Дмитрий Матяш - АТРИум
Да, она испытывала к Кудеснику самые теплые чувства, не боясь признаться себе, что втюрилась в него по самое некуда, но, черт подери, он позволил этим похотливым подонкам-мародерам прикоснуться к ней! И пускай он сделал это с целью их максимального отвлечения, и заплатили они за свою страсть сполна, Лена не могла избавиться от мысли, что он использовал ее как приманку. Но если бы его план не сработал? Если бы мародеры оказались более смышлеными? Что тогда? Почему дряхлый старик одним только словом смог унять здоровяка, который уже держал ее в своих клещах, а молодой, крепкий бродяга допустил, чтобы шайка несчастных мародеров ее раздела почти догола? И хотя где-то глубоко внутри, на дне наполненного до краев озера обиды и отчаянья, крылось понимание того, что другого выбора в бункере не было и что бродяга больше никогда в жизни не допустит, чтобы ей причинили боль, сейчас она хотела только одного – чтобы он избавил ее от своего присутствия. Хоть на какое-то время.
Понял это и Егор, а потому немного отстранился, пропустил ее вперед, так чтобы она шла вслед за кэпом, а сам поравнялся с замыкающим Женькой.
– Ты что, и вправду фашист? – поинтересовался он у пулеметчика, взглянув на его затылок, словно желая убедиться, что свастика на прежнем месте. – Атри для славян и все такое, да?
Женька замедлил ход, повернулся лицом к Кудеснику, и по его кислому выражению Егор понял, что он далеко не первый, кто об этом спрашивает.
– Свастика – это символ, который существовал задолго до рождения Гитлера, – объяснил он. – А если тебя волнует, исповедую ли я фашизм, то ни хрена. Уже.
– Тогда зачем?..
– Эхо бурной молодости, – хмыкнул Женя.
– Молодости? Да тебе сколько лет-то? Восемнадцать хоть есть?
– В восемнадцать я уже тут вовсю уран долбил, – нахмурился Женька. – Приговоренный к семи годам «строгача». Детдомовский я, к тому же сбежавший, потому сюда и сослали. А до того со «скинами» с двенадцати лет маялся, оттуда и эхо, понял?
Егору показалось, что этот ответ у Женьки был приготовлен заранее. Как запись на автоответчике под соответствующей кнопкой. Нажимаешь «1» – говорит о молодости, нажмешь «2» – будет рассказывать дальше, диез – вернется к предыдущему меню.
– Из-за них тебе влепили «семерку», верно? – спросил Кудесник, наперед зная, что Женя ожидает этого вопроса.
– Да, за соучастие. Но, знаешь, пусть у меня больше никогда не будет шанса выбраться на Большую землю, я ни о чем не жалею. И если б мне вернуться в то время, я сделал бы все так же.
– Но ты сказал, что уже не исповедуешь фашизм.
– Это я здесь не исповедую, разве что к этим узкоглазым немного, а окажись я снова в Питере… Да и фашизм здесь, по большому счету, ни при чем. Старые, проверенные и в драках, и по мусорской друзья, как я мог бы оставить их? А когда ты с ними, то азер или узкоглазый, хочешь ты этого или нет, по умолчанию становится твоей целью. С волками быть… ну, ты сам знаешь.
– А с остальными твоими друзьями, кого осудили, что? Они ведь сюда не попали? – поинтересовался Егор.
– Как они могли сюда попасть? У них ведь родители были или родственники, а таких сюда не берут. Они на обычных зонах, кто отсидел, а кто еще парится – семь лет-то еще не миновало.
– Ну, а в команду к кэпу как угораздило?
– Не уверен, что кэп хотел бы, чтоб я об этом болтал, – понизил голос Женька, хотя Федоту и остальным, порядком от них оторвавшимся, их разговор вряд ли мог быть слышен. – Да ты и сам уже мог догадаться: он – капитан внутренних войск, Федька – сержант из его взвода, а я – беженец, которому надоело долбать камни и за которым, – он посмотрел на идущих впереди кэпа и бывшего сержанта, улыбнулся, – они вышли на поиски…
– Эй. – Кэп отделился от строя, упер свободную руку в бок. – Подтягивайтесь там. Фаш, бродя, не отстаем.
Догнав остальных, Кудесник и Женька дальше пошли молча, сосредоточившись на шелесте зарослей, прислушиваясь к свистящим звукам ветра. Где-то вдали, в глубине хвойника, перекрикивались между собой птицы-атрийки, видимо сообщая друг другу о появившихся на пустынной дороге людях. Но эта новость, видать, была им не сильно интересна, поскольку кричали они протяжно, лениво, как сообщают друг другу о погоде соседи по площадке, ожидая лифта. А для опытных бродяг это, несомненно, тоже был знак – раз атрийки «беседуют» о своих птичьих делах так, будто их кто-то вынуждает это делать, значит, на этом участке все спокойно. Хотели они этого или нет, но птицы в Атри хорошо справлялись с ролью информаторов и секретных агентов в одном лице. Потому что они не беспокоились при виде людей и, наоборот, реагировали возбужденным криком или резко порхали со своих мест, когда в округе появлялся зверь. Очень жаль, что в Атри птиц не так много.
Прибавив шагу, Кудесник обогнал Женьку и Федора и как бы невзначай вновь оказался возле Лены. Ничего ей не говоря, он попытался взять ее за руку, но она тут же выдернула ее, будто он прикоснулся к ней горячим утюгом, и бросила на него сердитый взгляд.
Егору показалось, что сзади кто-то прыснул со смеха. Когда же он оглянулся, то Федя и Женька шли как пионеры, гордо вскинув подбородки и несокрушимо всматриваясь вдаль.
– Ну чего ты злишься-то? – обойдя девушку с другой стороны, наклонился к ней Звягинцев. – Что ты хотела, чтобы я сделал? Отпустил его?
– Нет, ты все правильно сделал, – устремив взгляд вперед, ответила Лена. – Мне просто не понять, почему люди, в которых хоть изредка мелькает что-то человеческое, обязательно должны умирать как подонки.
– Эй, эй, – услышав Ленины слова, оглянулся кэп, – поосторожней там. У нас что, по-твоему, не мелькает что-то человеческое? Мы что, совершили по отношению к вам бесчеловечный поступок?
– Но вы еще и не умираете, – так и не поняв, что это была шутка, отрезала Лена.
– Хм. – Кэп ухмыльнулся. – А она у тебя ничего, бойкая. Где отхватил?
– Ты бы там точно искать не стал, – ответил Кудесник.
– Я понимаю, что это не мое дело, но все-таки меня разбирает любопытство, – сощурился кэп. – В каких краях водятся такие львята?
Кудесник посмотрел на Лену, прежде чем ответить, но ее, казалось, совершенно не беспокоила начатая мужчинами тема.
– В двести пятнадцатом квадрате, – ответил он.
Кэп призадумался:
– Шутишь, бродя? В двести пятнадцатом одни болота, там никто не живет. – Он, приглядевшись к выглядывающей из бушлата защитке, заметил в складках рукавов и капюшона засохшую грязь, оставшуюся после ныряний в затопленный вертолет, и сам себе ответил: – Похоже, не шутишь.
Звягинцев взглянул на КИП, снятый с руки молодого «монгола», павшего в бою с наемниками одним из первых. Стекло экрана еще не было поцарапано, надписи над кнопками не стерлись, и пахнул он еще новыми микросхемами, а не порохом и засохшей кровью. Благо Кудеснику было из чего выбирать, поэтому он взял себе самый новый, чистый, не имеющий «прописки» и, стало быть, идентификации в сети КИП. Никто не мог знать, кому он принадлежит сейчас, вместо имени владельца у него светлела лишь пустая полоса.
Звягинцев на мгновенье задумался: а что произойдет, если он сейчас пропишет в пустом поле свой ник? «Ну и пусть, что ордынцевские хакеры меня тут же вычислят, – размышлял он. – Пусть присылают еще отряд. А за ним еще. Пусть присылают до тех пор, пока в Ордынце не останется только хан и женщины».
Причина, по которой он так осмелел, была ясна. Он не помнил, что с ним происходило в номере «Трех братьев» до того момента, пока не увидел перед собой Лену. Он был, естественно, вне себя и после, когда руки и губы все делали сами, не особо прислушиваясь к его мнению, но все, что случилось с ним прежде, находилось за пределами его памяти и восприятия. Он понимал лишь одно: с ним что-что творится. Ведь это ненормально, когда раны сами по себе сходят с тела, забирая с собой боль и немощь. Но это с ним произошло. Это было. Е-боец, сшибающий головы, как мячи, вне всякого сомнения, поломал бы Егору все кости, если бы Егор был нормален в привычном понимании этого слова. И пускай, черт побери, выявленные бродягой возможности его тела и разума в какой-то степени были пугающими, но гораздо больше они придавали ему уверенности.
Переведя взгляд с КИПа на свою руку, Кудесник вдруг ощутил, что его тело начинает пробивать, пробегая сверху вниз волнами, мелкая дрожь. Проходя по руке, она сначала касалась плеча, вынуждала слегка сократиться бицепс, затем приятно напрягала предплечье. Все это заняло не больше секунды. Кудесник, насколько только мог, расслабил руку, но от этого ничего не изменилось. Мелкая дрожь, начинающаяся коротким импульсом в какой-то точке на затылке, кольцами параллелей расходилась по всему телу, заставляя мышцы реагировать без соответствующей на то команды мозга. Будто кто-то невидимый, нависший над Кудесником, дергал за ниточки, присоединенные к разным частям его тела. Дергал и наблюдал за реакцией, тихо посмеиваясь.
