Игорь Денисенко - Проект Повелитель
– Ох, я старый дурак! Ну знал же, чувствовал, что река – граница времен! Теперь все понятно.
– А мне нет, – сказал я, – давай, Хаймович, проясняй ситуацию. Откуда лес взялся? И куда теперь идти, и что делать?
– Извечные вопросы русской интеллигенции: что делать и кто виноват? – задумчиво ответил дед, пряча глаза. – Вот и выходит, что во всем виноваты евреи.
– Дед, ты свою вину на каких-то евреев не списывай! – оборвал его самобичевание Федор. – Сам завел нас черт знает куда!
– Водил Моисей свой народ сорок лет, пока не привел в Землю обетованную…
Я психанул, зная, что, раз дед впал в состояние прострации, надо срочно его из этого состояния выводить.
– Ты чего городишь! Нам сорок лет с тобой мыкаться терпения не хватит! Тебя вон Косой или женщины порешат!
– Тут такое дело, – промямлил наконец Моисей Хаймович. – Раз тут лес стоит, которого не было, значит, мы попали в то время, когда дачного поселка тут еще не было. Либо в то время, когда от него ничего не осталось. Мы либо далеко в прошлом, либо в будущем.
– А по-моему, мы в глубокой заднице! – заорал Косой. – Ты только посмотри! Лес и спереди, и сзади! И никаких дорог! Домов тоже нет, через мост перешли утром, а тут темнеет. Ночевать под сосной предлагаешь?
– Это дело, – опомнился старый, – хорошо, что у нас тесаки имеются. Надо лапок еловых нарубить да шалаш сделать.
Федор вместо ответа зло развернулся и, вытащив из-за пояса тесак, пошагал к ближайшей елке. Надо ли говорить, что срубил он ее всю, искромсал просто. Мы бросились помогать. Не скажу, что тесак с локоть длиной такое уж удобное орудие для рубки веток. Ковали мы их с дедом, прежде всего, чтобы от собак и торков отмахиваться. Но все лучше, чем ничего. Я стал рубить ветки неподалеку от Федора. Таким злым я его давно не видел и всерьез опасался, как бы он на деда в горячке не бросился. Но все-таки работа успокаивает.
Пока мы рубили ветки, Роза их таскала и укладывала. Сережка с дедом сооружали гнездо для ночлега, связывая из веток шалаш. Надо же, и веревка пригодилась. Дед как в воду глядел. Я присмотрелся к сооружению, оно здорово смахивало на крышу дома, почти полностью ушедшего в землю. Ночевать, одним словом, будем на чердаке. Лишь бы дождь не пошел. К ночи тучи над головой обычно тяжелели и могли пролиться на землю, не дожидаясь рассвета. Как мы в шалаше переживем дождь, меня тревожило. Тревожила и неопределенность нынешнего положения. Что будет завтра и вообще?
Меж тем женщины развели костер и уже оживленно переговаривались, что-то стряпая на огне. Запах горячей тушенки донесся до нас с Федором, в животе заурчало, и слюни потекли рекой. Я судорожно сглотнул.
– Пойдем?
– Не хочу.
– Да не переживай ты, выживем. Еще и не в таких переделках бывали.
– Толстый, ты кому говоришь? Если б мы вдвоем попали, одно дело, а тут ребенок. Зима на дворе! – в сердцах бросил Федор.
– Ничего-ничего, – похлопал я Федю по плечу и потащил к костру.
* * *– Это когда-нибудь прекратится? А? – спросил Лис у неба. – Сеет и сеет целый день. Мокрый насквозь.
– А что ты хотел – осень.
Руслан в лопнувшей и кое-как сшитой одежде выглядел печально. По тугому хвосту волос на затылке стекала вода. Стекала она и по лбу, пробиваясь через брови. Капли застили глаза. Руслан утирал лоб рукавом, но помогало это мало, дождь все усиливался.
– Я вот думаю, как они в этих ульях жили? Я тут пять рядов насчитал, один над другим. Они что, друг другу на головы гадили?
– Дойдем – посмотрим.
– Да дошли уже. Дверей не вижу. А ты видишь?
– Может, на другой стороне. Давай обойдем.
На другой стороне дома двери нашлись. Дверной проем они не закрывали, а лежали рядом.
– Деревянные? – удивился Лис.
– А ты что думал? Каменные, как дома? Или железные? – фыркнул Руслан.
Поднявшись по ступенькам, друзья оказались на площадке первого этажа. Дверей было четыре: три железные и лишь одна деревянная. Друзья переглянулись. Николай торжествующе улыбнулся. Железные были закрыты наглухо. Лишь деревянные гостеприимно распахнуты настежь. Судя по их виду, они не сами так распахнулись. Треснувшее полотно двери ощетинилось щепками. Руслан принюхался. Пусто, кивнул он.
С топорами наготове они зашли в квартиру. Тут царил бардак. Куча вещей валялась под ногами.
– Они даже крынки из железа делали, – донесся голос Коли из кухни. – Гончары, видать, вывелись.
– А с деревом у них туго, – добавил Руслан, – так что со стрелами надо бережней.
– Ух ты! Ларь какой! До потолка! Деревянный!
– Не, сгнил уже весь. Видишь, не дерево – труха одна, опилки.
– Короеды поработали.
– На костерок сгодится.
Рус выломал дверцу. Коля оторвал вторую.
– Может, до верха обойдем, проверим, вдруг тут есть короеды эти, ну которые…
– Жуки? Да черт с ними! – устало махнул Руслан. – Дверь входную подопрем, чтоб внезапно не напали.
– Прям здесь запалим? А дыму куда? Тяги нет.
– Сейчас, – Руслан слегка приласкал окно топором, и оно обиженно зазвенело разбитым стеклом.
– Во! Другое дело. В кухне уже до нас кто-то выбил.
– Тут, вообще, кто-то сильно постарался, полгорода в развалинах. Не иначе как после Великой войны.
– А чего они не поделили? Вот сколько нам староста пояснял, я так и не понял.
– Думаешь, он сам знает? – ухмыльнулся Руслан. – А вот в книжице моей, думаю, про все сказано.
Рус похлопал себя по груди. Пакет прилип к голой коже и важно чавкнул, мол, да, знаю.
* * *Заснуть было трудно. Посторонние звуки леса раздражали чрезвычайно. То сова закричит, то еще какая живность голос подаст. Помимо этого, я внутренним взором постоянно держал контроль над окружающей местностью. Ничего крупного и опасного к нам не приближалось, и, утомившись, я все-таки забылся.
И на границе сна и яви было мне видение. Уж не знаю, то ли насыщенный хвойный запах на меня так подействовал, то ли непривычная обстановка, но приснился мне сон, будто я маленький. Сижу где-то на развалинах и плачу. И развалины те незнакомые, идти куда, не знаю. Да и некуда мне идти. И до того мне одиноко и обидно, что слезы просто ручьем льются. Тут из ниоткуда подходит страшный дядька. Вроде и не бандит он, и не людоед, но страшно мне от того, что я точно знаю: он чужой! И облик его течет и меняется так, что не узнать и не запомнить. И душа у него – потемки. Не чувствую я в нем ни злобы, ни жалости. Он берет меня за руку, и я, не в силах сопротивляться, иду.
И вот привел он меня куда-то и говорит, что я должен сделать то-то и то-то. Бубнит и бубнит, и слова горящими знаками вспыхивают в моей голове. УК-Т-УК-ЗА-УК-ЧТ, УК-Т-УК-ЧТ-20001-УК-ЗА-00010-УК-ЗП-00010-УК-ЗА-57370-УК-ЗП-740FF-УК-СА-УК-АВ-УК-Т-УК-ЧТ-УК-ЗП-60080-УК-СА-УК-Ц-УК-АВ… Мозг мой вопит от ужаса, от этой бесконечной белиберды. Мне кажется, он лопнет от нескончаемых знаков и чисел. Но вот чужой бубнить прекращает, и я сижу один в большой и холодной комнате. Что мне делать? Что делать?
До моего слуха донесся какой-то посторонний звук: Максим-младший, что ли, заплакал? Но нет! Плач раздавался где-то совсем близко. Я всполошился. Кто-то чужой рядом. Поднялся, вытаскивая свою руку из-под Розы. Потревоженная, она сонно окинула меня взглядом и тут же проснулась. Ага! Тоже услышала!
Выскочив из шалаша, увидел, что опоздал – не первый я на плач вышел. Светало. На опушке леса стоял Хаймович и что-то говорил какому-то ребенку с соломенными волосами. Лишь подойдя ближе, я увидел, что ребенок тот с меня ростом и возрастом. Просто сидит он на земле и усиленно мотает сопли на кулак. Одет чужак был в куртку из собачей шкуры. Куртка вся исцарапана и порвана. Клочки шерсти висели там и сям. Штаны неопределенного происхождения оканчивались видавшими виды сапогами. От таких видов сапоги раскисли окончательно и показывали через дырки грязные пальцы с треснувшими ногтями. Н-да…
– И откуда эта жертва науки? – спросил из-за моей спины Федор у Хаймовича.
Хаймович, озадаченно рассматривающий чужака, ответил:
– Судя по внешнему виду, местный. Битый час с ним разговариваю, но, что случилось и кто такой, добиться не могу.
Меж тем сквозь непрестанное хныканье можно было разобрать вполне определенные слова:
– …бросили меня… плохой Лис, и Руслан плохой… бросили меня, бедного… У-у-у! У-у-у!
– Жалуется он, что ли, на кого? – спросил Федя, прислушиваясь к бессвязной речи. – Э! Откуда, братан? Что случилось?
Косой потряс незнакомца за плечо.
– Бросили меня… В-э-э-э! Плохой Лис, и Рус плохой, бросили!
– Понятно, все кругом плохие, один он хороший. Ябеда какой-то…
Чужак неожиданно оживился.
– Да! Ябеда! Я – Ябеда! – ткнул он указательным пальцем в себя. – Ябеда – хороший! Лис плохой! – Подумав, серьезно добавил: – Руслан тоже плохой!
– Ни хрена себе у него кликуха! Ябеда! Как он с такой кличкой выжил? У нас бы давно грохнули, – удивился Косой.
Хаймович угрюмо взглянул на Косого.
