Сергей Соболев - Знамена Князя
…Неожиданно громко, показалось даже, что в самом операционном зале, прозвучала серия выстрелов. Последовала небольшая пауза, по истечении которой вновь затеялась яростная, но непродолжительная, не более полминуты, перестрелка.
Когда Романцев посмотрел на показания следящих мониторов, он ощутил, как все внутри у него оборвалось.
Какие-либо показания от микрочипа, вшитого в ткань комбеза Ураева, равно как и от биодатчика, входящего в комплект «Гроза-2», отсутствовали напрочь, и единственным человеком, которого компьютеризованная система слежения и безопасности продолжала уверенно фиксировать и обсчитывать, причем в качестве «своего», был теперь сам Алексей Романцев…
Все, что происходило с ним после этого, Романцев воспринимал как непрерывную серию кошмарных видений.
Он видел, например, самого себя как бы со стороны и притом совершенно не понимал, как такое может быть. Все это смахивало на видеоролик, закольцованный по времени, действие в котором занимает не более десяти секунд. С той лишь разницей, что все события происходили в реальности, где человеческой сущности не полагается раздваиваться и где один и тот же индивидуум не может одновременно быть актером, играющим на сцене отведенную ему самой жизнью роль, и зрителем, наблюдающим за самим собой из партера.
Ролик, который он крутил как бы сам для себя, надо сказать, был препаршивый.
Вот Романцев, чье осунувшееся лицо вдруг стало как-то по-особенному безразличным, полностью отрешенным, перекладывает пистолет из правой руки в левую. Вот он вытирает потную ладонь о штанину и вновь перекладывает ствол в свою рабочую руку. Напоследок бросает напряженный взгляд в сторону тамбура, откуда вот-вот в операционный зал могут ворваться чужаки. Медленно и в то же время решительно подносит пистолет к виску…
И нажимает на курок.
Романцев не знал, сколько раз подряд он «просмотрел» этот кошмарный ролик и сколько раз он пытался покончить с собой. Ему показалось, что все это длилось с ним целую вечность. Но все же наступил такой момент, когда он сказал себе: «Все, баста!», потому что к этому времени уже осознал – «хребтом», по выражению Ураева, что добром для него все это не кончится и что он должен, нет, обязан как-то вырваться за пределы этого ирреального закольцованного мирка…
Дверь запасного выхода была чем-то привалена. Он нажал плечом, затем еще сильнее, чтобы увеличить просвет. Резко и неприятно потянуло запахами прогоревших пороховых газов, но Романцев, преодолев позыв к рвоте, продолжил что есть сил нажимать на броняшку, пока не протиснулся на нижнюю площадку запасной лестницы.
Здесь, среди груды доспехов и чьих-то окровавленных ошметков, он обнаружил Феликса Ураева – его «броник» на груди был пробит как минимум в двух местах. Рядышком с Ураевым, почти что в обнимку с ним, лежал мертвый «стелс» – в забрале его шлема зияла дыра величиной с кулак…
По темечку ударила капля, тяжелая, затем еще одна и еще… Чуть отклонившись, Романцев подставил под тоненькую прерывистую струйку ладонь – откуда-то сверху сочилась кровь. Подсвечивая себе мощным фонарем, он поднялся на несколько ступеней, где на предпоследнем витке «улитки» обнаружился еще один мертвый чужак, экипированный в боекомплект «стелс», – вначале он увидел оторванную чуть выше колена ногу, а затем и все остальное.
– Не такие уж вы «невидимки», мать вашу! – процедил он сквозь зубы. – Вот ежели бы вы, дохляки, вдруг разом все ожили… Нет, такое не по зубам даже вашему Мороку!
Убедившись, что опасность ему пока не грозит, он спустился обратно, на нижнюю площадку. Он не хотел оставлять здесь Ураева, в компании с мертвыми чужаками. Нужно попытаться переволочь тело в тамбур, ну а потом еще раз попробовать связаться с внешним миром…
Когда Романцев, кряхтя от натуги, подхватил Феликса под мышки и попытался втащить мертвого, как ему казалось, товарища через дверной проем в тамбур, послышался слабый стон…
– Все будет нормально, Феликс, – Романцев, закончив перевязку, всадил своему тяжелораненому товарищу, все еще не пришедшему в сознание, инъекцию промедола. – Только что объяву для нас сделали по рации… Мол, так и так, мужики, не нужна ли вам какая помощь? Хотя они нас ни черта не слышат, но все же доперли, наконец, и сообщили, что высылают к нам спасательную партию!
Романцев, пошатываясь, перебирая руками по стенам, все же кое-как доковылял до ураевского пульта. Снял предохранительную скобу с переключателя, перещелкнул его в верхнее положение, разблокировав таким образом подъемное устройство спецлифта. Преодолев таким же макаром обратный путь, вначале закутал Ураева в бушлат, а затем втащил его в кабину лифта – к счастью, включился в работу запасной дизель-генератор, и какая-то часть оборудования, включая подъемник, работала исправно.
На этом иссякли его последние силы. Как и с чьей помощью они выбрались наружу, Романцев не запомнил. Кажется, какие-то люди отобрали у него Феликса; они уложили раненого на носилки и понесли его к приземлившемуся прямо на плацу вертолету… Вокруг Романцева тоже суетились какие-то люди; с неба сыпал то зеленоватый, то ядовито-оранжевый снег; они, эти подоспевшие люди, что-то говорили ему, о чем-то пытались расспросить, но он никого из них не слышал и почти ничего не понимал.
Романцев взял в дрожащие пальцы зажженную кем-то из них сигарету. И даже успел сделать несколько глубоких затяжек, прежде чем мелодичный женский голос, звучащий у него прямо в черепной коробке, начал произносить отсчет, в конце которого он выйдет – или будет выведен – из состояния гипнотического транса.
Глава 27
После прогулки по зимнему саду Романцева вновь повели на прием к доктору. Охранники, по-прежнему плотно опекающие его, нисколько не изменили своих строгих правил и манер. Они отказывались вступать в разговоры на сторонние темы, и если даже их отношение к своему подопечному изменилось в лучшую сторону, на их бесстрастных образинах это никак не отражалось.
Конечно, они и не подумали спросить, настроен ли сам Алексей Андреевич общаться с Ларисой Сергеевной. После трех сеансов наркогипноза, между которыми были сравнительно небольшие перерывы, любой нормальный человек бежал бы от «милого доктора» сломя голову, лишь бы только не оказаться в ее заботливых женских ручках, на которых красуются киберперчатки.
Но Романцеву бежать некуда. Если он и может совершить побег, то лишь по одному известному маршруту: на тот свет, по путевке, выписанной ему самим Стоуном.
Впрочем, все было достаточно мило. Романцеву предложили кофе и бисквиты с ореховой начинкой. Он не отказался. Лариса Сергеевна, составив ему компанию, тоже выпила чашечку кофе.
Жалкой марионетке по фамилии Романцев было позволено курить. Вентиляция хорошо справлялась со своей работой, вытягивая лоскуты табачного дыма вон из помещения. Двое малознакомых людей сидели друг против друга, неспешно попивали кофе и разговаривали о разных пустяках.
– Если вы и пытались что-то подкорректировать в моем мозгу, то у вас не очень получилось, – пустив пару колец дыма, сказал Романцев. – Там, в бункере, я пытался застрелиться. Видеокамеры зафиксировали это безобразие, верно? Даже не знаю, с какой стати я надумал пустить себе пулю в лоб… Может, башню снесло под воздействием наркоты? Я ж тогда явно мозги перетрудил! Или приблазнилось что-то дурное? Там был под конец кромешный ад… Помню, что МЛ-датчики вначале зашкалили, потом вовсе накрылись! И вот в этот момент, наверное, я вообще перестал себя контролировать.
– Если бы Ураев не сообразил, что вы не в себе и не разрядил ваш табельный ствол, для вас та история могла бы закончиться плачевно… Что же касается самой этой темы… Будь на вашем месте любой другой человек, Алексей Андреич, он бы не смог выдержать этого нечеловеческого напряжения и наверняка не справился бы с поставленной задачей. Я повторяю – «любой другой». И именно – «на вашем месте», и при тех обстоятельствах, которые там имели место быть.
Романцев бросил на нее пристальный взгляд. Что-то в этой женщине было такое, что не могло его не заинтересовать. Даже сейчас, когда он лишь наполовину живой, когда он пребывает в каком-то странном подвешенном состоянии – даже в эти минуты Л.С. была ему интересна. Она не по-женски логично и рассудительно мыслит, обладает завидной выдержкой. Умеет держать людей на дистанции. Она по-своему, на свой женский лад привлекательна, хотя Романцева, по правде говоря, в его нынешнем положении менее всего интересуют женские прелести. Он смотрел на нее как на личность, которая что-то скрывает под своей маской, непроницаемой для чужих взоров, которую эта Лариса Сергеевна – интересно, имя-то хоть настоящее? – носит, кажется, уже довольно продолжительное время.
