Марина и Сергей Дяченко - Темный мир. Равновесие
Я уже видела эту надпись. Сделанную тем же почерком, с точностью до мелкой линии. На стене больничной палаты, где умирала Маша Хлебникова и где Тень-Герман чуть не убил меня. Позже я расспрашивала Инструктора, что бы это значило, а он объяснил, что я видела, скорее всего, материализовавшийся бред – отец девочки Маши так мечтал ее спасти и даже верил, что ему это удастся…
«Папа идет на помощь».
– Даша, – сказал Гриша. – Ты что-то увидела?
– Подожди…
Я идиотка. Мне надо было дожать колдуна, заставить рассказать про моего отца. Хотя… он мог бы соврать. Или отказаться говорить. Я была не в том положении, чтобы чего-то требовать.
Я вспомнила: янтарный чай бежит из фарфорового носика в белую чашку. «Кто мой отец?» – «Великий маг… других миров и времен. Древнее меня. Он выходец из Темного Мира, но из тех времен, когда он еще не был Темным»…
– Папа? – тихо спросила я вслух.
Ничего не произошло. И что это я размечталась – конечно, «великий маг»! Дочь чуть не сдохла в той больничной палате и позже, когда Тень угрожала маме… Он мне помог?! Нет. Да и сколько у него вообще дочерей? Почему он бросил мою маму в тот момент, когда был ей больше всего нужен?!
Я подошла к стене, на которой фосфоресцировала надпись. Дотянулась ладонью до первой буквы «о»…
Бетонная стена завибрировала под моими пальцами.
* * *Автобус катился по дороге, наша веселая воспитательница не давала песне умолкнуть ни на секунду. Сама пела громко, немного фальшиво, но очень жизнерадостно.
Я сидела справа, у окна. Помню, как разогрелось от солнца жесткое кожаное сиденье, как вырвалась в открытое окошко и зареяла на ветру полосатая занавеска. Автобус был старый, но еще крепкий, с сизыми стеклами в светлых металлических рамах, а у водителя под ветровым стеклом висела кукла с длинными волосами. Я помню, как с интересом поглядывала на эту куклу…
А потом нас подбросило на кочке, и еще раз, и еще – я больно стукнулась о поручень. Воспитательница обернулась к водителю, что-то возмущенно спросила… И вдруг завизжала. Этот визг невозможно забыть – как, как так вышло, что я его забыла?!
Водитель матерился, перекрикивая вой ветра. Вылетело стекло, потом второе. Воспитательница накрыла собой двух малышей на переднем сиденье. Я же помню – белая от ужаса, она накрыла их собой, хотя автобус мотало так, что ее руки вот-вот должны были сорваться с поручня…
А потом меня вдруг бросило в сторону. Я помню, как отвратительно трещало стекло и зависали, разлетаясь, осколки. Я летела спиной вперед, страшно долго летела, не могла даже крикнуть – перехватило дыхание…
А потом наступила вода. Она была похожа на стекло, и от холода сразу заболело все тело. Холодная вода не остужает – она болит.
А потом я погрузилась в темноту и лед.
А потом сквозь эту смерть прорвался поток света.
* * *– Даша, что случилось?!
Меня колотило так, что я боялась откусить язык.
– Даша?!
– Мой отец… Он знал, что случится… все это. Он знал наперед…
Гриша ласково взял меня за руки:
– Может, у тебя просто… ты слишком…
Я замотала головой так убежденно, что даже тусклый фонарь, кажется, засветился ярче. Гришины руки стиснулись на моих запястьях:
– И что нам делать?!
Я кивнула:
– Отойди, пожалуйста, от двери…
Гриша попятился. Я встала напротив двери – тяжелой, наглухо запертой двери бомбоубежища, без единой зацепки, скважины или ручки. Я поглядела на дверь и испугалась до липкого пота.
Если у меня сейчас не получится… Значит, все, что я видела, – бред.
Я сплела пальцы, как это делала Лиза. Не решилась. Размяла ладони. Потом вспомнила, как убегала по крыше Тамара и как я силой воли притянула ее к себе…
«Это закрытый кластер твоей памяти! Ты забудешь сказанное и вспомнишь, когда придет время!»
Его лицо светилось сквозь толщу воды, спокойное и уверенное. Пузырьки из моего рта поднимались кверху – но в этом зрелище больше не было паники. Был праздник: воздушные шары. Елочные игрушки. Пузырьки, летящие на свет, играющие радужными яркими боками.
«Ты ключ. Не амулет, а ты. Не заклинание, а ты. Ты откроешь любую дверь. Попробуй».
Я глубоко вдохнула – и резко опустила руку, разрубила воздух ребром ладони. Дверь бомбоубежища, неуязвимая и древняя, ухнула, заскрежетала и распахнулась, будто форточка нашей общаги под порывом сквозняка. Снаружи прорвался новый воздух – и стылый дух внешнего подземелья показался мне кристально чистым в тот момент.
Грохот долго отдавался в подземных коридорах. Сверху, из невидимой щели, выползла струйка засохшего цемента и заструилась по стене.
– Дарья, – сказал Гриша, и выражение его голоса я не взялась бы описывать. – Это… это что?!
– Я потом объясню, – прошептала я. – Скорее! Сэм уже у портала!
Глава двадцать вторая
Смерч
Что творилось в этот момент на поверхности, очевидцы никогда не забудут. Молнии лупили в верхушки высоток, смерчи шатались по улицам, срывая с парковок машины, подбрасывая и роняя на мостовую. Люди забивались под мосты и в подземные переходы, прятались в магазинах и кафе, закрывали окна коврами и одеялами. Витрины разлетались на куски, рекламные щиты валились, деревья, падая, выдергивали корни из земли, будто хотели убежать из взбесившегося города.
Все это время Лера, накрепко забывшая свою встречу с Тамарой и все, что за ней последовало, лежала дома, в съемной квартирке, и Миша был рядом с ней. Он, разумеется, не мог бросить человека в таком состоянии.
Погода начала портиться с вечера. Запасливый Миша сходил в магазин и принес молока, яиц, хлеба и овощей. Теперь, наглухо закрыв форточки, он слушал, как завывает ветер в щелях рам и как потрескивают стекла. В доме напротив ветер расколотил окно и вывернул раму; Миша раздумывал, не заложить ли окна на всякий случай матрасами.
Лера проснулась поздно, выпила чаю, съела яичницу, которую поджарил Миша, и снова задремала. То, что творилось снаружи, мало ее волновало: в конце концов, главней всего погода в доме. А Миша был рядом, внезапная буря отрезала ему пути к бегству, и Лера с легким сердцем могла смотреть сны о розовых пони.
Миша не разделял ее благодушия, но ничего не мог изменить. Телефоны его однокурсников не отвечали. Те, до кого он все-таки смог дозвониться, прятались в общежитии или по домам, многие паниковали, пытаясь разыскать родственников. МЧС призывало к спокойствию и дисциплине, над городом кружили вертолеты, их рокот добавлял колорита в общую атмосферу конца света.
Миша пытался дозвониться мне раз двести. Ответа, конечно, не получил. Интернета не было. Телевизор, на удивление, работал – единственный кабельный канал при полном отсутствии новостей. Шли старые программы в записи. Никто и словом не упоминал про катастрофу, в какой-то студии незнакомые люди о чем-то говорили – неслышно, потому что Лера спала, и Миша убрал звук.
Он сидел на старом скрипучем стуле и маялся, потому что чувствовал: надо быть не здесь. Он хотел действовать, ему надо было кому-то помогать, спасать, выводить из-под летящих обломков, но он не знал, куда бежать и где сейчас нужны волонтеры. А еще он боялся, что стоит ему открыть входную дверь – и Лера проснется, и Миша тогда не сможет уйти.
В этот момент на экране телевизора, среди беззвучно говорящих мужчин и женщин, появилась одна – лет пятидесяти, с простым круглым лицом, растерянная и бледная. Она долго шевелила губами, потом вынула фотографию – и Миша замер, глядя на нее.
Потому что это было фото Сэма, сделанное, по-видимому, несколько лет назад. Сэм был в школьном костюме и с лентой «Выпускник» через плечо.
Женщина говорила, вытирала слезы, а Миша искал и не мог найти пульт от телевизора. Лера спала. Пульт прятался у нее под рукой.
Миша осторожно вытащил его – в этот момент на все поле телеэкрана открылась фотография Сэма, и внизу побежали титры. Забыв обо всем, Миша смотрел на экран…
Потом отбросил пульт, осторожно закрыл дверь в комнату и уже через минуту выходил из подъезда – навстречу дикому ветру, летящим песку и мусору, смерчам, грозе и Апокалипсису.
* * *Миллионы полиэтиленовых пакетов парили над городом. Связка воздушных шаров, сорванных вихрем со свадебной машины, вертелась на уровне десятого этажа и казалась издевательством среди всеобщего кошмара. Миша пробирался пригнувшись, кое-где на ощупь, потому что из-за летящей пыли невозможно было открыть глаза. Он замотал лицо шарфом и дышал, как ныряльщик, от случая к случаю. Он шел к нашей общаге, но не успел дойти.
– Васильев!
Миша обернулся. К нему, пригибаясь и замотав лицо, бежал человек в форме частного охранного предприятия – серые штаны, серая куртка с нашивками, надвинутый на лоб картуз с длинным козырьком. Миша напрягся, почуяв неладное.
Человек подбежал вплотную. Сдернул шарф, закрывающий лицо. Миша узнал его – они виделись, хотя и при очень неприятных обстоятельствах. Перед Мишей стоял Пипл в форме частного охранника.
