения опохмелочных работ Анни приобрела способность слушать, а выслушав, выдала:
– Вот ведь как смешно получается. Сболтнешь что-нибудь, перебрав лишнего, – а глядишь, все оказывается верным. Если рассуждать с точки зрения магии… Выходит, эти скульптуры имели какой-то магический смысл. Мешали кому-то.
– Но тогда, по логике, этот Шемякин тоже не простой художник.
– Не обязательно. Он мог сам не понимать, что делает. А вот те, кто ему позволил поставить эти вещи в центре города… Мы ж с тобой профессионалы, нам лицемерить ни к чему. Мы отлично знаем, что руководители России в тот момент, когда рухнул коммунизм, были, по сути, нашими людьми. Нам надо было повалить Советы – мы их и валили, как могли.
– Что… И магией?
– Это вряд ли. Тут все было сложнее. Они же не были нашими платными агентами, вроде агентов влияния. Они искренне верили в то, что делали, им просто исподволь наши люди внушили нужные идеи и мысли. Но! При этом они были все-таки местными! И, возможно, знали то, чего мы не знаем. Или, по крайней мере, догадывались о каких-то внутренних местных закономерностях.
– Как-то все это сложно. Слушай, если мы начали погружаться в безумие, то надо идти до конца. Я тут повстречал одного парня… Давай-ка попробуем его найти.
Джекоб имел в виду адвентиста, который все беды американцев приписывал козням дьявола. Его нашли довольно легко – казармы части, в которой он служил, располагались неподалеку от Смольного.
– Странный он, – сказал командир роты, провожая визитеров. – Все время ходит с Библией и непрерывно что-то бормочет. Молитвы, наверное. И это бы ладно, но в последнее время от него и другие заразились. Теперь тут у нас не военная часть, а какое-то молитвенное собрание. Мы уж думали – может, его в госпиталь? Там уже есть люди, которые Кришну призывают. Вот пусть он и составит им компанию.
Парень и в самом деле производил удручающее впечатление. Бледный и изможденный, он сидел на койке и, шевеля губами, читал Библию. Долго расспрашивать его не пришлось. Он с полуслова понял, с чем к нему пришли, и очень обрадовался. Еще бы! Вот уж чего не переносят военные – так это разговоров о нечистой силе. Хотя бы потому, что если она реально существует, чего стоит тогда вся их техника и все их навыки? А вот в чем военные расписываться не любят, так это в собственном бессилии.
Поэтому парня никто и не хотел слушать. Но тут явились с расспросами понимающие люди, глаза его нехорошо загорелись, и он с жаром стал вещать:
– Никто не замечает! Против нас – дьявольские силы! Я знаю! Мой отец был проповедником! Мой дед был проповедником! Мой прадед был проповедником! Я чувствую демонов! Это страшный город. Черный город! Дьявольский город!
– Но ведь в Петербурге множество церквей… – осторожно вставил Джекоб.
– Это не церкви! Вы не понимаете! Это языческие капища! Потому-то дьявол тут и силен. В этом городе он очень силен!
Больше ничего путного от парня не добились. У него и в самом деле было не в порядке с головой. Он стал окончательно сбиваться на проповедь – его покинули, когда солдат стал призывать сровнять город с землей.
