Владимир Контровский - Холодная нефть с горячим запахом крови
— По моему приказу стратегический бомбардировщик "Ту-160" нанёс удар крылатой ракетой с термоядерной боеголовкой мощностью двести килотонн по Кавказскому хребту, — князь невозмутимо кивнул, — но удар был не прицельным. Эта была только демонстрация силы, святой отец, — необходимая демонстрация. А случайные жертвы…
— Женщины и дети…
— А сколько женщин и детей погибло в наших землях в результате разбойных набегов за последние десять лет? — глаза Василия гневно сверкнули. — Их ты считал, отче? Не время радеть обо всём человечестве — моя забота прежде всего о людях моего княжества, о жёнах и детях земли русской! И не надо жалобить меня притчей о цене одной слезинки ребёнка — я сделал то, что должно было сделать. Зато теперь халиф угомонился, и абреки тоже притихли, пусть даже на время. Я князь, святой отец: богу — богово, кесарю — кесарево.
— Пусть так, — Кирилл чуть наклонил голову, и князь не видел выражения его глаз. — Не мне судить — ты за всё ответишь перед судом Господа нашего. Война — дело воинское, но что творишь ты в пределах своего княжества? Зачем бессудно и беззаконно опричники твои карают смертью лютой сотни и тысячи людей, среди которых множество безвинных!
— А, вот оно что… — Василий усмехнулся волчьей усмешкой. — Кровь жертв тирана вопиет об отмщении? А я не знаю другого способа очистить земли мои от скверны. За годы, прошедшие после воцарения у нас Золотого Тельца, люди потеряли совесть — что ж, пускай теперь ими правит страх. А потом, быть может, по прошествии времени… Телец мёртв — его убил один питерский чернокнижник, имя которого тебе ведомо, — и люди изменятся.
— Этого чернокнижника стоило сжечь на костре. Он не избегнул кары — сатанинское пламя его настигло, но злое семя, которое он бросил в мир…
— Я не хочу, и не буду спорить с тобой на философские темы, отец Кирилл. Но факт остаётся фактом: мир изменился, хотим мы этого или нет. И сейчас от нас — и от тебя, и от меня, — зависит, каким он будет. Телец-то пытается воскреснуть…
Василий Тёмный вдруг вспомнил старый фантастический фильм, который он видел ещё в детстве. В этом фильме металлический робот-убийца, замороженный в жидком азоте, рассыпается в мелкое крошево, а потом восстаёт из расплавленной лужи ожившей статуей и продолжает своё дело. Так и United Mankind, подумалось князю, — она восстанавливается, и уничтожить этого монстра можно разве что сбросив его в жерло действующего вулкана…
— На страхе и на крови не выстроишь будущего, княже, — тихо произнёс патриарх. — Было уже такое, и чем оно кончилось? Нельзя так, князь Василий. Смири свой гнев, хватит крови. Дай нам, пастырям духовным, взрастить новое поколение в доброте и милосердии.
— Эра милосердия ещё не наступила, отче. Весь мир щетинится оружием, с севера на юг и с востока на запад. Наше время — время воинов. А вы — восстанавливайте монастыри, храните в них свет знаний, в этом я обещаю вам помощь и поддержку. Несите людям доброе слово, но не пытайтесь силком загнать их в тенёта вашей веры, патриарх.
— Что ты имеешь против веры Христовой? — медленно проговорил Кирилл. — На вере этой стояло всё величие России!
— А где оно ныне, это величие? Поднебесная Империя сохранила единство державы, Новый Халифат объединил десяток стран, и даже Европа собирается в единое целое — мечом. А мы разбежались по углам и точим друг на друга ножи! Вера… Ты спросил, чем она мне не нравится? Отвечу — тем, что люди в ней зовутся "рабами божьими". Рабами, понимаешь? Ты сказал, что на крови не выстроишь прочного будущего — фундамент зыбкий, — а я скажу тебе, что рабы не выстроят ничего путного даже на самом хорошем фундаменте. Державе нужны строители — и воины, — а рабы ей как-то без надобности.
— Ты сказал "державе"?
— Державе. Русь или объединится, или погибнет — третьего не дано. И единственное, что я могу тебе обещать, — я постараюсь, чтобы при этом объединении пролилось как можно меньше русской крови. Ты не зря пришёл, святой отец, — твои слова не пропали даром.
Оставшись один, Василий Тёмный, московский князь, подошёл к высокому окну и долго смотрел в темноту, упавшую на огромный город. Над Москвой не было зарева огней — эти времена ушли безвозвратно. В густой тьме лишь изредка мелькал редкий огонёк, да на фоне её проступали чуть подсвеченные изнутри зубцы кремлёвской стены, на которой бдела неусыпная княжья стража. И тьма эта распростёрлась на всю планету — даже туда, где вечное вращение земного шара подставляло её поверхность солнечным лучам.
На западе тьма окутывала земли Полесского княжества с его сторожевыми заставами на заминированных лесных дорогах, и разорённые тевтонским нашествием земли польские, и немецкие пределы, стиснутые латной рукавицей Генриха Железнобокого, — под покровом этой тьмы его чернокнижники уже собирали ядерные боеголовки, которых с нетерпением ждал властитель Объединённых Земель. Беспросветная тьма катилась дальше, до Франции с её кровавой гражданской войной, приправленной непримиримой религиозной рознью и расовым противостоянием; до Италии, берега которой обкусывали ливийские и тунисские пираты; до Испании, терзаемой набегами марроканцев; до притихшей Британии, с опаской глядевшей в эту тьму. Тьма царила над всей Европой, от простреленных скал Черногории и Греции, где матери как встарь пугали детей злыми янычарами с ятаганами, до Скандинавии, вспомнившей времена викингов, и от опустевших золотых пляжей Болгарии и Румынии до Низовых Земель, омытых Северным морем.
На юге под пологом этой тьмы бурлило и закипало горькое варево: Новый Халифат всё уверенней ощущал себя силой, имеющей право владеть и повелевать. Он посылал на все четыре стороны света военные отряды, а по их следам возвращались обратно невольничьи караваны: халифу нужно было много рабочих рук и много женщин для своих верных воинов, готовых умирать по его повелению, — женщин, чтобы рожать новых воинов взамен павших в завоевательных походах. Людей у халифа хватало в избытке, а боевую технику он получал из-за океана, щедро расплачиваясь за неё нефтью, сочившейся из-под песков пустыни.
На востоке стояли во тьме тумены богдыхана, уже изведавшие вкус первых побед, узнавшие запах крови побеждённых и ласки пленённых наложниц. Они замерли на границах Сибирского княжества, остановленные баллистическими ракетами, дремлющими в пусковых шахтах, но были готовы вторгнуться в его пределы по первому слову владыки Поднебесной Империи, и никто не знал, когда это слово будет произнесено.
А на севере бились о скалы волны холодного океана, и скользили во тьме драккары викингов, чёрными воронами кружившие над вожделенной добычей, сокрытой на его дне. Приполюсная нефть притягивала взоры неофеодальных властителей всех мастей и калибров — уверен был князь московский, что за эту холодную чёрную кровь земли скоро прольются потоки горячей алой крови: людской крови.
И Кощеем Бессмертным вставала за дальними океанами — хоть на запад иди, хоть на восток, — сверхкорпорация United Mankind, умывшаяся мёртвой водой шальных перестрелок в стиле Дикого Запада позапрошлого века, сопровождавших Обвал и отделение независимых Аляски, Техаса и Калифорнии, и жадно пившая ныне живую воду новой валютной системы, чтобы заново отрастить потерянные свои конечности и вернуть себе на веки вечные власть над изменившимся миром — вернуть старым проверенным способом.
В русских землях спали по деревенским избам, хатам и убогим городским квартирам чипизированные смерды, желавшие окончания великой смуты, — они хотели спокойно жить, любить и растить детей, не вздрагивая при стуке в дверь, не боясь выходить на улицу и не всматриваясь тревожно в дым на горизонте, гадая, что это за очередная напасть. Они верили своему князю — пока ещё верили, — но терпение людское небезгранично, и мог придти такой час, когда покажется простому люду: да пусть лучше будет кто угодно, хоть чёрт с дьяволом, но только не опостылевший властитель, так и не сумевший ничего сделать, чтобы избыть маяту лихолетья.
Люди нисколько не изменились, думал князь Василий. Не стало законов, и вылезло наружу дикое нутро, скрытое до поры до времени. Цивилизация оказалась сладким сном, и пробуждение было жестоким. "Варварство — это естественное состояние человечества" (так, кажется, считал Роберт Говард, воспевавший силу меча?). Я правлю жёсткой рукой, и меня уважают и боятся. А что делать? "Только проливая время от времени кровь, можно удержать гордых кукуанов в повиновении" (как ни странно, но курсант военного училища Василий Темницкий любил читать — это было давно, — и Райдер Хаггард был одним из любимых его писателей). Русь надо объединять, но объединять её силой означает войну, и войну жестокую — многие князья спят и видят себя на царском троне. Значит, будем вести переговоры, будем искать компромисс — например, что-то вроде федерации независимых княжеств. Хотя это уже было, и результат плачевен… Но всё равно: надо собирать съезд князей, и начинать надо с князя Михаила Сибирского — тюменский владыка могущественен и норовом крут. Слово за дипломатией — не посылать же мне в Сибирь нового Ермака Тимофеевича с ядерной бомбой наперевес.
