Эпицентр (СИ) - Хамаганов Юрий

— Вперёд!

Музыкальный Ящик медленно трогается, раздавив несколько лежащих на асфальте тел, солдаты следуют за ним, прикрываясь махиной танка. Младший капрал Иванов искренне надеется, что пехотинцы знают, куда и в кого им стрелять. Сам он этого не знает. Последнее полученное по радио сообщение было: «Среди нас заражённые!», после чего связи у него нет ни с кем. На остатках блокпоста морские пехотинцы, национальные гвардейцы и парни из военной полиции начали драться, а затем и стрелять друг в друга, и в тот же момент из пробки на шоссе устремилась толпа бешеных. Сотни, тысячи, тьма…

Музыкальный Ящик встречает первый натиск, всадив осколочный снаряд в перегородивший дорогу лимузин. Взрывная волна сдувает бегущих на него окровавленных людей, словно пылесос осенние листья. Затем, экономя снаряды, танкисты переключаются на пулемётный огонь. Командир первой машины кричит, что ведёт бой с морскими пехотинцами в квартале западнее, после чего связь прекращается. Последнее, что слышит Иванов: «Сзади заходят!». Рядом с ним на баррикаде один из солдат нападает на сослуживцев, но его удаётся почти сразу застрелить, а затем по ним снова лупят пулемёты с верхних этажей.

— Надо выбираться на запад, к берегу, на открытое место, пока нас не сожгли на этих улицах!

— Босс, слева!

— Твою мать!

Охваченная пламенем первая машина медленно выезжает на перекрёсток: башенный люк открыт, из него торчит неподвижное тело командира. Иванову ясно, что случилось: морпехи всё же обошли первый номер и всадили пару выстрелов из гранатомёта в корму. Где второй и третий?

— Слева, у горящего дома!

Один из солдат рядом с танком падает с простреленной головой, оставшиеся стреляют в сторону набирающего силу пожара, откуда по ним стреляют такие же солдаты. Музыкальный Ящик разворачивает туда орудие, в это время в метре над башней проходит белая реактивная трасса неточно выпущенной ракеты.

— Выстрел!

Горящий дом разлетается вдребезги. Иванову кажется, что он видел, как отшвырнуло в сторону тело с длинной трубой на плече.

— Пехоте не даёт пройти пулемёт на крыше склада!

Пулемёт строчит не переставая, пока Ящик не затыкает его ещё одним осколочным. Перестрелка ненадолго стихает, капрал старается понять, что делать дальше. В кого ему стрелять? В тех, кто стреляет в него — вот единственный ответ. Когда свои собственные солдаты внезапно массово сходят с ума, отличить врага от союзника почти невозможно: форма и оружие у всех одинаковые. Почему молчит рация? Куда делись вторая и третья машины? Над кварталом проходит Апач. Кто им управляет, свои или чужие?

— К берегу!

Пехотинцы снова открывают огонь: опять бешеные, много, лезут из домов у дороги. Это гражданские в окровавленной одежде, оружия у них почти нет, так что Иванов решает не тратить на них снаряды и пулемётные ленты, пехота справится.

— Сзади бронетранспортёр!

— Не стрелять! Может, это свои?

Ответом капралу служит очередь пятидесятого калибра, ударившая в спину пехотинцам вокруг танка.

— Сука! Луис, цель на пять часов!

— Выстрел!

Бронетранспортёр они снесли с дороги, но одной машиной атака не ограничивается, там ещё пехотинцы, в том числе гранатомётчики. Попадание в башню по касательной, без пробития брони. Иванов расстреливает одного из зенитного пулемёта. Второй выстрел срывает противокумулятивный экран. Достал и его. Третьего достать уже не успевает, сейчас тот выстрелит им в задницу, как первому номеру. Не выстрелил. Гранатомётчик валится на асфальт, пробитый короткой очередью. Иванов видит, как спасший Музыкальный Ящик солдат машет им рукой — не стой, проезжай!

— Спасибо!

Тигр не слышит благодарности: всё перекрывает рёв двигателя Музыкального Ящика, которого он только что спас от прямого выстрела. Танк надо беречь, танк сейчас — их единственный козырь против вампиров.

61. Ровно в полдень

— Костыли подать?! Ты что, ходить не можешь?

— Ну что ты, я отлично хожу, танцую и играю в баскетбол за Лейкерс по выходным, а на полу рядом с костылями сижу просто ради прикола. Сама-то как думаешь?! Не дрейфь, могу я ходить, только хромаю сильно. Встать, говорю, помоги!

Актриса помогает Алкашу подняться и усесться в кресло, он чувствует аромат её французских духов.

— Дробовик дай!

Помповый дробовик и разгрузка с двадцатью ярко-красными патронами крупной картечи — вот главные трофеи, снятые с убитого копа. Ружьё Алкашу хорошо знакомо, когда-то у него был такой на работе. На этот кусок железа можно положиться, надо только перезарядить. Ещё есть табельный глок, правда, всего только с одной обоймой. Он суёт его в нагрудный карман своего привычного жилета. Рация? Рации у копа с порванным горлом не оказалось, равно как и дубинки, иначе он взял бы и их тоже.

— Замечательно, просто замечательно! Я готова заплатить ему два миллиона долларов за спасение, а теперь узнаю, что он калека! И как мы теперь дойдём до крыши дома на твоих костылях?!

— Во-первых, милочка, я не калека, я хромой. Во-вторых, если мои услуги тебя не устраивают, то выйди в коридор и поищи какого-нибудь другого проводника наверх, только не просись обратно, когда он тебе глотку рвать будет!

От этого предложения знаменитую актрису передёргивает, словно она получает мощный удар электрическим током. Короткий взгляд на коридор за шкафом, потом обратно на Алкаша.

— Извини, извини, мужик, я просто паникую слегка. Значит, ты идти сможешь, только хромаешь сильно? Точно сможешь? Значит, если мы возьмём один костыль, то дойдёшь без проблем…

— А дробовик я как одной рукой держать буду? Обойдёмся без костыля. Тут до лифта метров десять, дойдём как-нибудь.

Взяв себе трофейный глок, он передал актрисе свой маленький револьвер вместе с оставшимися патронами.

— Пользоваться умеешь?

— Научилась на съёмочной площадке. Думаешь, понадобится стрелять?

— С утра уже дважды понадобилось. Стреляю я гораздо лучше, чем хожу, на этот счёт можешь не беспокоиться.

— Я видела. Ты из армейских или, может быть, коп? Бывший коп?

— Ага, бывший. Только не коп, а охранник. В армии не служил. Сейчас полдень, когда там твой вертолёт прилетит?

— К часу, может быть, чуть раньше. Слушай, у тебя вода есть?

— В кране на кухне, если не отключили ещё.

Двигаясь на четвереньках, знаменитая актриса перебирается на кухню, обойдя лужу запёкшейся крови из дыры в стене, подбирается к заваленной грязной посудой раковине и поворачивает кран. Воду не отключили, и она делает несколько жадных глотков, глядя на тяжёлые шторы, которые ограждают маленькую квартиру от солнечных лучей. Из-за штор доносится стрельба и шум пожаров, а вот сирен полицейских, пожарных и медицинских служб уже не слышно. Наверное, они все заняты отловом гражданских, как тот коп, что преследовал их и убил её водителя, убил многих, кто смог вырваться из загона. Напившись вволю, она пытается привести себя в порядок.

— Хорошо, что у тебя тут везде окна закрыты, так нас не видно с домов на другой стороне. Слушай, а как ты стал хромым?

— На работе.

— Охранником?

— Ага, большой магазин был: радиодетали, инструменты всякие. Туда часто воры лазили на склад, кабель медный воровали. Один оказался с пистолетом. Он выстрелил, я выстрелил, попали оба. Он заехал в морг, а я сюда. Страховка у меня хорошая, компенсацию платят, на неё и живу.

— Вижу, как живёшь, — указывает она на кладбище пустых бутылок.

— Я не алкоголик, бросить пить могу в любой момент. И всё у меня было нормально до этого утра. Скажи, а вот у тебя со всеми твоими миллионами, ролями и связями как получилось в итоге оказаться там же, где и я?

— Не знаю. Никогда бы не подумала, что со мной может случиться такое. С кем угодно, только не со мной, — признаётся актриса без всякого притворства. — Весь мир разом рухнул и разбился вдребезги. Ни ангелов с трубами, ни огня с неба — ничего. Просто все разом сошли с ума. И никто не поможет, ну, кроме тебя. Я не знаю, что делать, и сейчас хочу только свалить отсюда, пока не поздно.