Александр Афанасьев - У кладезя бездны
— Да, полагаю всё — сказал Николай Третий — и полагаю, что вы, сударь, сумеете сформировать такую группу.
— Да, безусловно.
— Тогда — я жду письменного вхождения на мое имя. Что нужно, в каком объеме, когда. Мне надоело слышать про терроризм, это то, что мешает нам двигаться дальше. Я все сказал, господа…
Мы с Путиловым встали. Николай пошел к двери, махнул рукой, приказывая Путилову следовать за ним. У самой двери остановился.
— Две вещи. Первая — вы, князь, можете оставаться в этом доме столько, сколько сочтете нужным. Вторая — вы, господин Путилов, выделите группу толковых людей, чтобы проверить подозрения князя Воронцова. Лучше всего — пусть этим займется контрразведка МВД, а вы проверьте людей, которые будут этим заниматься. Обвинения, выдвинутые князем Воронцовым чрезвычайно серьезны, это обвинения в заговоре и государственной измене. Мы не можем пренебрегать такими сигналами, и обязаны сделать все для безопасности России…
Несмотря на то, что Николай позволил мне оставаться в Ливадии — я решил выехать отсюда на следующий же день. Пару дней я решил провести в Воронцовском дворце в Одессе, а дальше — вероятно надо будет посетить Санкт Петербург и направляться на Ближний Восток. Или — в Афганистан, возможно даже в Белуджистан, в Карачи.
До Одессы я доехал быстро и не без лихости — экипаж баварских моторных заводов, пусть и несколько устаревший это позволял. Сворачивая во двор своего дворца, я заметил стоящие у парадного машины. Это еще кого принесло…
Машин было три. Все три — бронированные Интеры, часто встречающиеся на Востоке у нефтяников и газовиков. Такими же машинами пользуются спецслужбы — им не приходится отчитываться за расход топлива.
Подошел к первому же «бодигарду», прикрепленному, стоящему на ступенях. Интересно — кто их вообще пустил сюда.
— Чем обязан?
— Ваше Высокопревосходительство?
— Собственной персоной. Чем обязан?
— Вас ждут, Ваше Высокопревосходительство. В доме, в гостиной. Дама.
Ксения… Вот только ее тут и не хватало…
— Их Высочество?
— Не могу, Ваше Высокопревосходительство, извините.
Хотя… странная для Ксении манера визита, она предпочитает принимать гостей, а не наносить визиты. И странный кортеж… она почему-то с небрежением относится к армии, к безопасности, вообще ко всему к этому. В ее понимании это что-то вроде игры… детский сад, только автоматы настоящие. Они считает, что любого противника можно перехитрить, переинтриговать, подавить морально и разорить.
Машинально пригладив волосы, вошел в гостиную — это скорее не гостиная, это холл, как в петербургских домах, по этикету в отсутствие хозяина дома гостю или гостье вполне позволяется переждать здесь. Уже не такая молодая, но все еще потрясающе красивая женщина в строгом сером костюме от Дреколла, поставщика двора Габсбургов, с бриллиантовым шифром фрейлины Двора отвернулась от окна, у которого она стояла…
Юлия…
Я ненавидел… не ее, себя — потому что когда я ее видел, я терял над собой контроль. Это и в самом деле так… не для красного слова сказано. Говоришь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что говоришь. Делаешь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что делаешь. С Ксенией, матерью моего сына была подростковая интрижка, переросшая во что-то большее и закончившееся ребенком… да и неумеренное желание Ксении контролировать и интриговать… она до сих пор помнила и навещала меня… даже в госпитале навещала только для того, чтобы проверить — не порвался ли еще поводок. А вот с Юлией было другое… то, что я описал.
— У тебя интересная машина… — сказала она — редкая. Откуда она?
Машина у меня и впрямь была интересной и редкой. Вряд ли в Крыму была еще одна такая, а может — и в Империи. Коллекционный экземпляр, спецзаказ. Олдсмобайл 98 Ридженси Брогэм, модель восемьдесят второго года, черный металлик с хромом, в максимальной комплектации с обтянутой кожей верхом, с декоративными спицами на колесах и покрышками с белой боковиной, с заказным кожаным салоном вместо тканевого, с дополнительными хромированными деталями. Это от отца… отец был американофилом, имел друзей среди американцев и заказал эту машину. Но поездить на ней не успел: когда она прибыла в Крым — отца и мать взорвали в Багдаде. Террористы. А может — и не террористы. Я не верю официальной версии и кто это сделал — обязательно дознаюсь. А потом — расквитаюсь…
— Это от отца. Он не успел на ней поездить. Его убили…
Пришел в себя я, когда мы были уже в малой гостиной, и перед нами — стоял серебряный поднос с чайным набором. Что было до этого, какие глупости я сказал, и какие сделал — не помню, хоть пристрелите…
— Майкл был у тебя? — спросила она, глядя мне в глаза. У нее была такая манера — смотреть прямо в глаза… Ксения наоборот избегала такого. Господи… только вот сейчас этого сравнения не хватало. Еще ляпну лишнее…
— Был. Он уехал?
— Да.
— Напрасно.
— Он уже взрослый…
Я помолчал, подбирая слова.
— Мне… не хотелось бы, чтобы он занимался тем, чем занимается.
Юлия улыбнулась
— Отец — вице-адмирал флота, разведчик. Мать… кем он может быть, как ты думаешь?
— Именно поэтому.
Да уж…
— Как он относится ко мне?
— Сам спросить не мог?
— Спросил.
Юлия помолчала, собираясь с мыслями
— Я ему объяснила… как смогла. Но ты должен понять — он американец. Стопроцентный, настоящий американец. Мы с тобой — чтобы с нами не произошло, были и останемся русскими. Он же американец… пусть он знает русский язык, какое-то время прожил здесь — он американец и ему… сложно все это понять.
— Ты рассказала ему про Бейрут?
— Рассказала…
Вопрос в том, как это понять. То, что произошло в Бейруте — это не служение Родине, это кошмар. Это какой-то злой вихрь, изломавший, искалечивший наши судьбы, разрушивший наши ориентиры и моральные ценности, сделавший нас… Мы все — после Бейрута не станем прежними, потому что что-то сломалось. Сломалось там, в Бейруте и этого уже не исправить. Мы дорого заплатили за Бейрут.
И продолжаем платить.
— И как он это воспринял?
— А сам как считаешь?
Черт…
— Я попытался дать ему понять… Не знаю, что из этого вышло. Не знаю, что вообще из всего из этого выйдет.
Не знаю, сколько я сидел в каком-то оцепенении — пока рука Юлии, коснувшаяся моей руки, не вывела меня из морока
— Может, займемся делом…
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду дело…
Юлия сдвинула в сторону поднос, положила на стол небольшой, изящный, ручной работы портфель — и только сейчас я заметил, что он у нее есть.
— Я приехала по делу. Из Санкт-Петербурга.
— Какому делу?
— У него есть имя. Генерал Абубакар Тимур.
Святые отцы…
— Какое отношение ты имеешь ко всему к этому?
— Такое. Его Величество, Николай Третий призвал меня ко двору. И объяснил, что моя работа не закончена. Он… умеет говорить убедительно. Так что теперь я — не только фрейлина Ее Величества. Но и начальник отдела специальной документации министерства иностранных дел в ранге товарища министра. И тайный советник при Дворе.
Я достал устройство Нева — купил по дороге, уже подключенное, начал набрать номер.
— Не надо…
Вот уж — нет. Я тоже — человек.
— Слушаю — раздался знакомый голос. Wi-fi теперь был везде.
— Подонок ты — только и смог сказать я
Николай расхохотался и повесил трубку.
Наверное, это и в самом деле смешно. Со стороны.
А вообще — Николай изменил кадровую политику отца очень сильно. Отец укреплял институты и держался проверенных кадров. Николай тасовал людей как карточную колоду, а на институты и стабильность ему было наплевать. Его принцип, как я уже понял — не человек для должности, а должность для человека, он подбирал не людей на должность — а просто людей, а потом давал им полномочия, при необходимости безжалостно кроя и перестраивая бюрократические структуры. От этого — как я уже успел понять — в чиновном Петербурге зрело недовольство — привыкшим сидеть в тихом болоте чиновникам было неуютно. Все помнили отдел специальной документации по Герштейну, Евсею Ароновичу, хитрому и осторожному еврею, который любил прикидываться этаким еврейским добрым дядюшкой — но тем, кто на это купился было не позавидовать. Он досидел на своем месте не до пенсии, а до инсульта, после чего его сменил на его посту его товарищ,[96] Моисей Тамаркин, тоже еврей еще тот. Ему еще сидеть и сидеть было — но оказывается, Его Величество имел на этот счет совершенно другие виды. Теперь — ОСД возглавляет очаровательная фрейлина двора, и все воспринимают это как дикость или очередной фаворитизм, перешедший границы. А на самом деле, у Юлии едва ли не лучший опыт, чем у меня… почти двадцать лет работы на холоде,[97] в самой сердцевине североамериканской политической машины. Конгресс САСШ, Госдепартамент, министр обороны — сердечный друг и самое логово неоконов. Внешность не слишком умной барышни, очаровательный английский акцент… и двадцатилетний опыт выживания в волчьей стае. Ох, не завидую тем, кто пойдет против нее.
