Джеймс Гарднер - Планета бессмертных
Кое-кто из мужчин пытался справиться с ситуацией с помощью цепей, наручников и других инструментов принуждения, не говоря уже о том, чтобы сломить женщин психологически… Однако и тут возникали сложности, учитывая невероятную физическую силу жертв; к тому же методы подобной обработки отличались крайней безжалостностью. Большинство мужчин, купивших себе невест туе-туе, не хотели, чтобы женщины превращались в подвесную «грушу» для отработки методов кулачного боя; они просто желали, чтобы их роскошные жены, от одного вида которых у других мужчин отваливается челюсть, исполняли подобающие жене обязанности, не создавая никаких сложностей.
Очень часто муж и жена разрешали свои разногласия путем трудных ночных дискуссий, результатом чего становился развод, или соглашение, или даже примирение, когда оба приходили к выводу, что от разрыва они ничего не выиграют. Однако у некоторых пар не хватало ума покончить дело миром, и они прибегали к насилию. Жены буквально разрывали мужей на части; мужья стреляли в жен; сцены всех этих жутких семейных разборок снова и снова показывали в новостях, и постепенно они обрели в общественном сознании форму шуток, популярных афоризмов и анекдотов: «Ну, значит, была у этого парня жена туе-туе…»
Такое негативное общественное мнение чрезвычайно волновало посредников, занимавшихся продажей невест туе-туе, поскольку всерьез угрожало их бизнесу. Клиенты-мужчины по-прежнему сходили с ума по могучим телесам, однако требовали принятия адекватных мер, пресекающих непослушание жен. В результате будущих невест стали обучать не только этикету, вышиванию по канве и накачке мышц; им также промывали мозги с помощью мощных препаратов, внушая, что они должны беспрекословно подчиняться своим мужьям или хозяевам.
Мужчинам ничего не сообщалось об этих мерах; примерно так, как процессы, происходящие на бойне, стараются держать в секрете от покупателей мяса. Тем не менее мужьям зачастую все становилось ясно и без слов, вот почему многие из них предпочитали иметь подруг жизни, которые не были эмоционально искалечены и не представляли собой нечто, лишенное всяких чувств, пусть даже в прекрасной обертке.
Брачным посредникам туе-туе снова пришлось менять тактику. И на этот раз они решили проблему без затей – стали брать заложников.
СИТУАЦИЯ ЛАДЖОЛИ
Продав Ладжоли, брачный брокер объяснил девушке, что ее любимый младший брат Ксолип погибнет ужасной смертью, если она не будет вести себя смиренно и преданно. Если убийство Ксолипа не заставит Ладжоли изменить свое поведение, жуткий человек обещал убить другого ее брата… потом отца… потом мать… потом начать убивать просто детей на улицах, выбранных наугад, но непременно самых красивых и жизнерадостных.
Этот человек был такой жуткий, такой пугающий, что Ладжоли ни на мгновение не усомнилась – он выполнит свои угрозы. Если муж Ладжоли хоть раз пожалуется на ее поведение, с маленьким Ксолипом случится несчастье на площадке для игр, а его уши-шарики отрежут и пришлют Ладжоли в коробочке. То же самое произойдет в случае смерти Уклода при подозрительных обстоятельствах, или если великанша позволит себе развлекаться с другим мужчиной, или если она не будет придерживаться определенных стандартов красоты и гигиены… короче, если Ладжоли совершит любой проступок, порочащий брачное агентство.
– Какой ужас! – воскликнула я. – Уклод знает об этом?
Оказывается, клиентам агентств не объясняли, каким образом брачные посредники держат свой «товар» в узде, и, конечно, самим женщинам было запрещено распространяться на эту тему. Ладжоли не расскажет Уклоду правду, даже если он поклянется хранить тайну: он придет в ярость, будучи человеком порядочным, пусть даже происходящим из семейства преступников, которые купили ему жену в качестве подарка на день рождения. К тому же по прошествии времени маленький оранжевый человек может начать задаваться вопросом: «Любит ли меня жена на самом деле или лишь притворяется из страха, что пострадают ее родные?» Это больно ранит его чувства и разрушит веру в брак.
Ладжоли уверяла меня, что действительно любит мужа и считает, что ей исключительно повезло. Прежде всего, Уклод по отношению к ней находился примерно в той же позиции, что и она по отношению к нему: бабушка-преступница Юлай заявила внуку, что он должен согласиться на этот брак, иначе… В семье Уннор принято, что старшие решают за молодежь вопросы брака. Если младший Уннор не повинуется старшим и не соглашается со сделанным за него выбором супруга, он считается недостаточно преданным семье, чтобы ему можно было доверить какое-нибудь дело. И моментально оказывается на мостовой… а может, и под мостовой, если улицу неподалеку как раз в это время мостили.
Уклод не виноват в том, что Ладжоли оказалась в такой ужасной ситуации; она бы даже поняла, если бы он сердился на нее, относился как к нежеланной чужестранке, которую ему навязали, лишив возможности самому сделать выбор. Однако муж был сама доброта, обращался с женой как с равной и, казалось, всегда радовался ее обществу.
В ответ Ладжоли играла роль, которую ей вдалбливали на протяжении всей подготовки к тому, что ее ожидало. Почтительность. Кротость. Скромность. Образ застенчивой женственности, который больше подошел бы маленькой и хрупкой женщине.
Вот почему, например, она говорила таким притворно высоким голосом. У всех туе-туе голоса низкие – как-никак, они крупные люди с соответствующим облику горлом и голосовыми связками, издающими звуки наподобие контрабаса. Однако брачные посредники решили, что естественный голос туе-туе будет все время напоминать мелким мужчинам (вроде Уклода), что их жены – настоящие «бегемоты», такие сильные, что могут с легкостью причинить своим мужьям серьезные телесные повреждения. Пришлось Ладжоли говорить фальцетом и изображать беспомощность.
– Неужели Уклоду нравится такая манера поведения? – удивилась я.
– Всем мужчинам нравится – так меня учили.
– С какой стати верить тому, чему тебя учили ужасные люди, которые грозятся убить твоих родственников? И тот, кто говорит: «Всем мужчинам нравится это», определенно ошибается, поскольку мужчины переменчивы, и им надоедает все время одно и то же. Я по своему опыту знаю – иногда мужчине в голову может прийти совершенно неожиданная идея: скажем, что принимать некоторые знаки внимания – это проявление слабости, хотя всего два дня назад они ничего против этого не имели. Просто поразительно, но то, что им нравилось вчера, может вызвать их неудовольствие сегодня… И они смотрят на тебя с презрением, точно ты какое-то отвратительное насекомое.
Я почувствовала, что Ладжоли заметно напряглась.
– Уклод не такой.
– Может, он еще не такой. Однако наступит день, когда он будет в скверном настроении безо всякой конкретной причины и, сердито посмотрев на тебя, рявкнет: «Почему, черт побери, ты всегда разговариваешь так неестественно? От тебя с ума можно сойти!» Или, может, он не скажет ничего, просто подумает… но каждое твое слово будет злить его. Не понимая, почему он смотрит на тебя с такой ненавистью, ты спросишь: «Что не так?» – но от звука твоего голоса он лишь содрогнется. И ты не сможешь сделать ничего, чтобы заставить его любить тебя, как прежде, потому что сам звук твоего голоса будет вызывать у него отвращение. Но ты снова и снова станешь пытаться заговорить с ним, чувствуя, что несчастлива, что сходишь с ума, и надеясь, что есть слова, способные все изменить к лучшему, нужно просто найти их. Понимаешь, что делаешь лишь хуже, и все равно не можешь остановиться…
Все это время одной рукой я обнимала Ладжоли за спину, а в другой сжимала ее руку – позиция, лучше всего подходящая для того, чтобы утешить человека, который только что плакал. Теперь она выпустила мою руку, сама обняла меня и притянула к себе; я почувствовала, как моя щека плотно прижалась к ее плечу.
– Весло, мужчины не такие, – мягко сказала она. – Большинство из них стараются вести себя прилично. Тот, который грубо обошелся с тобой и убил твою сестру, – исключение, и ты знаешь это.
– Он был законченный… – прошептала я. – Но хотя он мертв вот уже несколько лет, при одной мысли о нем мне все еще грустно.
– Видимо, он глубоко задел твои чувства. – Ладжоли еле слышно рассмеялась. – Ты заметила, что только что выругалась?
Услышав это, я вздрогнула от ужаса – а потом закричала. Я кричала, и кричала, и кричала… не в силах остановиться.
РУГАТЕЛЬСТВА
Разумеется, в моем родном языке тоже есть ругательства. В нашей литературе – а она у нас самого высокого сорта – всегда сразу можно догадаться, что персонаж:, употребляющий такие словечки, – человек низкого происхождения. Культурные люди никогда не ругаются, не коверкают слов; только некультурные говорят неряшливо и имеют нечеткую дикцию.
