Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)
Дарвин был много сообразительней и прозорливее Фицроя: он своим умом догадался о том, что капитан после той ночи твердо знал. Живые организмы со временем, под воздействием внешней среды, неизбежно изменяются, – и Фицрой мог лишь предполагать, как воспримет человечество это откровение.
Но и его борьба с Дарвином была тщетной попыткой отвлечься от еще более чудовищной истины – капитан понял это много позднее. Когда услышал первые разговоры о возможности беспроводной радиосвязи и сообразил, что мог мастерить преподобный Мэттьюз до того, как однажды ночью сознание его окончательно прояснилось. Некий странный прибор, безделица, игрушка, над которой все насмехались, – что сделал он с этим прибором… или, точнее, – что сделал тот, чье сознание даже после смерти головоногого тела осталось, будто кукушонок в гнезде, под черепным сводом Мэттьюза. Тот, кто счел необходимым продублировать сигнал, отправленный с острова другим своим собратом. Тот, кто умер не раньше, чем убедился: сделано все возможное.
«Нет, – думал Фицрой, – нет страшнее безбожника, чем истово веровавший, но в вере своей разочаровавшийся».
Он искал способ предупредить других о своих догадках, но понимал: сам же лишил себя всякой опоры. Высмеивая Дарвина. Отрицая очевидное. Замалчивая то, о чем молчать не следовало.
Невозможно остановить прогресс, но задержать его – под силу даже одному человеку. И порой последствия этой паузы могут оказаться роковыми. Как для тех дикарей, что не желали смириться с истиной, принесенной им преподобным Мэттьюзом и Джемми Пуговицей.
Капитан Роберт Фицрой покончил с собой 30 апреля 1865 года, в возрасте шестидесяти девяти лет. Перерезал себе горло бритвой, не в силах справиться с мыслью о том, что мог предупредить катастрофу, остановить тех, кто рано или поздно снова явится на Землю. Прилетят уже не для того, чтобы совершить паломничество, – но чтобы уничтожить ее и само воспоминание о своей оскверненной, развенчанной святыне.
Когда капитан умирал, в ушах его стояло непрерывно повторяющееся, жалобное чередование двух нот, плач двух брошенных существ, которые осознавали свое одиночество и мысленно взывали к тому, кто некогда был божеством их народа. «Кту́лла, кту́лла, кту́лла, кту́лла», – слышал он – как слышал тогда, удирая к вельботу.
Фицрой надеялся, что никому больше на Земле не доведется услышать эти звуки.
До первой вспышки на поверхности Марса, которую зафиксирует французский астроном Жавель, оставалось четверть века. Двадцать семь лет – до публикации книги Персиваля Лоуэлла, в которой тот выскажет предположение о существовании на Марсе жизни.
Пятьдесят шесть лет – до момента, когда грузовое судно «Бдительный», отклонившись от курса, отыщет тяжеловооруженную яхту «Сигнал» из новозеландского Данидина с единственным выжившим моряком, норвежцем Густавом Йохансеном.
Владимир Свержин
Шаги коммодора
Молоточек ударил по чеканному бронзовому гонгу, порождая глубокий продолжительный звук. Приоткрылось зарешеченное окошко в двери. Но тот, кто хотел разглядеть посетителя, потерпел фиаско. В то утро смог плотно закутал в грязное одеяло столицу Британии, со скромным достоинством именующей себя Великой, оставляя взгляду лишь бесформенный силуэт. Голос, просочившийся в прихожую с клочьями тумана, принадлежал даме:
– Простите, мистер Шерлок Холмс здесь живет?
Привратник, чересчур смуглый для промозглого лондонского климата, скривился, как от зубной боли. Но, взяв себя в руки, крикнул в переговорную трубу, какая обычно используется на кораблях для соединения капитанского мостика с машинным отделением:
– Мистер Стивен, к вам посетительница!
Со второго этажа сквозь жестяной раструб послышалось не без ворчливости:
– Ко мне, или опять к этому обманщику? – Красноречивое молчание было ему ответом. – Ладно, проси, – смилостивился тот, кого назвали мистером Стивеном.
Человек завозился с задвижкой, приоткрыл дверь, впуская незнакомку, и небрежным жестом показал на лестницу, ведущую в жилые помещения. Молодая женщина лет, пожалуй, не более двадцати трех – двадцати пяти, с опаской оглянулась на неприветливого «дикаря» в пехотном мундире без знаков различия. Из-за широкого алого кушака торчал изукрашенный восточный кинжал, зеленая чалма сикха довершала экзотический портрет «мажордома». Девушка повернулась к нему спиной, привычно полагая, что тот поспешит услужливо помочь ей снять дорожный плащ, но не тут-то было. Мужчина безучастно отвернулся, закрыл входную дверь и вновь указал на лестницу, недоумевая, отчего посетительница все еще здесь. Дама пожала плечами, сбросила плащ на перила, демонстрируя расшитый серебряным шнуром редингот, остро модный в этом сезоне.
– Не утруждайте себя излишней учтивостью, – с нескрываемым сарказмом промолвила она и начала восхождение на второй этаж. Но сын южных широт и не думал себя утруждать. Он молча последовал за незнакомкой, даже не прибрав оставленного плаща.
– Вы мистер Шерлок Холмс? – с порога вопросила гостья, обнаружив хозяина помещения среди мягких диванов и хорасанских ковров, украшенных персидскими саблями, пистолями и оскаленными мордами охотничьих трофеев.
Хозяин был коренаст, широкоплеч, а манера поглаживать тяжелые кулаки делала его похожим, скорее, на корабельного боцмана, чем на мыслителя. Он поднялся навстречу даме, смерил ее пристальным взглядом, каким одаривают новобранцев опытные вояки, и почти любезно произнес:
– Слушаю вас, леди.
– Так вы действительно Шерлок Холмс? – в голосе посетительницы звучала нотка сомнения. Да что там нотка – вся октава!
– С чего вы взяли? – усаживаясь прямо на обитый зеленым сукном стол, насмешливо поинтересовался не слишком гостеприимный хозяин.
Игнорируя колкость, девушка с ходу пустилась в объяснения:
– Я полагаю, в книге о ваших похождениях издатель пропустил маленькую косую черточку в адресе. Я еще и подумала вначале, откуда бы взяться двести двадцать первому номеру на Бейкер-стрит? Но потом сообразила, что это не двести двадцать один, а двадцать два дробь один. Итак, мистер Шерлок Холмс…
– Погодите со своим делом, леди! Сразу хочу внести ясность, – бесцеремонно оборвал ее наголо обритый хозяин апартаментов, – меня зовут не Шерлок Холмс и, тем паче, не доктор Ватсон. О том, что я не миссис Хадсон, полагаю, вы догадались без моих намеков. При рождении я получил имя Стивен. Стивен Шейли-Хоупс, эсквайр. Прошу любить и жаловать, или же не любить и не жаловать – как вам будет угодно.
– Но внизу написано, что здесь принимает частный детектив Шерлок Холмс! – не сдавалась дама, решительно настроенная стоять на своем.
– Частный детектив Шейли-Хоупс. Это мальчишки-посыльные из лавки Батлера озорничают. Начитались бредней. Впрочем, и вы, как я погляжу, уделили им внимание.
Гостья несколько смутилась, еще раз на всякий случай огляделась, словно проверяя, не разыгрывает ли ее великий сыщик, ловко загримировавшись для очередного расследования, и, с горечью убедившись, что не разыгрывает, произнесла со вздохом надежды:
– Но вы – частный детектив?
– Сие непреложный факт. На протяжении двенадцати последних лет это как раз то ремесло, которое меня кормит и развлекает. Желаете прочесть отзывы? У меня их увесистый том.
Молодая женщина покачала головой:
– Не думаю, что в этом есть смысл. Уверена, что никогда прежде вам не доводилось расследовать подобного дела.
– Черт побери! – возмутился сыщик. – Что вы можете знать о том, какие дела мне доводилось или не доводилось расследовать?! Если хотите знать, сама наша добрая королева Виктория прикрепила вот на эту грудь…
– О, простите, простите, – посетительница поспешила извиниться, услышав имя королевы. – Я вовсе не имела в виду ничего обидного, но дело и вправду совершенно необычное. Я надеялась, что оно, возможно, под силу мистеру Шерлоку Холмсу с его непревзойденным дедуктивным методом.
– Если вы желаете, чтобы я занялся этим делом, будьте любезны рассказать о нем подробно, не пропуская даже мелких деталей. Если же и далее станете пересказывать бульварную болтовню, не стану вас задерживать, дорогая леди.
– Пусть так. Я готова вам довериться. В конце концов, если мистер Холмс, как вы утверждаете, плод фантазии, то мне все же понадобится толковый сыщик. Причем, сведущий в делах восточных колоний. Тогда почему же не вы? – окончательно смирившись с очевидностью, с печальным вздохом произнесла гостья. – Меня зовут леди Маргарет Рокстед, в девичестве Улфхерст. Я дочь знаменитого коммодора Джеймса Реджинальда Улфхерста и жена судостроителя Генри Рокстеда. Нынче утром, против воли мужа, я прибыла в Лондон только оттого, что к мистеру Холмсу у меня дело чрезвычайной важности.
– Раджив! – резко скомандовал мистер Шейли-Хоупс. – Утренний «Таймс»!
