Петер Фехервари - Каста огня
— Но к самим-то тау это не относится! — победно заявил Жук. Увидев непонимающие взгляды, он продолжил. — Я хочу сказать, для них всё определяется при рождении, верно? Тау, который родился воином, не позволят ничего строить, тот, что родился строителем, не сможет сражаться, как бы он ни истерил. Касты — это тюрьмы, из которых чужаки не могут сбежать.
— А с чего вдруг воин захочет что-то строить? — до Эстрады, похоже, действительно не дошло.
— Новичок имеет в виду, что в твоей логике есть недочеты, сеньор Эстрада, — апатично заметил Олим, изгой команды. — Он, надо признать, весьма смышленый для простолюдина.
— Ты чё-то там вякнул, дон? — прорычал тот, разворачиваясь к низложенному аристократу. Кристобаль съежился от страха, инстинктивно прикрывая покрытое синяками лицо, похожее на картофелину.
— Спокойно, друг Эстрада, — Альварес удержал товарища. — Друг Олим уже знает свое место в Тау’ва.
Рикардо благосклонно улыбнулся сжавшемуся толстяку.
— Перед тем, как уйдешь на смену в башне связи, не забудь почистить сортиры. Смотри, не разочаруй меня, друг Олим.
Кристобаль выметнулся из комнаты, словно очень толстая мышь, стараясь подальше обходить остальных янычар. В это время Альварес с той же улыбкой повернулся к арканцу.
— А ты, друг Жук, пока что мало времени провел в команде. Тебе предстоит длинный путь, но мыслить всё равно нужно шире…
— Это я ему постоянно твержу, — вступил в разговор Ортега, неторопливо подойдя к ним с примирительной улыбкой. — Но слушает ли он?
Гвидо пристально посмотрел на Клэйборна, и разведчик беспомощно пожал плечами. Действительно, пожилой верзантец не раз предостерегал его от пререканий с другими янычарами, но Жук раз за разом вступал в одни и те же споры. Что самое идиотское, ему нравились Рикардо и остальные ребята. Иногда Жуку даже казалось, что во всей этой теме с Высшим Благом действительно может быть что-то хорошее.
— С ним надо попроще, — продолжил пилот. — Боюсь, этим арканским невежам недостает ума и мудрости Верзантских Морекровных вроде нас с тобой, друг Альварес.
— Это здесь ни при чем, друг Ортега. Вот, посмотри на его родича, — Рикардо указал на ещё одного новобранца, уткнувшегося в ламинированную копию памфлета «Приходит Зима». — Он схватывает всё на лету, не так ли, друг?
Чтец посмотрел на них, и его изуродованное лицо расплылось в редкозубой улыбке.
— За Высшее Благо, — растягивая слова, произнес Джейкоб Дикс. — Чертовски правильно!
— Это неправильно! — прорычал Оди Джойс по встроенному воксу доспеха. — Мы уже почти целый месяц наблюдаем за этими еретиками-ксенолюбами, но до сих пор прячемся в холмах, как шакалы. Бог-Император нас не для этого создавал!
Остальные зуавы, скрытно расположившиеся на гребне холма, разразились хором потрескивающих одобрительных голосов. Рыцари стояли растянутой шеренгой, на большой высоте над озером, затянутым смогом, и наблюдали за активностью в зоне базы мятежников. Сам комплекс оставался для них невидимым, не считая медленно поворачивающегося луча маяка, но с этой позиции арканцам открывался обзор на пересечение водных путей. Под ними постоянно сновали корабли, прибывающие в озеро из Клубка или убывающие в обратном направлении.
— Мы нашли центр опухоли, братья! — пламенно продолжал Джойс. — Сколько нужно ждать перед тем, как выжечь её?
Капитан Мэйхен нахмурился, в очередной раз сожалея, что принял наглого зеленого новичка в братство зуавов.
— Будем ждать, сколько понадобится, парень, — ответил он. — Полковник подаст сигнал, когда придет время.
— Не хочу проявить неуважение, сэр, но, скорее всего, он уже пошел на корм шкрабам, — возразил Оди.
— Энсор Катлер жив. Если бы полковник умер, она бы это знала.
— И вы верите слову северной ведьмы, капитан? — в тоне юноши звучало презрение, от которого Джон просто побелел. — Кровь императора, да она вообще может работать на синекожих!
Зуавы вновь заголосили в поддержку Джойса, и Мэйхен заскрежетал зубами, начисто перекусив незажженную сигару. Мальчишка присоединился к «Парокровному» братству всего пять месяцев назад, но старую гвардию уже тянуло к нему, будто к какому-то герою. Последствия блистательной карьеры Оди превзошли худшие опасения Джона Мильтона по поводу принятия в рыцари простых солдат, но тогда у него не было выбора.
В первые недели пребывания на Федре арканцы жестоко страдали от коварных инфекций: лихорадки и грибковые заражения прокатывались по рядам бойцов, словно лесной пожар. Слегли почти все, а тридцать три человека, включая двоих зуавов Мэйхена, так и не оправились. В результате у капитана осталось одиннадцать доспехов и всего девять аристократов, чтобы управлять ими. Вынужденный выбирать из числа обычных серобоких, Джон твердо вознамерился найти лучших кандидатов.
К несчастью, самым лучшим оказался новичок из отделения «Пылевые змеи», который относился к Имперскому Кредо со страстью, граничащей с тупостью. Товарищи успели прозвать Джойса «Пастырем», и шуткой это было лишь наполовину. Парень обличал всё подряд, разглагольствуя об Адском Пламени, но при этом обладал истинным мужеством и силой духа, благодаря чему приобрел немало почитателей. Когда оказалось, что Оди не подвержен хворям Федры, юноша окончательно утвердился в статусе полковой легенды.
Мэйхен, до сих пор страдающий от дюжины болезней, ненавидел Джойса со всей злобой угасающего альфа-самца волчьей стаи. Если бы парень не был так чертовски талантлив, Джон уже давно бы выгнал его из отряда, но Оди понимал броню просто поразительно, на уровне инстинктов. Через пару недель после принятия в братство юноша расхаживал в доспехе свободно, будто ветеран, а месяцем позже превзошел наименее умелых рыцарей. После этого от новичка уже не получилось бы избавиться.
— Император благословил нашу плоть железом, а сердца — огнем! — напыщенно воскликнул Джойс. — Я не позволю, чтобы бред ведьмы-дикарки определял мою судьбу!
— Хватит, парень! — рявкнул Мэйхен, разъяренный тем, что приходится защищать женщину, которую он сам презирал. — Полковник доверяет северянке, и до сих пор она вела нас верной дорогой. Нет причин сомневаться в ней сейчас.
Джон почти чувствовал напряжение, повисшее в вокс-канале, но Оди всё-таки хватило ума заткнуться. Борясь с раздражением, капитан заговорил спокойнее.
— Мы — стальной хребет 19-го, а не толпа сорвиголов в зеленых кепи, распаленных чтением Евангелия. Мы получили приказы и будем их выполнять, а если не сделаем этого, то превратимся в отступников.
— Он вернулся, — затрещал в ухе Мэйхена голос Валанса, говорившего по закрытому каналу. — Меньше минуты назад вошел в лагерь, капитан.
Приняв сообщение разведчика, Джон Мильтон передал командование Уэйду и зашагал прочь. Давний ведомый Мэйхена оказался единственным зуавом, который не поддался загадочному обаянию мальчишки-пастыря, единственным, кто остался верен старым порядкам. Топая по другому склону холма, капитан удивлялся, каким образом всё оказалось настолько адски-пламенно сложным. Как вышло, что он поддерживает Энсора-мать-его-Катлера и защищает его шлюху-северянку?
Прежний капитан Мэйхен не упустил бы возможности сковырнуть обоих с насиженных мест и пробиться в командиры полка. Честно говоря, Джон даже разделял желание Оди поскорее выступить в долину и начать сражение. Так что же изменилось?
Колокольный звон огласил измененье, как когтистое карканье — гимн воронью, поприветствовал он проклятья долину, куда мертвецы пришли умирать…
Рыцарь фыркнул, ощутив слова, проползшие ему в голову подобно пиявкам. Семь Преисподних побери Эмброуза Темплтона и его запутанные бредни! Джон подозревал, что только из чувства вины сохранил записную книжку, оставленную исчезнувшим капитаном. Они никогда не были друзьями — по правде, даже намека на это не было, — но никто не мог отрицать, что Темплтон показал себя достойным лидером в первый день посреди этого ада.
Но Мэйхен тогда отвернулся от него.
«Уходи», — сказал он человеку, просившему о помощи, и Эмброуз ушел. Поэтому Джон начал читать его записную книжку и почему-то никак не мог закончить. Постоянно терялся где-то посередине поэмы, когда её смысл начинал ускользать, оборачиваться вокруг самого себя. Это заставляло капитана возвращаться назад и приступать к чтению с начала — снова, и снова, и снова…
Неужели меня преследует призрак неоконченной повести мертвеца?
От этой мысли рыцарь содрогнулся внутри доспеха. Как бы то ни было, обреченная эпопея Темплтона, словно червь, прогрызла душу Джона, испещрив её дырами сомнений. Последнее время капитан постоянно вспоминал погибшую жену и дочерей, возвращался в кошмар, который уже не могла сдержать одна только ярость.
