Михаил Ахманов - Дальше самых далеких звезд
– Здесь не Пьяная Топь, сьон доктор, – заметил Калеб. – Может быть, борги варвары, но не дикари.
– Однако первую экспедицию они уничтожили, – возразил дуайен. – Постарайтесь выяснить причину – вдруг вождю, пригласившему вас, что-то известно об этом инциденте. И еще одно… Я хотел бы получить тело женской особи. Разумеется, мертвой.
Калеб усмехнулся, вспомнив Маркима, проводившего его после битвы к вождю.
– Женщин тут много, но, по местным понятиям, время убивать их не пришло. У меня нет под руками женского трупа, сьон доктор. Клянусь Великими Галактиками! Прикажете кого-нибудь зарезать?
– Ваша ирония неуместна, – буркнул дуайен и отключился.
Охотник замер, стиснув шлем в руках и размышляя, не связаться ли с Людвигом. По нему Калеб не слишком соскучился, но Людвиг мог что-то сказать о Дайане, передать привет или вызвать ее к устройству связи. Ее голос… так хотелось услышать ее голос! К ночи, проведенной с Зарайей, это не имело никакого отношения.
– С кем ты говорил? – Зарайя, обнаженная, с волосами, падавшими на грудь, стояла на пороге. – Здесь никого нет… Может быть, ты звал меня?
– Да, моя красавица. – Калеб спрятал шлем в сундук. – Прикажи служанкам подать еду и питье и приготовь мне одежду – такую, в которой не стыдно явиться к вождю. Сегодня я иду в Дом Памяти.
Зарайя шагнула к нему, провела ладонями по плоскому животу, коснулась бедер.
– Солнце еще за горами, Калеб с южного острова… Ты не хочешь вернуться на ложе и продолжить то, что начал на закате?
– Сегодня тоже будет закат, и мы обязательно продолжим, – сказал Охотник, вытащив из сундука свои клинки.
– Являться пред лик вождя надо без оружия, – молвила Зарайя. Потом добавила: – Не жди меня на закате, сегодня придет Ситра. Но сейчас ты можешь не торопиться. Утренние радости еще слаще вечерних.
Калеб бросил клинки в сундук и захлопнул крышку.
– Не спорь со мною, женщина! Сказано на закате, значит, на закате! А сейчас пусть принесут еду и одежду! И пусть один из слуг тоже наденет что-то пристойное и покажет мне дорогу к Дому Памяти.
Склонив гибкую шею в знак покорности, Зарайя прошептала: «Буду есть с твоей руки, пока сияют солнце и звезды…» – и исчезла. Вскоре Охотник услышал ее голос: она звала слуг и Ситру, кого-то бранила, кого-то обещала отправить в Яму или бросить на съедение шатшарам.
«Эти женщины… Встали на меня в очередь, словно на редкий товар», – подумал он.
Впрочем, возражений у него не нашлось.
* * *Слуга, сопровождавший Калеба, носил имя Тоут. Рослый молодец, на вид не старше двадцати пяти, хотя ему могло быть втрое или впятеро больше. Грива смоляных волос, лицо широкое, рот крупный, как у всех простолюдинов. С его пояса свисала короткая дубинка – очевидно, он не собирался являться пред лик вождя, оставив эту честь хозяину.
Когда они спускались по лестнице, краешек солнца только поднялся над горным хребтом. С высоты Калеб видел лодки рыбаков, возвращавшихся с ночного лова, круживших над ними птиц и струйки белесых дымов, что вставали над городом. Парао Ульфи просыпался, сверкая под солнечными лучами белизною стен, улицы полнились людьми, громыхали повозки, ревели буа, сновали носильщики с огромными корзинами на спинах, важно вышагивали горожане в синих, лиловых и голубых хитонах. Эти цвета были тут излюбленными, и Калеб тоже нарядился в синее: синяя туника с вышивкой в виде череды волн, темно-синий широкий пояс, браслет на левом запястье и сандалии из кожи неведомой твари. После золотистого комбинезона, дара Людвига, синий цвет казался прохладным и созвучным Боргу, его морям и небесам.
На Калеба оглядывались, но ни один горожанин не проявлял особого любопытства или враждебности. Кое-кто, склонив шею, почтительно подносил ладонь ко рту – знак, что готов принять пищу из руки чужеземного воина. По обе стороны улицы распахивались двери лавок и мастерских, из кабачков доносился стук посуды и приятное слуху бульканье, со дворов выкатывали бочки, обнаженные до пояса носильщики тащили фрукты и рыбу, служанки разжигали очаги, и в воздухе уже витал свежий аромат лепешек. Толпа делалась гуще, группы мужчин стояли, что-то обсуждая, под навесами галерей, другие собирались у харчевен и мастерских горшечников и кузнецов, женщины, звеня браслетами, сновали из лавки в лавку. Кажется, рынка в городе не было, но торговали везде и всюду – горшками и кружками, чеканной металлической посудой, блюдами и чашами, пестрыми тканями, поясами из кожи, оружием, одеждой, украшениями, плодами земли и дарами моря. Это зрелище не удивляло Калеба – в не очень продвинутых мирах, вдали от космопортов и кварталов знати, все выглядело похожим. Дир, Опеншо, Высокая Ветвь, Гендерсон, Габбра, Каокаоли… Те же лавки и кабаки, запахи вина и пищи, бойкая торговля и несравнимо больше мусора и грязи…
Но было какое-то отличие, очень важное. Иные товары?.. Не ленты с цветными снами, не одежды из синтетики, не голокамеры, не лазерные резаки, а набор примитивных изделий вроде глиняных кружек и железных ножей?.. Нет, дело не в этом, решил он. Возможно, лица?.. Крупные рты, широкие скулы, глаза, запавшие под надбровной дугой, и это обилие волос, львиные гривы, что спадают до пояса?.. Но в человеческой вселенной наверняка нашлись бы люди, похожие на боргов, хоть Калеб таких не встречал. И что с того? Его опыт ограничивался парой сотен планет, а их были мириады! Экспансия в другие звездные системы шла тысячелетиями, колонисты смешивались с жителями далеких миров, иногда вымирали под влиянием новой среды, но чаще изменялись, порождая такое разнообразие обличий, что даже Архивы были бессильны собрать их полностью в своих каталогах. Нет, внешность тоже ни при чем, думал Охотник. Скитаясь по Старым и Новым Галактикам, он вдоволь насмотрелся странных лиц и заросших шерстью физиономий, что походили иногда на звериные морды. Пьяная Топь и Гендерсон с их дикарями казались еще не худшим вариантом.
Внезапно он понял, что здесь не так. Мальчишки! На Габбре, Дире и Опеншо, в любом из обитаемых миров, в такой толпе сновали бы мальчишки, дрались, вопили, клянчили, тащили бы все, что плохо лежит… Тут он их не видел. Мужчины, женщины… большей частью без явных признаков возраста… Одни – почтенные горожане в синих и голубых хитонах, в сандалиях и чеканных поясах, украшенных серебром, – знать, торговцы, мастера… Другие одеты проще, полуголые, босоногие – слуги, рыбаки, носильщики, погонщики буа… Много женщин, и среди них встречаются красавицы, похожие на созданный Дайаной облик… Еще – крепкие парни с дубинками, кинжалами и выправкой воинов… Эти чаще склонялись перед Калебом – возможно, помнили его с дней сражения и перехода через горы.
Мужчины, женщины… Взрослые! Ни одного ребенка, ни младенца на руках у матери, ни шустрых пареньков в толпе, ни юных девиц…
Изучать боргов – не главное, сказал Десмонд в начале пути. Они вымирают, полностью вымирают, вся планета… Вот проблема!
Подумав о Десмонде, Калеб, точно по наитию, вспомнил слова провидца Вастара. Сказанного вчера не забудешь… лучше дитя с короткой шеей, чем никакого… Наверняка лучше, согласился он, озирая толпу. Был бы Потомственный Охотник Калеб пришельцем с островов, хоть южных, хоть северных, что-то, может, и получилось бы… Но он не борг, он от другого семени, и зря ему прислали этих женщин. Одна польза от него – убить, как просила Зарайя…
Он свернул в поперечную улицу.
– Хозяин, – забормотал Тоут за спиной, – хозяин! К Дому Памяти в другую сторону. Дом, значит, на площади Одиннадцати Врат, а ты, значит, стопы направил к морю.
– Ты ешь с моей руки? – промолвил Калеб.
– Да, хозяин. Ем и пойду за тобой в Уан Бо, в Сатро, на равнину за горами и куда, значит, повелишь. Даже в…
– Раз ешь, так молчи, пока не спросят.
Посматривая на дома, на стены, сложенные из белого камня, на высокие конические трубы очагов, он шагал к морскому берегу. Ни следа разрушений, ни заделанных проломов, ни упавших труб, ни срубленных деревьев во дворах… Пожаров тоже не было – от огня камни покрылись бы копотью. Под ногой – плиты, отполированные до блеска, словно ходили по ним веками. Все прочное, массивное, древнее, но сохранившееся превосходно. Таран в эти стены не бил, их не жгли и не обстреливали из катапульты, решил Охотник. Правда, в этой узкой поперечной улице встречались нежилые дома – двери распахнуты, из труб не вьется дым, не слышно ни шагов, ни человеческого голоса.
– Никого, – промолвил Калеб, остановившись у покинутой усадьбы. – Те, кто жили здесь, умерли? Что с ними?
– Мужчины в Яме, хозяин, или тела их сожгли на костре. Ходили, значит, резаться в Уан Бо, в Ирим, а теперь еще за горы, на равнину… Много, много убитых!
– Ты тоже ходил?
– Меня еще не удостоили этой честью. Получу шлем, меч и копье и пойду.
Калеб окинул взглядом своего слугу. Тоут был крепок, но на воина не очень походил. Тысячи таких ополченцев, храбрых, но неумелых, и составляли армию Парао.
