Сергей Лукьяненко - Линия Грез
– Старшему района.
– А он кому платил?
Мальчик пожал плечами.
– Так вот, здесь, в этой дыре, – вершина пирамиды.
Флаер лег на курс. Потянулись каменистые холмы, при ярком свете белого солнца утратившие все свое недавнее очарование.
– Они не особо прячутся, – сказал Томми.
– Кому надо – о них знают. Но у планетарного правительства свой интерес, у Императора – тоже.
Томми прижался лицом к стеклу. Под ними уже тянулись заселенные районы: квадратики полей, редкие усадьбы, аккуратные ниточки дорог.
– Я и вправду встречался с Греем? – спросил он.
– Да, кажется… Что ты там углядел?
– Ничего. Просто я никогда не летал на флаере.
Отделение «аТана» на Горре было большим – богатая планета требовала немало бессмертия. Вопреки традициям оно даже не было особо изолированным и размещалось на окраине столицы. Большая часть служб размещалась в надземных зданиях – также признак снисходительности Кертиса.
Тамура занимался приемом вторичных клиентов – работа рутинная и малооплачиваемая. Но он был терпелив, маленький японец, пять лет назад пробившийся в число служащих и стоически копивший деньги на первый аТан (с положенной сотрудникам скидкой, разумеется).
День начинался удачно – он обслужил нервную женщину, выложившую ему нудную историю о своей недавней смерти в авиакатастрофе, пожилого предпринимателя, умершего от рака и подозревавшего, что и в новом теле есть предрасположенность к неизлечимой опухоли, молодого парня, не собиравшегося разъяснять свою профессию, наградившую его лазерным лучом в затылок. Парень был только что из аТана и особенно торопился – ему хотелось поглазеть на собственные похороны и запомнить, какое выражение будет на лицах приятелей, не знающих о его бессмертии.
Потом к Тамуре направили сразу двух клиентов – вольного торговца с Эндории и его сына. Торговец жался, рассуждал о несоразмерном разбросе цен на разных планетах, но в конце концов согласился, что на Горре условия достаточно мягкие.
Тамура ручным сканером проверил номера нейронной сети – стандартная процедура, почему-то вызвавшая у мальчика живейший интерес. Заполнил бланки контрактов, уточнил особые детали (оживить немедленно, оживить с интервалом в сутки, оповещать или не оповещать родственников), затем принял у Кея Овальда кредитную карточку «аТана». Денег на счету было немного, эндорианцы остались почти на нуле – неудивительно, что торговец так долго колебался.
– Поздравляю вас с бессмертием, – почти искренне улыбаясь, сказал Тамура. – Надеюсь, что ваш следующий визит состоится через долгие, долгие годы.
– Просьбочка одна, – пожимая ему руку, сказал мистер Овальд. – Нельзя ли благодарность Ван Кертису оставить?
Тамура предполагал, что в распечатанном виде все ежедневные благодарности Кертису составляют рулончик потолще пипифакса. Но традиции, тем более рекламные, в «аТане» чтили. Он протянул эндорианцу фирменный бланк.
– Дорогой наш Кертис, благодетель, – вслух повторял Кей Овальд плоды своего вдохновения. – Живем мы снова, чего и тебе желаем. Думаю, не удивит тебя продление нами аТана, а порадует. Линия Грез наших ведет к дальним дорогам и напряженному труду. Артур теперь тебя едва ли не отцом родным считает, я же одно могу сказать – спасибо. Будет случай, надеюсь отплатить той же откровенностью и верностью слову, что нашли в твоем лице. Кей и Артур.
Идиотов среди клиентов «аТана» хватало всегда. Но идиот с деньгами – это очень полезная и уважаемая вещь. Тамура поклонился и положил заполненный бланк в специальную папку – для отправки с вечерним пакетом гиперграмм.
Обратный путь показался длиннее. Томми грыз твердое мороженое, купленное Кеем у комплекса «аТан». Дач, включив радио, слушал выпуск общеимперских новостей. Вели передачу сразу четыре диктора, по ходу дела перебрасываясь шуточками и понятными лишь местному жителю намеками. Говорили в основном об участившихся катастрофах на заводах Империи. Кто-то даже сравнил их с дарлоксианским террором в годы войны. Потом посплетничали о новом виде проверок на вживленное оружие, которое проводили на всех крупных предприятиях сотрудники СИБ. Особыми датчиками сканировали почему-то спину и шейно-затылочную область. Иногда арестовывали, не соблюдая установленные процедуры, а паля из станнера без предупреждения.
Связать диверсии и проверки дикторы так и не догадались.
– Кей, а я ведь все равно бы ожил, правда? – спросил Томми. – Даже не оплачивая аТан.
– Конечно, – согласился Кей. – Кертис принял бы твою смерть за смерть Артура.
– Ясно. – Томми замолчал, что-то обдумывая.
– Не так просто, – глядя на мальчика, сказал Кей. – Во-первых, я обещал тебя не трогать. Во-вторых, Кертис раскусил бы тебя за две минуты разговора.
– Второе важнее, – сказал Томми.
– Само собой.
Дальше они летели молча.
У Лики Сейкер хватало дел, которые не могло отменить даже появление Кея. Она свела их до минимума, но все же увидела Дача лишь за обедом.
– Пока – ноль, – лаконично сообщила она.
– Понял, – еще короче ответил Кей.
Они ели втроем – Томми тоже допустили к маленькому банкету Матери-Хранительницы. Сервировка удовлетворила бы самого Императора, меню, очевидно, составлялось по принципу смены блюд редких на редчайшие.
Кей не слишком любил гастрономические эксперименты, но все же отдал должное филе глубоководных рыб с Догара и салату из снежного винограда и шпината, почти исчезнувшего в годы Смутной Войны. Идею подкинуть меклонцам «дезу», что шпинат является важнейшим и необходимейшим элементом человеческого рациона, породил, вероятно, человек с очень странным чувством юмора. Семь лет меклонские биологи, одни из лучших в Галактике, бились над предельно летальным вирусом, поражающим шпинат. Около восьми тысяч бомбардировщиков, рассеивающих над человеческими планетами Ш-вирус, стали легкой добычей перехватчиков. Когда Меклон понял, что начисто лишенное шпината человечество не собирается вымирать, шок оказался слишком велик. Киборги согласились на мирные переговоры, конечным итогом которых стал Тройственный Альянс.
Но шпинат с тех пор мог расти лишь в герметичных помещениях с полностью замкнутой экологией. Коварный вирус продолжал поджидать свою жертву, окопавшись в пшенице, картофеле и иных, не столь важных, как шпинат, культурах.
Томми, виртуозно орудуя серебряными щипчиками, поедал тазианское желе.
– Ты хорошо воспитан, мальчик, – заметила Сейкер. Томми, с редким искусством отделяющий оранжевый слой желе от зеленого, ее не понял. По его мнению, он ел это странное блюдо впервые.
– Как со снаряжением, Лика? – Кей предпочел увести разговор от скользкой во всех смыслах темы.
– После обеда посетим нашего оружейника. – Мило улыбаясь, Сейкер протянула Томми недозрелый плод гуранге.
– Сейчас, – сказал мальчик, безошибочно выбирая из столовых приборов штопорную трубку. Ввинтил ее в черенок плода и вернул приправу Лике. С желе гуранге, конечно же, не употребляли. Зато к белому мясу оно подходило идеально.
В те части подземного комплекса, где размещались оружейные мастерские, они ехали по туннелю почти двадцать минут. Достаточно для того, чтобы Кей осознал, кто сейчас работает на Семью.
Севолд Мартызенски был человеком-легендой. Он создал почти половину моделей оружия Смутной Войны. Лабораторию он покидал раза три в год – когда поблизости проходили манифестации пацифистов. Казалось, что он полностью разделяет свою работу над смертоносным оружием и подчеркнуто мирные убеждения. Демонстранты так не думали, и, несмотря на хорошую охрану, Севолда пытались бить. Безрезультатно попытавшись поучаствовать в демонстрациях, Мартызенски обычно возвращался в лабораторию и в расстроенных чувствах создавал еще более жуткие агрегаты по уничтожению жизни во всех ее проявлениях.
Если легенды не врали, то в период его многочисленных творческих кризисов СИБ инсценировала демонстрации пацифистов.
– Я думал, что он давным-давно фермерствует на тихой планетке, – сказал Кей. – Или работает под полным колпаком СИБ.
– Так почти и случилось. – Сейкер любила рассказывать об успехах. – Когда армия отказалась от его кварковых бомб – из-за излишней негуманности, Севолд прекратил работу. СИБ, правда, на него не давила – видимо, по распоряжению Императора. Он уехал на Харизму и стал работать художником. Оформлял детские книжки, особенно для самых маленьких, сборники стихов. Все под чужим именем, конечно. Мы его уговорили еще поработать.
– А какие книжки? – заинтересовался Томми.
– Спросишь сам. – Лику, похоже, забавляла недавняя ипостась Мартызенски. – Если будет в настроении – скажет.
Севолд был в настроении. Он бродил по лаборатории, потрясающей как размерами, так и жуткой захламленностью. Больше в ней никого не было – гений предпочитал работать в одиночку. Появление посетителей он встретил дружелюбным помахиванием руки, в которой был прочно зажат бутерброд с толстым ломтем колбасы. Вторая рука лежала на пульте полимерного формовщика, где вызревала заготовка причудливой формы.
