Зона Пси (СИ) - Рунин Артур

Усталость одолевала, нагрянуло глубокое спокойствие, и Солдат решил, что переночует здесь, окружённый хоть какими-то стенами. Он направился к давно оставленным домам: когда-то в них кипела добрая жизнь. Правда, глядя на их убогость, больше похоже, что ютились рабы.

2

Серые потрескавшиеся доски и кирпичи, покрытые густым слоем мха; плесень и земляные полы, поросшие репейником, – весь интерьер покосившихся построек. Солдат обошёл несколько деревянных коробок, которые когда-то назывались домами: понял, что везде одно и то же. Вернулся к первому, в который подойдя сразу заглянул: он выглядит покрепче, а то можно остаться погребённым под прогнившими свистящими от ветра стенами.

Сапёрной лопаткой Виктор порубил всю высокую траву, один раз громко звякнув об торчавший из земли кирпич. Репейник и крапива хоть и колючие, но лучше, если сделать из них подстилку, чем лежать на голой земле. Можно, конечно, походить по округе и насобирать другой травы, но лень и усталость отговорили. Да и времени на сон оставалось немного. Он хотел с восходом солнца двинуться в путь. Вытащил из земли несколько досок и немного прикрыл вход. Конечно, такая жидкая баррикада никого не остановит, но всё же.

Виктор осмотрел своё новое временное пристанище. Что в этом мире хорошо: ночи не меньше теплее дня, а иногда бывает – и в разы душно.

– Так что, немного упадём в сон?

Когда ударил лопаткой по кирпичу, показалось, что к нему что-то прикреплено. Решил по-быстрому утолить своё любопытство. Подошёл к невысокой кучке мха в углу. По очертаниям было понятно – внизу кирпичи. Возможно, когда-то на этом месте находилась печь. Полотном лопатки Солдат сковырнул мох и вытащил выглядывающий кирпич – кирпич, пронизанный ржавым болтом, с конца которого свисала на цепи одна часть кандалы.

– О, может быть, подо мхом и кирпичами ещё и трупы погребены?

Сонливость и усталость сдуло невидимым ураганом, настроение испортилось. Что, если тот тип в кандалах, руководивший обезображенными гиенами и волками, ударивший огромными стальными когтями по «вранглеру», отсюда? Ведь они же учатся. Вот и научился здесь, и был отправлен на собственную территорию смотрящим за четвероногими монстрами – мёртвыми монстрами.

Солдат отбросил в сторону кирпич и ещё раз ковырнул мшистый слой лопаткой. Он сразу не понял, что произошло. Из ямки поднялась пыльца и тут же рассеялась. Виктор чихнул и отшагнул назад, голова закружилась. В воздухе появились еле заметные прозрачные шарики размером не больше ногтя мизинца и начали витать вокруг, окружая его голову.

«Прана? Это точно прана. Я вижу прану. Говорят, прана не только подпитывает жизнь, но также может быть энергией умерших, что-то вроде неприкаянных душ. Возможно, некротика. Но точно, эти призрачные пылинки как-то связаны с мёртвыми. Наверное».

– В этих лачугах заключены чьи-то души?

Виктор, когда познакомился с женой, ездил с ней в Египет. Снимали на видеокамеру Сфинкса. Позже, когда приехали домой и просматривали видео, то увидели похожие шарики. Говорят, они проявляются в особенных местах: храмах, церквах, даже на кладбищах. Увидеть может только специальная аппаратура. Но сейчас, без всяких фотоаппаратов и видеокамер, глаза Виктора наблюдали это явление. Шарики будто играли с ним – кружили вокруг головы, отлетали и снова приближались, и напоминали сказочный рой бабочек. Иногда они переливались блёклыми, но разными цветами. Поняв, что эти частички ничем ему не угрожают, Виктор успокоился, улыбнулся, и с новой, невероятной силой усталость навалилась на веки. Ресницы слипались, и, наверное, даже мощный домкрат не смог бы их разлепить.

– Нет, – прошептал Солдат, – это не некротика. Некротика гнилая энергия. А эти… какие-то радостные. По крайней мере, дружелюбные. Возможно, я ошибаюсь. – Он лёг на своё самодельное ложе из лопуха и крапивы: земля – аж горячая. Широко зевнул, так широко, что ему показалось – вот-вот порвутся челюстные связки. Улыбнулся, поводил указательным пальцем по воздуху, собирая шарики в спираль. – Сказка, – прошептал Виктор. Обнял сапёрную лопатку, лениво ухмыльнулся и мгновенно уснул.

3

– Папа, папа!.. – звуки сыпались со всех сторон. – Папа, папа, – странно, но звуки походили на пропущенные через испорченные динамики. Играла классическая музыка, и Виктор определил – как из патефона и, кажется, Бах. Поля начинали вздыбливаться, с невероятной скоростью возвышались горы и волной сдвигались к горизонту. Они так и замерли в виде каменной волны, касаясь облаков.

– Где я? – Солдат огляделся, не узнавая место. – Я же только что был в развалинах… и… что случилось? Или снова фокусы этой зловещей зоны.

– Папа, папа мой! – звал голос мальчика.

Как бы Виктор не хотел признаваться самому себе, но он заставил себя пробубнить, что это голос Илюшки. Но этого не может быть. С горечью на сердце Солдат сглотнул подступивший к горлу ком и прикрыл веки, подставив лицо прохладному ветру.

– Этого нет, – качал головой Солдат.

– Но папа, как же, посмотри на нас! Это есть!.. Есть! Верь нам! Это существует!

Виктор открыл глаза, ноги едва не подкосились: к нему тянул руки живой сын. Виктор не верил глазам, печальная улыбка искривила губы. Он хотел ринуться к маленькому сыну, но увидел на его темечке кровавую дыру. Солдат почувствовал, как спазм перехватил дыхание. Горло надувалось; казалось, глаза от удушья выскочат из глазниц, слюна потекла из сжатых губ.

– Верь нам, верь! – уверял голос мальчика.

– Кому вам? – еле выдавил Виктор.

От сына отделился ещё один сын. После из каждого выскочило ещё по одному. И так по экспоненте за какую-то минуту всё пространство до гор заполнилось улыбчивыми Илюшками.

– Папа, – вещали они в один голос, – папа, верь нам.

Мир шатался, мир уходил из-под ног, мир рушился. Громадные трещины резали не только землю и небо, но и сердце, вызывая нестерпимую боль.

Солдат ущипнул себя, проверяя: сон ли это? Боли не почувствовал, но увидел в скрюченных пальцах свою вырванную плоть. Так и не поняв – спит или нет, он протянул ладонь к сыну и шагнул. Вмиг из сыновей образовался лабиринт.

– Лабиринт? – шёпотом удивился Солдат. Как же сильно ему хотелось обнять своего маленького сына, поцеловать его макушку, потеребить розовенькие пухлые щёчки. Оставался шаг – вся армада Илюшек сдвинулась от него к горам, а в следующий момент, словно цепочкой падающее домино, каждый начал каменеть, и печальный голос сына убегал от него по каналам лабиринта, сотканного из таких же каменных сыновей.

– Папа-а-а!

Солдат хотел шагнуть в узкие тоннели темноты, поспешить за сыном – за голосом сына, но над входом появилась светящаяся голограмма билборда. Переливающаяся кровавая строка медленно проползла, Виктор прочитал: «Солдат, если зайдёшь – сожжёшь этот поганый мир».

В кровавых небесах Солдат увидел корчащихся в огне людей. Агония горевшего мира поражала воображение: люди стонали, молили, кричали, корчились в болях, но не умирали. Кожа их чернела, багровела, лопалась, пузырилась, источала зловоние. Люди били себя ножами, колами, топорами, вилами, расчленяли друг друга: лишь бы прикончить боль, лишь бы закончить жизнь. Чёрные гады и твари – гиены, змеи, скорпионы, огромная саранча и многие неизвестные – изъедали их плоть. И казалось, этому не будет конца. Лёд пронзал их тела и землю, нещадная жара и пустыня покрыли их.

– А мне всё равно, я за Илюшкой…

– Папа-а-а!.. – нескончаемо долгий крик сына разбудил Солдата, но он успел услышать утробный, вязкий, невероятно низкий смех:

– М-х, м-ха! М-ха, ха, ха, ха!

И мир перед заспанными глазами проявился не сразу, а висела картина: с небес на земной шар взирали три черепа, на их головах – богатырские шлемы. Всю землю накрывало рогатое и хвостатое существо.

Картина медленно рассыпалась в воздухе, словно крепкий ветер постепенно отдирал и уносил с собой окаменевший серый пепел.

И услышал громкий шёпот: «Солдат, сожги этот мир дотла».