Антонина Клименкова - Русалки — оборотни
— А чем вы там занимались? — спросил Винченце, словно не замечая пылающих, как солнце, ушей девушки. — Какой-то таинственный обряд? Я такого никогда не видел.
— Так, глупости, пустое, — пробормотала она. — На жениха гадала, — добавила-таки, но едва слышно.
— А, — кивнул Винченце. — О подобных обычаях я кое-что слышал. Синьорина, вы увлекаетесь сверхъестественными вещами? Я вижу, у вас великолепная библиотека на эту тему.
— Весьма занимательное чтение, — вставил Феликс.
Винченце с жалостью взглянул на вновь потерявшую голос девушку.
— К сожалению, мне пора, — сказал он, вставая и перекладывая разнежившегося кота на лавку. — Spero di rivederci[47].
— Я провожу, — вызвался Феликс.
Из-за леса по небосклону протянулись золотые лучи, точно веер. Винченце прибавил шагу. Но теперь Феликс не нуждался в помощи и не собирался отставать. Заросшую ложбину они миновали молча, думая каждый о своем.
Выбравшись на пригорок, поросший ромашками и яркими лютиками, вспугнули стайку бабочек. Крылатые красавицы закружились в воздухе, точно подхваченные ветерком белые лепестки яблоневого цвета, разве падать вниз не спешили.
— Вы только полюбуйтесь, Феникс! — воскликнул Винченце — и уже специально потревожил, поднял в воздух еще мириады насекомых. — Посмотрите, какая красота, ведь правда?
Феликс тоже запрокинул голову. В вышине порхало живым облаком несчетное количество бабочек. Множество поднялось так высоко, что попали в лучи восходящего солнца, вспыхивая ослепительным светом на фоне чистого, густо-голубого неба.
— Бабочки боярышницы, как вы их называете. И кто подумает, что эти прекрасные создания, — сказал Винченце, — способны устроить настоящее бедствие! Да еще при этом людей до безумия напугают.
— Как это возможно? — не поверил Феликс.
— Такова их природа, — усмехнулся маркиз. — И винить их в этом нельзя. Сейчас, когда они так прекрасны, бабочки порхают по садам и откладывают на листве деревьев яйца, отмечая каждое капелькой своей крови. Скоро погода переменится, и в первую же грозу ливень смоет эти капельки.
И если под таким деревом от дождя спрячется человек — а именно так и случится, — то одежда его окрасится алым, и он будет уверен, что боги на него отчего-то прогневались. Самое смешное, что он окажется прав! Из яиц вылупятся гусеницы и сожрут весь урожай несчастного.
— Невероятно, — сказал Феликс.
— Скоро вы в этом лично убедитесь, — пожал плечами Винченце. — Дальше я дорогу найду сам, grazie.
Когда Феликс вернулся, то застал Глафиру весело, точно эти самые бабочки, порхающей по дому.
— Как я могла такое о нем подумать? — воскликнула она в воодушевлении. — Скажите, Феликс, как я могла посчитать его вампиром?!
— А теперь не считаете?
— Что вы такое говорите! — замахала на него руками Глаша, — У нас же теперь столько доказательств! Смотрите, — стала она перечислять, загибая пальцы, — сейчас уж утро, а он и не думал прятаться…
— Я проводил его до леса, — перебил Феликс, — а там, если понадобится, можно найти где укрыться и переждать день.
Глаша фыркнула на его предположение и продолжила:
— Он вошел в дом, несмотря на это, — и указала на красный угол.
— Но ты сама его пригласила, — возразил он. — Добровольно. А такое приглашение для них много значит.
— Он ел! — торжествовала девушка. — А всем ведь известно, что вампиры ничего не едят, кроме живой крови. А еще он не отказался попробовать это! — и она вручила Феликсу блюдо с мочеными яблоками. На дне между сморщенными плодами лежали дольки чеснока.
— Маринованный, — сказал Феликс.
— Ну и что! — отрезала Глафира. — А это чем, по-твоему, пахнет? — и сунула под нос тарелку малосольных огурцов. Пахло опять-таки чесноком.
— Хорошо, — не сдавался Феликс. — Но это ему не мешает оказаться сумасшедшим, буйно помешанным лунатиком, который превращается по ночам в неуправляемое чудо…
— Кстати о чудовищах! — вспомнила Глаша. — Ты же сам видел одновременно обоих — и его, и чудище. Они похожи? Мог он оказаться в двух местах разом? То-то и оно! Зря мы его подозревали. Во всем виновата одна эта страшная образина.
— Скажи просто, что он тебе понравился, — проворчал Феликс.
— Вот еще! — возмутилась Глаша. — Да, понравился. Он красивый, богатый, дворянин, иностранец. На моем месте любая бросилась бы ему на шею!
— Как бы он сам не бросился бы кому на шею, — вздохнул Феликс. И вышел, тихо притворив за собой дверь.
Глафира надула губы, грустно посмотрела из-за занавесочки ему вслед, покачала головой. На всякий случай решила отравить себе кровь, набив полный рот маринованным чесноком.
Не обращая внимания на все ярче сияющее утро, Винченце решил ненадолго задержаться в лесу. Он остановился возле ручейка, жизнерадостно несущего свои хрустальные воды меж сизых от мха кочек и камней. Быстро произведя какие-то таинственные манипуляции, низко наклонился к самой воде.
— Вик Ронан, это ты? — глухо донеслось со дна.
— Я, милорд, кто ж еще, — ответил Винченце.
— Где ты сейчас? — продолжал вопрошать ручей низким мужским голосом. — Я тебя почти не вижу, все расплывается, колышется. И звук плохой, какой-то журчание странное.
— Мне вас тоже не видно, сэр. Зато здесь нас никто не подслушает.
— Ты наконец нашел свой клад? — с надеждой спросил ручей.
— Не-а, милорд.
— Ты отыскал чертову траву? — поинтересовался, теперь с угрозой.
— Не-а, милорд.
— Какого же черта ты собирался мне докладывать?
— Я тут кое-что получше обнаружил, — таинственно заявил Винченце. — Я думаю, вашей светлости понравится.
— Мне плевать, что ты думаешь!! — взревело со дна, и вода заклокотала, зашипела поднявшимися пузырями. — Мне нужен этот чертов эликсир! И немедленно! Ты и так потратил чертову уйму денег и времени на эти свои чертовы каникулы — а толку как от.!!
— Но, милорд, — обиделся маркиз. — Я и так делаю все возможное! Полагаете, это так просто — найти траву среди травы? Это вам не иголку в стоге сена отыскать — каплю в океане!
— При чем здесь океан? Какое сено?! — заорал «ручей», плеснув ледяной ключевой водицей в лицо, — Я тебя не за сеном посылал, а за чертовым зельем!!.. Все, молчи. Слушать ничего не желаю. Все твои оправдания я знаю наперечет. Учти, через девять дней я сам, лично приеду за тобой. И если к тому времени ты не добудешь проклятое снадобье, я собственными руками спущу под землю всю твою деревню, вскипячу речку вместе с озерами, подниму все берега по камушку, по песчинке на воздух, разберу леса по щепочке, по листочку…
— Я уже понял, милорд! — заверил разбушевавшегося хозяина Винченце, не слушая продолжения тирадыю— Будьте уверены, скоро предъявлю результат на золотом блюдечке. Отменного качества. Я не я буду, если не оправдаю ваше доверие.
— Будто я тебя тысячу лет не знаю… — хмыкнул «ручей» с большим сомнением в голосе.
Вода плавно успокоилась, перестала бить белым ключом, прояснилось устланное палой листвой каменистое дно. Винченце вздохнул, пригладил пятерней выбившиеся из хвоста волосы. Поднявшись с корточек, отряхнул колени, незаметно огляделся по сторонам — на всякий случай, скорее по привычке, чем из необходимости. Никого, можно спокойно уйти.
Глава 5
Русалка полюбила
Красавца-колдуна —
А он на ведьме страшной
Давно уже женат!
Бедной водянице
Впору утопиться…
Наступившее утро принесло две важные находки. Первую Феликс сделал самостоятельно. Вернувшись к тем самым березкам, где давеча бродило чудовище, и тщательно все осмотрев, он обнаружил множество любопытных вещей. Очень четко отпечатавшиеся в мягкой земле, своеобразные следы чудища. Клочок черной шерсти, повисший на сучке. И вырытая в низинке яма, которую прикрывал сколоченный из досок щит, для неприметности сверху засыпанный хворостом и прошлогодней листвой. В этом странном погребе также нашлись следы лап чудища — но ничего больше. Яма оказалась пуста, если не считать рассыпанных в углу на земле угольков. Но старых кострищ поблизости Феликс не заметил.
Вторая находка этого утра была не менее странной. И подивиться на нее собралась едва ль не вся деревня. В дальнем конце чьего-то сада, под раскидистой вишней, во всю длину развалилась большая свинья.
— Боров, — перешептывались в народе.
— Хряк.
— Помер?
— Сдох.
— Ну и туша!
— Да, жирного откормили.
— Жалко, скотина хорошая.
— Да что случилось?
— Не видишь? Загривок в кровище и две дыры за ухом.
— Упырь покусал, как есть.
— Ужасть-то!..
— А розовенький какой был, хорошенький. Пудов сала этак…
