Евгений Филенко - Гигаполис
Еще раз набираю первый вариант. Но разноображу его тем, что ввожу слово с заглавной буквы.
– Password accepted, – объявляет чертовка. – Relax and have a pleasure[24]…
И салон наполняется нежными звуками «Прощания с Родиной» Огинского.
Серые фигуры, обступившие машину, шарахаются врассыпную.
Элкар уносится прочь.
Какое-то время я еще пытаюсь удержать ускользающее сознание. Таращу глаза на мелькающие закоулки потайных дорог. Запоминаю надписи на указателях, которые тотчас же и забываю. Безуспешно отслеживаю по наручным часам длительность пути и подъема по спиральному ходу. В общем, стараюсь до конца исполнять профессиональный долг.
Сначала мне мерещится, что сзади необъяснимым образом очутился Люцифер. Я даже перекидываюсь с ним парой слов по поводу пережитого и жалуюсь на сложность доступа к «кошачьей памяти», а собеседник не слишком охотно обещает к следующему разу заменить весь ее словарь на русский. Исключительно ради тупых трассеров… Затем без особого перехода Люцифера сменяет Улька Маргерс. «Подонки, – бранится Улька, по обычаю своему расставляя ударения на каждом слоге. – Канальи. Вообрази, Гоша, ночью в ваших отелях нельзя найти даже початой баночки пива. Вообще ничего не найти, кроме шлюх, да и то весьма подозрительных в аспекте СПИДа… Но я не об этом хотел тебе рассказать, Гоша». – «О чем, Уля?» – «Мне не понравился ваш город. Ты здесь живешь, и это хорошо. Но это единственное, что хорошо, остальное плохо. В таком городе нельзя жить. Не город приспосабливается к человеку, а человек подстраивается под город. Разве можно в таком городе ходить улыбаясь? Разве можно на его улицах назначать свидания? В нем можно только спешить по делам, толкаясь и грубя окружающим…» – «Неправда, Улька! Мы живем, мы улыбаемся и гуляем с девушками. Из нас никакими силами, никакими экспериментами не вытравить человека. Я сам не знаю, как такое возможно. То, что с нами делают, трудно даже выдумать. Хотя кто-то все же выдумывает… Нас впихивают в консервные банки домов. Травят и душат всякой дрянью. Насылают на нас мутантов и этих… инкубов. А мы все живем и даже улыбаемся…»
… Уже над утренним Гигаполисом меня покидают и враги, и друзья.
4. Иван Зонненбранд, по прозвищу Зомби
Мы возвращаемся в Гигаполис.
Справедливости ради нужно заметить, что мы его и не покидали. Свалка, наше временное убежище, расположена в одном из периферийных округов, каком – я и сам не скажу, но все же в черте города. Вообще это не такое простое дело – покинуть Гигаполис. Можно часами лететь в любую сторону света, и все равно потребуется терпение, чтобы вырваться из его привязчивых щупалец.
Так или иначе, мы держим путь в округ Старый Город, где в одном из административных корпусов упрятан секретный объект Кактус-Кампус.
Индира сидит рядышком, смиренно сложив руки на коленях, собранная, прямая. Так и хочется поверить, что она отказалась от сопротивления и отныне и навек сделалась моей преданной ассистенткой. Если кому и удастся увидеть нас из пролетающего мимо элкара, он так и подумает: зрелых лет джентльмен с юной супругой.
Хочется расслабиться, откинуть руку на спинку соседнего кресла, выпустить из сведенных судорогой пальцев, кажется, приросший уже к ним «уонг».
Но она только того и ждет…
– Красиво, правда? – спрашивает вдруг Индира.
Я бросаю взгляд в ее сторону.
Зрелище и впрямь впечатляющее. Стройные ряды сияющих стен, протирающиеся снизу доверху, вершинами утопающие в тяжелых облаках. Такое ощущение, что мы летим в колоссальном туннеле…
Я с трудом отвожу взгляд, но отнюдь не ствол пистолета. Тот всегда, при любом раскладе нацелен с моего колена в голову милой спутнице.
Передо мной раскинут сплошной океан серого цвета любых мыслимых оттенков. Внизу серые постройки без конца и края, всех эпох, всех времен и народов. Будто бесчисленная мышиная стая, несущаяся по узкому коридору невесть куда… Вверху – мертвенный свинец небес. В той дали, куда устремлен мой взгляд, они сливаются и становятся нерасторжимым целым.
Так бы и лететь ни о чем не думая, не будоража мозг и сердце пустыми амбициями. Плюнуть на все. Бросить управление. Отвалиться на спинку кресла, прикрыть глаза, подремать в тепле и покое…
– Стоп! – ору я себе.
Индира глядит на меня. В ее совиных глазах ни тени изумления. Одно лишь выжидательное внимание.
– Ведьма! – рычу я. – Змеища! Думала, поддамся, закайфую?! Слышал я про эти штучки с гипнозом Гигаполиса, но не на того ты напала!..
Обозленно шарю вокруг себя в поисках чего-нибудь хотя бы отдаленно сходного с веревкой. Бечева с ящика, который подкинули мне хлопотуны-благодетели в фетровых шляпах – вот что мне сейчас пригодилось бы. Связать эту сучку, туго, до крови из запястий. Надавать ей по щекам, чтобы сидела, хлюпала носом и вовек думать зареклась посягать на здоровье и волю Зомби… Натыкаюсь на какую-то дверцу и с силой вырываю с мясом.
Да это лучше, чем бечева!
Наручники из легкого, невесомого пластика, который при всем том прочнее легированной стали. Маленькие, аккуратные, самозащелкивающиеся. Устроенные таким образом, чтобы доставить минимум удобств своему носителю и максимум свободы окружающим. Правда, без ключа. Но ключ нам вряд ли понадобится.
– Руки.
– Нет! – протестует она. – Ни за что…
– Руки давай, гадюка, не то тебе абзац!
Плотно обхватываю ладонями рукоятку «уонга» и направляю ей в лоб. Надеюсь, она сумеет прочесть в моем взгляде полную готовность исполнить угрозу при слабейшей попытке перечить мне в такую минуту.
– Ты что, думаешь, я не выстрелю?!
Ее лицо искажается. Ничего от очаровательной дикарки, этакого Маугли в юбке, в ней не остается. Теперь это совершенная Баба-Яга. Разъяренная, безобразная, отвратительная. Ее уста льют чудовищную хулу в мой адрес. Никогда не думал, что такие слова можно произносить женскими губками. Обычный прием всех шлюх – исторгать бранные слова в момент оргазма, что должно придавать совокуплению дополнительную пикантность и грубый эротизм. Но сейчас нечто другое. Так сквернословили бы шекспировские ведьмы…
Теперь она должна заметить подергивание моего указательного пальца на курке.
Из ее груди вырывается не то стон, не то рык. Пантера обнаружила, что угодила в капкан. Это больно, но тут ничего не поделать.
Я с удовлетворением наблюдаю, как она сама себя заковывает.
– Умница. А теперь запомни: хотя бы один звук без моего позволения – и ты будешь вульгарнейшим образом избита. Как потаскушка, застуканная в частной лавчонке.
– Будь ты проклят! – шипит она.
Наотмашь, не сдерживаясь, бью ее тыльной стороной кулака с пистолетом куда придется.
Наконец-то можно хоть чуть-чуть расслабиться!..
В эту минуту кабина наполняется слабым шорохом. Я растерянно верчу головой, пытаясь обнаружить источник звука. Мне это удается: шорох исходит из маленького круглого динамика над пультом управления.
И кабину наполняет голос:
– Привет, Зомби. Как спалось?
– Кто, кто это?! – ору я.
– Здесь инспектор Терехов, служба наружного наблюдения. Мы сопровождаем тебя минут пять. Нет ли желания приземлиться и побеседовать в спокойной обстановке?
Такого желания, увы, нет. Но есть острое желание расколотить чертов динамик вдребезги. Однако же подавляю этот эмоциональный и потому бессмысленный порыв. Поболтать с ктырем – это всегда извлечь полезную информацию.
– Спасибо, Терехов. Мне и здесь хорошо. У меня приятная компания…
– Мы это видим. Ты поступил разумно, не нанеся вреда нашей сотруднице. Но нам не понравилось, как ты вел себя с ней минуту назад.
Я быстро оглядываюсь. Так и есть: почетный эскорт. На хвосте висит здоровенный элкар, размалеванный черными и желтыми полосами и, судя по всему, битком набитый «пастухами». Дьявол, еще один всплывает снизу и пристраивается слева… Что справа? Даже два! Хотя один сразу вырывается вперед, и теперь я вынужден трястись в остающемся за ним следе разреженного воздуха.
– Полагаю, вам достанет ума не сбивать меня?
– Мы тоже рассчитываем на твой здравый смысл. Что бы ты ни задумал – упаси тебя Господь хотя бы пальцем задеть Индиру.
– Терехов, а как ты отнесешься к тому, что я сейчас, на твоих глазах, распрягу ее и трахну?
– Мы посмотрим на это с раздражением, Зомби. Когда мы возьмем тебя, то выкроим минут пять, чтобы побеседовать без адвоката. Нет, бить мы тебя не станем, но твоя половая функция будет необратимо нарушена…
Я издевательски смеюсь. Не отпускаясь от управления, тяну свободную руку к вороту платья Индиры. Она пытается вскинуть скованные руки, чтобы защититься, но с криком боли роняет – запястья в наручниках замысловато и весьма болезненно перегибаются. Рывком разрываю на ней платье до пояса. Запускаю ладонь под лифчик.
Удовольствия никакого – сплошная боль в паху. Сцепив зубы, держусь сколько могу. А болезненная гримаса на лице издали вполне сойдет за похоть.
