Дмитрий Ермаков - Метро 2033: Третья сила
Ларионов стоял на коленях перед полковником, плотно сжав губы, глядел в пол. Почти не шевелился, и даже когда Бодров обращался к нему, не издавал ни звука. Вокруг них образовалось пустое пространство. От Ларионова, точно от чумного, отшатнулись все. Смотрели на бывшего командира ополчения Новочеркасской со смесью ужаса и отвращения.
– Вот иуда! – шептались солдаты. – Кто бы мог подумать, гнида какая!
– Я тебя раскусил очень давно, – продолжал вещать полковник, доставая пистолет. – Очень. Слишком много было «совпадений». Слишком много «случайностей». После того, как я тебе левый рапорт подсунул… Сам левой рукой писал, чтоб почерк был неузнаваем. Остроумно, правда? Тогда ты выдал себя с головой, гад. Не ожидал такого хода, а? Недооценил ты меня, видать. Признаю, ты неплохо вел свою игру, – полковник перестал глумиться, заговорил сухо, рублеными фразами. – Убедил Сатура блокировать нас. Что, было дело? Организовал операцию по переброске ваших сил по нашей ВШ. От моста Володарского-то топать далековато… Сюрприз, правда? – он обвел взглядом всех собравшихся. – Единственный мост, который не рухнул. Давно и успешно используется Империей. Потом ты успел сообщить своим о скором подрыве туннеля. Молодец, все предусмотрел. Кроме одного – я давным-давно вел тебя к расстрелу, ублюдок.
Лейтенант на миг закрыл глаза и заскрежетал зубами в бессильной ярости.
– Ты мне одно скажи, – полковник опустился перед приговоренным на корточки, – чего ради, парень? За какие такие серебреники ты нас предал? Что они тебе посулили? Скажи уж, не таи.
Наступила тишина.
Полковник стоял перед Ларионовым, держа в руке пистолет. Бойцы армии Оккервиля, офицеры, сталкеры затаив дыхание следили за происходящим. Несколько человек на всякий случай взяли на изготовку оружие, но ясно было и так, что изменник не сбежит.
Время шло.
Казалось, ответ уже не прозвучит. Но когда полковник, потеряв терпение, сделал своим людям знак отступить еще дальше и начал поднимать оружие, готовясь привести в исполнение приговор, Ларионов вдруг заговорил. Голос его не дрожал, звучал ровно, уверенно. Шпион видел, что проиграл, но не чувствовал себя униженным. Иногда в его речи проскакивали горделивые нотки.
– Ты спрашиваешь, Дим, чем меня соблазнили веганцы? Отвечу. Будущим. Да-да, будущим. Можешь спорить с этим сколько угодно, но сила за ними. Империя – это сила. А остальные станции метро сидят в дерьме и ни хрена за двадцать лет не сделали, чтоб из него выбраться. Или я не прав, Дим? В чем, скажи, я не прав? – Сергей едва не сорвался на крик, но быстро взял себя в руки. – Помешать этим планам может только Альянс. И вы, оккеры. Третья, блин, сила, спутали нам все карты… Будь ты проклят, полковник! – на мгновение Дмитрию Александровичу показалось, что предатель сейчас заплачет, но Ларионов взял себя в руки, и заговорил дальше спокойно, надменно: – Да, приморцы – сила, но они тоже ничего не сделали, чтобы объединить метро. Себя обеспечили. А остальные? А окраинные станции, где, кроме говна, и жрать-то нечего?!
– Что же принесет этим беднягам Империя? – поинтересовался полковник, когда Ларионов на короткое время замолчал. – Чем осчастливить планируете людишек? А?
– Порядок! – воскликнул Ларионов, и глаза его загорелись. – Порядок, Дима! Думаешь, если к власти придут веганцы, по метро будут шастать проповедники «Исхода»? Думаешь, мы допустим, чтобы люди вместо того, чтобы делом заниматься, туннель до Москвы рыли?! Империя – это порядок. Империя – это…
– Хер тебе, – перебил Ларионова полковник и, коротко замахнувшись, ударил Ларионова кулаком по лицу. После чего, потеряв к шпиону всякий интерес, повернулся к солдатам.
– Он складно болтал, – усмехнулся Дмитрий Александрович, – прям прирожденный оратор, ё-моё. И все у него так гладко – порядок, порядок… Но знаете, парни, если бы Сережка наш продался за «толстый тетка, вкусный булка», я б его понял. Все равно пристрелил бы, но понял. А он… А он, народ, совсем задешево себя отдал. Считай, даром. Последняя путана, и та бы лучше поторговалась. Честно, мне его теперь даже расстреливать противно. Мужиков убивать – еще ладно. Шлюх, тем более «идейных», – увольте.
Полковник оглушительно захохотал. Тут же засмеялись и все солдаты. Напряжение, копившееся много часов и ставшее почти невыносимым, требовало выхода. И как только солдаты поняли, что смеяться можно, что командир как бы дает им понять: серьезная часть пока кончилась, можно отвлечься, они не заставили себя долго упрашивать. Вестибюль сотрясался от раскатов смеха минут десять. Наконец, люди успокоились. Лишь иногда откуда-то раздавались сдавленные смешки. И тогда Дмитрий Александрович продолжил.
– Вы знаете, почему Стасов, два года исправно лизавший зад Сатуру, вдруг взбрыкнул? Почему лояльный Василь Василич послал зеленых на три буквы, когда ему приказали изгнать меня? Его сынишка там оказался. В Империи, которой восхищается Сереженька. Его не похищали, просто нелепая случайность. Хотел пацан мир посмотреть… Его и утащили в сторону «Лизы»[24]. Далеко увести не успели, кто-то узнал в пареньке сына нашего начальника. Парня вернули. И знаете, что сделал мальчик, оказавшись дома? Повесился. Повесился, мужики. А знаете, почему? Он увидел, что такое Империя. Это наш иуда дальше «Плана» не ходил, там все цивильно. А вы как хотели – столица. Фасад. Специально вылизывают, чтоб привлекать подлиз. А дальше… О, что там дальше… – полковник расплылся в людоедской улыбке.
– Благосостояние общины должно на чем-то строиться, – Сергей, оправившись от удара, заговорил снова деловым, даже слегка насмешливым тоном. – Наше основано на транзите наркотиков. Их – на рабстве. Это нормально.
Но никто не обратил внимания на реплику Ларионова, все вслушивались в слова полковника.
– Женщины, дети, старики превращаются после пары месяцев такого «порядка» в сплошные гноящиеся раны. Их избивают все, кому не лень, и чем ни попадя. Без всякой, заметь, Сережка, экономической пользы, просто так. А ученые в лабораториях – о-о! Живьем людей вскрывают. Растения в организм вживляют. Новую породу людей выводят. Ну, все слышали про это. Я от одного старика, который из этого ада вернулся, мно-о-ого интересного узнал про то, что они там с пленниками вытворяют. Вы все его знали наверняка – дед Максим.
– О! Максимыч – серьезный был дед, попусту болтать не стал бы, – зашептались в толпе. Дедка, который вернулся из недр Империи весь изуродованный, точно его пережевали и выплюнули, знали многие. На станциях Оккервиля все время находились офицеры-веганцы, и дед мало кому рассказывал о том, откуда у него эти ужасные раны.
– Там много наших, загадочным образом пропавших. Ни у кого родные, друзья не пропадали? – оглядел Дмитрий Бодров своих солдат, тут же поднялось несколько рук. – Пропадали? Ну вот. Скорее всего, они как раз там. То, что от них осталось после опытов. Кстати, помнишь, Сережка, – снова повернулся к изменнику полковник, – твой племянник исчез? Помнишь? Ты почему-то решил, что это приморцы сделали, хоть и не смог доказать. А Максимыч видел твоего племяша, но не мог сказать, его бы тут же агенты порядка и света, твои любимчики, к стенке поставили. А потом дед умер…
Невероятная, пугающая метаморфоза произошла с Ларионовым, когда полковник заговорил о его пропавшем родственнике. Куда делся его спесивый, полный скрытого торжества взгляд! Куда исчезла холодная решимость держаться до конца и не уступить обидчику! Он весь задрожал. Губы Сергея задергались. Он пополз было на коленях в сторону командира Оккервиля, нарочно отошедшего подальше, но Игнат и Кирилл кинулись на предателя и остановили его. Размазывая слезы по лицу, Ларионов залепетал:
– Где, где он его видел? Что с Петей? Что с ним случилось?
– На «Лизе» его Максимыч видел, – охотно отвечал Бодров. – Вскрытого, с вывернутыми кишками. Твои любимые борцы за порядок опыты ставили. Кактус в пузо пытались запихнуть. Да что-то не прижился кактус.
– Это ложь! – завизжал Ларионов неожиданно тонким для такого крепкого мужчины голосом. – Грязная ложь!
Вместо ответа полковник со всей силы пнул лейтенанта в живот так, что тот переломился пополам.
– Ну никакой оригинальности, – с картинным сожалением произнес Бодров, наблюдая, как кашляет и хрипит поверженный предатель. – Все вы одно и то же говорите. «Ложь, неправда!». Общался как-то с поклонником Гитлера. Та же байда, слово в слово. Тьфу на тебя. Даже жаль, что ты всего этого сам не увидишь. Да, в метро жизнь так себе, – добавил Дмитрий Александрович, резко посерьезнев и вновь обращаясь не к бывшему лейтенанту, а к своим бойцам. – Паршиво, прямо скажем. Но при веганцах всех этих людей заживо препарируют. Не нужен метро такой «порядок». Хрена лысого.
Полковник тяжело вздохнул, только сейчас ощутив, как утомила его вся эта история. Да и горе, терзавшее душу бывалого офицера, напомнило о себе. Дмитрию Александровичу нужно было хотя бы немного побыть одному. Небрежно махнув рукой, отдал приказ:
