Артем Каменистый - На руинах Мальрока
Один раз наткнулись на неприятный сюрприз: у обочины лежал скелет. Свежий — на изломанных костях сохранились подсохшие клочья почерневшей плоти, вьется рой мух, в нос бьет запах разложения. Не понять — солдат, или местный житель, но сомнений нет: мертвеца хорошенько обработали топорами, как положено по обряду. Грудная клетка разбита, ног вообще не осталось — или зверье утащило, или рубщики отбросили в кусты.
Обманываться монотонностью дороги не стоит — ведь мы идем по следам пропавших разведчиков. Пятерка латников — опытных и сильных воинов. Не верю, что они здесь заблудились, и почти не верю, что хоть кто-то из них до сих пор жив. Где-то на своем пути они столкнулись с силой, способной сокрушить такую группу — в лагерь не смог вернуться ни один.
Теперь нам надо узнать, с чем именно они повстречались. Если с поганью, то пиши пропало — нет у меня сил ввязываться в полномасштабную войну с этим кошмаром. Хотя, как вспоминается, она не всегда крупными силами действует — бывают некие загадочные «рейдеры», перемещающиеся от укрытия к укрытию малыми группами. Они, вроде бы, наиболее активны в зимний период, но и летом могут повстречаться. А порвать пятерку латников способны? Наверное, да — тогда, на побережье, они ведь разделались со священником и его воинами. Лишь одна женщина при нападении уцелела, но, как оказалось впоследствии, это лишь так казалось.
А двадцать пять всадников тоже порвут? Мечтаю, что нет…
А если не рейдеры? Если нечисть все же обзавелась здесь сетью убежищ и, дождавшись, когда солдаты покинули Межгорье, выползла из нор? Что тогда? Что-что… вешаться тогда… на веревке… Мой небогатый опыт подсказывает, что это наилучший вариант в такой ситуации. Бежать нам некуда — позади Ортар с бандой охочих до моего тела инквизиторов, слева высоченные горы, справа, за горами и рекой, территория погани, впереди море. Ортар, конечно, наилучший вариант получается, но там не только меня не ждут — там никого из нас не ждут: нам дан конкретный приказ закрепиться именно здесь. В ссылке мы, или просто на смерть отправлены, ради каких-то непонятных мне высших государственных целей — неважно: нет нам возврата в любом случае.
Да и в принципе, при всем желании нам сейчас не отступить — горловина еще несколько дней будет непроходима, и это при условии хорошей погоды. А не факт, что она будет хорошей — ночью дождик моросил, да и сейчас тучки нехорошие над головой висят. Даже брось мы телеги и скот, вряд ли выберемся — мало того, что надо обладать навыками альпинистов, надо еще хоть немного местность знать.
Люк, ехавший впереди, остановился, спешился, изучил что-то под ногами, пошел вперед, ведя коня на поводу. Через сотню шагов вновь взлетел в седло, направился дальше, как ни в чем не бывало.
Скорее от скуки, чем по необходимости, догнал его, спросил:
— Что увидел? Почему останавливался?
— Да ничего, сэр страж. До дождя здесь ходил кто-то, недавно, но ливень уж больно силен, а почва непрочная — размыл все следы. Не пойму кто, сколько, и куда, но точно ходили.
— Люди?
— По виду вроде люди, но не могу уверенным быть — дождь мало что оставил.
— А после дождя?
— После дождя тут только наши разведчики прошли, и вон, заяц одинокий зачем-то проскакал. Сэр страж — не слыхал я, чтобы зайцы перерождались. Бывает такое?
— Ты не отвлекайся — смотри внимательнее, а о зайцах я сам позабочусь.
Хлопанье крыльев, толчок в плечо, сожалеющий птичий вздох:
— Уныло здесь, и сухо, как в пустыне: ни капли вина не нашел. Как печально…
— Зеленый — да ты просто бесполезная пивная бочка с крыльями! Бочка бездонная!
— Вы рабы своих слабостей, а я выше их, — гордо заявил самовлюбленный птиц.
— Ты бесполезен. Алкаш. Лучше бы ты был ловчим соколом — ловил нам дичь, а то, знаешь ли, с продовольствием у нас негусто.
— Сын мой, не тешь чрево свое едой обильной — умерщвляй тело голодом и всяческими лишениями, отчего грешные мысли его покинут.
— В тебе опять святоша проснулся? На вино церковное потянуло?
— Было бы неплохо, — в голосе попугая проскользнули заинтересованные нотки.
— А правда, что ваша птица темных чует? — не выдержал Люк.
— Правда, — вынужденно признал я.
Гордо выпятив грудь, попугай с достоинством произнес:
— Я воистину велик! Эх, где бы теперь кабак найти повеселее! Якорь тебе в зад — к кабаку правь! Сэр страж — я почти засох!
Люк покачал головой:
— Иногда ваша птица мудро говорит: прям как человек — все правильно и мысли гладко стелятся. А иногда чепуху несет и глупости.
— Дураки и мудрость несовместимы, — хмуро заметил попугай, несомненно, имея ввиду Люка.
Но тот не обиделся и с орнитологии переключился на насущные проблемы:
— Сэр страж — судя по следу, латники эти гнали быстро, своих лошадок не сильно жалея. Дорога почти везде под уклон идет — далеко могли уйти. Может и нам поспешить, а то придется ночевать в этом сыром лесу — он, похоже, не собирается заканчиваться. Как стемнеет, комары заедят.
— Время уже далеко за полдень — нам все равно ночевать придется в лесу, даже если прямо сейчас их найдем.
— Вы думаете, они живы еще? — совсем тихо спросил Люк.
— Ничего я не думаю. Надо ходу прибавить — лошади у нас будто на прогулке шагают. Пока следы видны хорошо, будем спешить — лучше где-нибудь внизу привал устроим для отдыха, чем продолжим плестись так до вечера.
* * *До заката оставалось немного, когда мы добрались до стоянки разведчиков. Именно здесь они собирались переночевать, чтобы наутро вернуться.
Но не вернулись…
Покружили мы по их следам немало — латники не пропускали ни одного перекрестка, осматривая все дороги. Как правило, надолго осмотр не затягивался — быстро находили очередную сожженную деревню, разрушенный замок, разоренный хутор, вырубку. Судя по всему, мы большую часть времени двигались по «главному шоссе», а вбок отходили второстепенные тропки для местных надобностей.
На берегу очередного ручейка, пересекавшего дорогу, латники спешились, стреножили лошадей, оставили их пастись на лужайке, нарубили сушняка, развели костер. Потом, наверное, приготовили ужин, потравили разговоры и разлеглись вокруг огня, оставив часового.
А потом к спящему лагерю из темноты вышел кто-то, убил лошадей, убил двоих воинов, распял их тела, разбросал по берегу ручья скромные пожитки, вырезал на стволе толстого тополя прямостоящий крест, смочил его кровью. Сделав все это, он исчез. С ним вместе исчезли три латника.
* * *Пока Люк изучал следы, мы стояли на дороге, опасаясь ему помешать, или затоптать что-то важное ненароком. Воины глухо переговаривались, обсуждая увиденное, а я, поглядывая в сторону солнца, мрачнел все больше — ночлег придется устраивать рядом с этим непривлекательным местом. И лишь поведение Зеленого радовало — тот не шипел, не волновался, не болтал суетливо: неспешно, обстоятельно чистил перышки.
Видимо, нечисти поблизости нет.
Люк, закончив, подошел, доложил так же обстоятельно, но с некоторой растерянностью:
— Их было семнадцать человек. Они пришли со стороны ручья без шума — латники ничего не заметили. Часовой сидел у дерева. Может он задремал, или слышал плохо — я не знаю. Но один из тех, кто пришел, забрался на соседний тополь, по его ветвям перебрался на этот, спустился вниз, и сломал часовому шею. А потом на спящих из темноты набросились все. Один из воинов успел вытащить меч и кого-то, наверное, ранил — рука в кровавых брызгах осталась. Кровь, может, и его, да непохоже — ему затылок раздробили, а оттуда вряд ли на руку накапать могло. Троих латников связали, и рассадили у костра — вон там остались вмятины от них, и дерн задран с трех сторон: они каблуками его месили. Потом нападающие распяли убитых наших: не стали вкапывать столбы — просто на деревья прибили перекладины. Потом вырезали эту гадость на тополе и собрали все оружие. Убили лошадей — шеи им перерезали. Заставили латников встать, и повели их куда-то на восток — прямо по дороге. Лошадей у них нет, но все равно они оторвались далеко — до темноты мы их не догоним, если только логово не рядом.
— Думаешь погань?
— Наверное… не знаю… По следам не понять.
— Люк — я не понял: что за следы? Человеческие?
— По следам люди, да только в Межгорье человек это такое дело… всякое может оказаться под его личиной.
Мирул, покачав головой, перекрестился:
— Человек не может с дерева на дерево бесшумно перебираться, чтобы потом, так же без шума, спускаться и шеи сворачивать. Нирб был парнем не глухим и на посту никогда не спал. Нечисть это — явная нечисть.
— Не знаю кто, но следы у них вполне человеческие. Трое в сапогах, остальные в лаптях и мокасинах.
— Раз лошадей убили, значит нечисть, — не сдавался латник.
