Александр Уралов - Долгий дозор
Так и разошлись по своим углам, молча. Егор с ребятами в одну сторону, а те — в свою. И хорошо! А то охрана уже заинтересовалась и тоже на мушке их всех держит. Не хватало еще пулю в спину получить.
Да, строгие здесь порядки, строгие. А как иначе? Отсюда дикие места и начинаются. Вон он, тракт, от ворот и далее, — там ты сам себе хозяин. Или жертва.
«Тьфу ты, блин, опять этот мужик идет, ногами выписывает, — думал Егор про себя. — Не лежится ему, шайтан его побери, пьяному! Не свалится никак. И компанию с собой ведет. Те вроде потрезвее будут. И что им надо, хотелось бы знать?»
Мужик орал безостановочно, приседая от усердия и количества выпитого:
— Да знаю я его, знаю! Он меня по весне на тракте подстрелил, гаденыш, ботинки мои снял! Бей его, правоверные, бей до смерти! Шатун проклятый, сволочь пустынная! Ботинки снял, представляешь?! У дома в двух шагах, на глазах у деток моих родненьких! В спину пулю, подлюга, всадил! У кр-р-ровинушек моих прямо на глазах!
Он скидывал с себя верхнюю часть комбеза, путаясь в рукавах, поворачивался ко всем спиной, показывая какие-то шрамы и ссадины, напирая на то, что самая свежая — это как раз входное отверстие от пули. Пытался надеть комбез обратно, бессмысленно толкая волосатые ручищи в вывернутые наизнанку рукава, размазывал по багровым мохнатым щекам крупные слезы. Дружки поддерживали его нестройным гулом.
Мужик принялся кашлять, показывая, что пуля и по сию пору сидит у него в легких. Кашлял он натужно, с бульканьем, перемежая кашель с призывами к Господу-Аллаху и всем честным постояльцам. А постояльцев вокруг собралось немало. Целый круг образовался.
— Разводка, — сказал Зия, стоя рядом с Егором. — На арапа берет. Ты не суетись, подожди. И молчи пока. Видишь, за тебя Трофим с дядько Сашей речь держать будут.
Дядько Саша пригладил висячие усы, обвел толпу взглядом и начал говорить. Хорошо говорил, емко. Трофим стоял рядом и кивал головой. Взгляд его был печален и, казалось, говорил: «Да что же это такое, люди добрые? С бухты-барахты на солидных людей наезжают! Куда мир катится?»
Речь толпе понравилась. Егор заметил, что на него уже не глядели хмуро. Дядько Саша объяснил правоверным, откуда идет караван, кто в нем движется и по каким делам. Поклялся Господом-Аллахом, что знает Егора уже много лет и ручается, что произошла ошибка. В гуле толпы послышались одобрительные нотки: «Нормально усатый говорит по-хозяйски, не торопясь. Сразу видно, правильный человек, не шатун какой-нибудь».
— Это он про урожай хорошо заметил. Нынче ген-саксаулу самое раздолье.
— Не скажи, Мустафа, это где как! У меня две делянки в дудку ушли, а ягодки махонькие. Прикинь, все в дудку вымахало! Хорошо, что я в прошлом году еще один участок освоил, а то…
— … и не разберешь! Все с оружием, все в комбезах. Ну хунхуза я, к примеру, за километр узнаю. У меня с ними свои счеты — цоп ему промеж ушей и концы в песок!..
— Молодой на вид пацан-то. В шатунах такие — самое зверье! У нас в шанхайчиках повадились такие же шныри по чужим делянкам барагозить. Мы с Петром и Кимом Вайнахом, ну который в низах-то живет… да помнишь ты его! Сбил меня с панталыку… ага!.. ну вот и решили мы…
— Ни стыда ни совести… привязались к мальчишке…
— … сыну говорю, ну куда? Куда тебя понесло? Ну Эмир-Восход, ну понятно. А ты-то куда?..
— … да у ментов ихних голова мягкая, чтобы это правильно понимать!..
— Егор, — тихо проговорили сзади. — Егорка!
— Чего? — не поворачиваясь, спросил злой Егор.
— Ты не волнуйся, ладно? — взволнованно забормотали, перебивая друг друга, Ромка-джи и Лилька. — Не волнуйся и не дергайся, хорошо?
Егор не успел ответить, как мужик, голый по пояс, окруженный своими дружками, поившими его из фляги, вдруг растолкал всех и дико заорал:
— Убью, убью щенка! Ботинки он мои… — И вдруг громко, протяжно рыгнул.
— Пропил ты свои ботинки, скотина вонючая! — заорала над ухом Лилька. — Нажрался, как сволочь, бельма залил и к нашему Егору привязался!
Настала растерянная тишина. Кто-то неуверенно хихикнул. Мужик, качаясь, мутно смотрел Егору за спину и вдруг, путаясь в свисавшем с пояса комбезе, вынул нож и провел длинную, сразу начавшую подтекать кровью, черту поперек груди:
— Резать буду! Как крысу резать!
— Да что с ним разговаривать, с паскудой! На куски его рви, Артемыч! — завизжал дурной голос из толпы.
— Один на один! — заорал кто-то из дружков мужика, и десятки голосов сразу подхватили. — Один на один! Один на один!
Егор заметил, что орали не только дружки, но и кое-кто из совсем уж сторонних постояльцев, видимо рассчитывая за бесплатно полюбоваться на зрелище. В конце концов, кто он им? Сын родной? А вдруг мужик прав? А и не прав — наплевать. Пустыня — вот наш закон. Все под Господом-Аллахом ходим. Громкий голос перекрыл гул толпы:
— Эй, там, внизу, тихо стоять!
Мужика держали за руки несколько дружков. Бегая блудливыми глазами, они что-то нашептывали ему в оба уха. Мужик с ненавистью глядел на Егора и вырывался.
— Угомоните дурака! — прогремел голос. — Хан-батюшка, начальник караван-сарая, говорить будет.
После томительной паузы раздался знакомый сладкий голос:
— Ну что, сынок, попался? Пора ответ держать.
— Вы знаете, что он не виноват! — ответил голос Саввы.
Как и в прошлый раз, голос Саввы был слышен в ларингах всех, кто находился в караван-сарае. Егор и забыл о Савве, он вообще обо всем забыл. Больше всего ему сейчас хотелось выбить дух из пьяного мужика, и он глубоко дышал, готовясь к поединку. «Начал в гневе — в половине случаев проиграл! — говорил мулла-батюшка. — Запомни, только с ясной головой можно драться, понял? Ровное дыхание и ясная голова, Егор!»
— Вам мало моего поручительства и защитного слова за бойца нашего отряда, господин начальник? — продолжал тем временем Савва. — Если да, то, пользуясь своим правом карать и миловать под покровительством фирмана-Москвы, а также фирмана-Челябы, полученного мною сегодня, я могу устроить здесь бойню.
— Не надо драматизировать, уважаемый имам-доктор! Вы сами признали, что наняли несколько проводников для целей, известных только вам. Вас и вашего спутника я буду защищать и лелеять в полную меру имеющихся у меня сил и полномочий. Но сейчас мы имеем дело с банальным случаем грызни между двумя людьми из пустыни. Здесь каждый имеет право защитить свои права по законам, принятым еще нашими прадедами. Если вы сомневаетесь в мальчике, вы можете выставить равноценного бойца.
— Не защищай меня, Савва, — сказал Егор, с удовлетворением отметив, что говорит громко и твердо. — Эта пьяная скотина просто хотела поживиться. Не на того напал.
— Да он тебя вдвое тяжелее! — сказал дядько Саша. — Дай-ка я разомну старые косточки и обрежу ухо этому горлопану!
Поднялся гвалт. Кого-то уже схватили за грудки.
Сухо и зло простучал пулемет. Казалось, что пули едва-едва не чиркнули людей по макушкам. Кто-то закричал, многие пригнулись. Кто-то бросился в сторону…
— Мне не хочется огорчать вас, дорогие московские гости, но надо как-то разрешить ситуацию, — промурлыкал голос начальника караван-сарая. — Я предлагаю разрешить спор поединком, но не до смерти, ибо старые ботинки того не стоят, а просто до того момента, когда кто-то из бойцов не рухнет… или не признает себя побежденным.
— Спалю я вашу контору, — устало сказал Савва. — К чертовой матери спалю. Озверели вы, здесь сидючи, вконец озверели.
— Пустыня, — деланно вздохнул начальник. — У нас тут свои законы… на тракте.
В целом собравшиеся были склонны к поединку. Честному поединку между двумя бойцами. Егор наотрез отказывался от того, чтобы кто-либо вышел в круг, кроме него. Как ни странно, Зия был спокоен.
— Вот что, Егорушка. В том, что ты драться умеешь, я не сомневаюсь. Учти, мужик тебя тяжелее. Это еще полбеды. Он левша, понял? Я сам левша и знаю, что иногда это дает небольшое преимущество в бою.
— У нас мулла-батюшка одинаково хорошо и левой, и правой бьет, — сказал Ромка-джи. Он был бледен; по всему лицу горели красные пятна. — Натренировал нас. Ты, Егор, главное, соберись.
— Что за цирк! Слышали бы вы себя со стороны! — мрачно сказал Савва. — Егор, не упрямься, давай я выйду.
— Нет, Савва. Я эту пьянь сам урою, — весело сказал Егор. Ему вдруг стало хорошо. Вон сколько народу переживает за него! И Лилька, красная от возмущения, и городские мужики, и куяшские. — Вы меня не переключите на начальника? И чтобы другие слышали тоже. Сможете?
Савва посмотрел на Егора, вздохнул и сказал:
— О, Господь-Аллах! Дикарята… Ладно, давай толкай речь.
— Господин начальник, я готов! — сказал Егор, и все сразу притихли. Кое-кто завертел головой, не сразу сообразив, чья это речь раздается у него в ушах. — Поскольку меня облыжно обвинили, то я имею право установить свою ставку.
