Леонид Сидоров - Северный страж
Выйти на пост пришлось с некоторой задержкой. Критически ощупав термобельё, Гертруда снисходительно усмехнулась.
— Только не пытайтесь меня убедить, что в этом не будет холодно.
Не слушая никаких объяснений, досадливо отмахнулась.
— Нет, нет и ещё раз нет. Какое бы оно научное не было, для такой погоды слишком тонкое. Сидеть в таком на дереве весь день — форменное смертоубийство. Так я вас не отпущу. Обождите…
После минутных переговоров Луша принесла какую-то короткую шерстяную куртку.
— Вот. Не погнушайся, Олекший, одень душегрейку. Бабушка правду говорит, там очень холодно. Ночью мороз вдарил. В сенцах даже вода замёрзла, — умоляюще взмахнула длинными ресницами.
Не устояв перед женскими чарами, Алексей безропотно скинул гортекс.
— Благодарствую, — накинул душегрейку поверх термобелья.
Спорить с женщинами выйдет себе дороже. Да и незачем. Пусть днём и потеплеет, но утром без движения и термобельё не особо согреет. В конце концов, станет там на ёлке жарко, душегрейку и снять можно будет.
Привычно призвав к порядку строптиво упирающуюся лохматую скотину, двинулся по тропинке, внимательно разглядывая на песке едва заметные ночные следы.
Вроде бы ничего подозрительного, одна мелочь шастала. Не рискнула птичка по холодку прогуляться, наверно, тоже не любит. А собственно, кто его вообще любит, кроме пингвинов и белых медведей. Ещё Фритьоф Нансен писал, что к холоду привыкнуть нельзя, его можно только терпеть. И он знал, о чём говорил. Арктику почти вдоль и поперёк всю облазил. В общем, спасибо Гертруде, что настояла на куртке. Пожалуй, на дереве действительно бы задубел, пусть даже и в «кикиморе».
Подышав на зябнущие пальцы, отодвинул засов и запихнул овечку в загон, в сердцах сопроводив настырное создание лёгким напутственным пинком.
Опять комедия. Беда просто с этой скотиной. Вчера выходить не хотела, сегодня, наоборот, туда ни в какую. Вот что ей, спрашивается, для счастья надо?
— Жуй давай, — пропихнул между прутьев пучок травы. — Шашлык недоделанный…
Смахнув иней с нижних ступенек, осторожно полез наверх, кляня про себя так некстати свалившиеся заморозки.
И это ещё цветочки, дальше будет ещё холодней. Надо бы как-нибудь побыстрей с этой волшебной птицей заканчивать. Впору прямо как Шварценеггер из боевика костёр запалить и заорать нечеловеческим голосом. Вызвать на бой инопланетную сущность.
Перелез через парапет, распинал ветви и уселся, оглядывая окрестности.
Итак, день второй. Надо бы глянуть, что там творится в нави.
Привычная волна холодка наполнила тело. Реальность поблекла. Насколько хватило глаз, вокруг простиралась всё та же унылая картинка. Кроме овечки и копошащихся в опавших листьях суетливых мышей, никакого движения. Ладно, а если глубже?
Предусмотрительно отложив ружьё, скользнул дальше и, не останавливаясь, ещё один поворот. Почувствовав спиной чьё-то присутствие, резко повернулся, непроизвольно вздыбив шерсть.
Чеширский ответил снисходительным взглядом.
— А, это ты, — Алексей втянул выступившие когти. — Напугал, чёрт… Вот ты где, оказывается, околачиваешься. А я уж, грешным делом, подумал, бросил старого друга, таинственный рысь. Кстати, ты тут никого из ваших больше не видел? Нет? Ну хотя бы моргни, если тебе другое религия не позволяет.
Чеширский лениво потянулся и повернулся к реке.
— И как это понимать? — хмыкнул Алексей. — Да или нет? Если ты думаешь, что я… — глянул на реку и осёкся.
На берегу одна за другой появились крадущиеся серебристые человеческие фигуры с тёмными кусками металла в руках.
— Вот чёрт, — Алексей торопливо вернулся в реальность. — А это ещё кто такие…
Дождавшись появления замыкающего, здоровенный бородач выпрямился и предупреждающе поднял руку. Остальные замерли.
Пересчитав чужаков, Алексей накинул капюшон и поглубже зарылся в лапник, лихорадочно прикидывая возможные варианты.
Десять человек. Двое с луками, остальные топоры и копья. Час от часу не легче. На викингов точно не тянут. Габаритами помельче и доспехов нет. Одеты тоже как-то по-другому. Больше на жителей деревни похожи. Точно, может, и правда местные вернулись. Гордой говорил, все кто мог, ещё с лета по родственникам разбежались. Наверно, в гостях не ужились, или с птичкой помочь управиться решили. Тогда всё логично. Вернулись на историческую родину, потому и ведут себя так осторожно. В любом случае пока светиться не надо. Пусть вначале себя проявят. Если в деревне примут с распростёртыми объятиями, значит, точно свои. А если нет, то действовать по ситуации. Плохо ещё, что Гордой со всеми мужиками, наверно, уже в лес ушёл. Деревня совсем без присмотра осталась. Разве что маленькие пацаны, да что от них толку.
Осмотревшись, чужаки крадучись двинулись по тропинке. Алексей вжался в лапник, стараясь не выдать себя ни одним движением.
Дойдя до загона, остановились, озадаченно разглядывая безучастно жующую овечку. Мельком глянув наверх, старший опробовал копьём крепость прутьев и что-то спросил у остальных, причём явно не по-вепсски.
— Власий, как думаешь, зачем она тут? — повернул голову воевода. — Для выпаса уж больно маловата.
Настороженно поглядев по сторонам, соратник пожал плечами.
— Да кто их знает. Истинно говоришь, маловата. Вон, вишь, лестница наверх. Может, привада какая для волков. Наверно, совсем одолели. Я слыхал, лютуют они изрядно в этих краях, особенно в подзимье. Скот режут, и людей бывало.
— Может, и так, — задумчиво огладил бороду Ратмир. — Значит, так, слушайте все сюда. Овцу заберём на обратном пути, пожрать что будет. В деревне особо не лютовать. Говорят, их тут раз-два, да обчёлся. Берём серебро, меха и остальное что ценного. И с бабами там помягше, слышь, ты, Федец, — выразительно покосился на самого младшего, с жиденькой бородёнкой. — Вначале дело. Ясно?
— Да ясно, ясно, — криво ухмыльнулся Федец. — Там небось и баб уже никаких не осталось.
Соратники понимающе гоготнули.
— Видали, опять горит у него. Жениться тебе скорей бы надо…
— А ну цыц! — оборвал Ратмир. — Потом ржать будете. Сколько ни есть, но мужики у них ещё остались. И чтоб тихо у меня! Айда за мной, — двинулся по тропинке. — И глядите в оба!
Отпустив чужаков метров на тридцать, Алексей бесшумно спустился и торопливо заменил патроны.
Конечно, может, и лишняя предосторожность, но таким гостям серебро явно ни к чему, и обычная картечь за глаза сойдёт. А там глядишь, и правда выяснится, что это действительно близкие родственники и прибыли исключительно в помощь. Не надо во всём видеть только плохое. Мама ведь как говорит, надо смотреть на мир с оптимизмом. Вот заодно и проверить можно.
Пригнулся и короткими перебежками двинулся вслед, прячась за мелкие ёлки. С каждым шагом чересчур осторожное поведение возможных родственников вызывало всё большие и большие подозрения. Конечно, может, они так сильно птицы боятся, но ведь не настолько же. Десять вооружённых мужиков. Местные и то вон вдвоём почти без опаски передвигаются. Хотя не факт. Запросто могли привыкнуть. Слишком долго бояться тоже ведь невозможно. Со временем любое чувство притупляется. Чистая физиология, никуда не денешься.
Ратмир остановился у молодой пышной сосны шагах в двадцати от изгороди и предупреждающе поднял руку. Где-то совсем рядом горласто перекликались утренние петухи. Пахло терпким дымком близкого жилья.
Соратники послушно замерли, предвкушая лёгкую добычу. Ох, и голова же воевода. Глаз намётанный, всегда знает, где поживиться. Прошлой седмицей приметил на торжище молодого вепса с кривым глазом. Парень простой, деревенский, лицо широкое как блин, сразу видно — олух. Знакомства ради, купил Ратмир у него оберегов парочку, да и разговорил потом за чаркой. Слово за слово, после третьей паренёк вошёл в раж и начал плести какие-то небылицы про лихо невиданное. Дескать, дивитесь, люди добрые, какое чудище кровожадное завелось у нас в округе. Изловить его никто не может, потому как непростой это зверь, а колдовской. Скот без числа пропадает, и люди. Бежит, говорит, от страху народ из деревни кто куда. А я вот ничего не боюсь, потому как оберег у меня есть, да такой, что супротив любого чудища раз плюнуть. Выпил ещё чарку, захрапел и свалился. Вот как у такого простофили кошель было не забрать? Заодно и деревеньку его навестить. Сразу видно, люди живут там простые. Безропотно всё отдадут. А что наплёл про чудище, тоже понятное дело, попробуй оберег-то просто так кому продай. Не клюнет народ. Умаслить хорошо надобно, небылицу рассказать, да не абы какую, а пострашней. Дескать, худого не думайте, на себе проверил, вот видите, жив до сих пор. Люди слушают, да покупают…
За изгородью голодно замычала корова.
— Иду, милая, иду, — послышался грудной женский голос.
