Виталий Каплан - Корпус
Костя не в силах был собраться с мыслями. То, что рассказал только что Белый, раздавило и оглушило его. Он знал, что справится с этим, но не сейчас. Сейчас мысли путались, и ломило виски.
— Даже представить себе тяжело, — выдавил он наконец из себя.
— Я понимаю, — кивнул Белый. — Трудно вот так сразу все переварить. Но что остается делать?
— Ну и как же теперь быть? — растерянно спросил Костя.
— Не знаю, — пожал плечами Белый. — Наверное, каждый сам для себя решает.
— А вы решили? — поинтересовался Костя и тут же понял, насколько глуп его вопрос.
— Да как видишь, — не сразу откликнулся Белый. — Я решил. Только вот слишком поздно я это сделал. Конечно, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Но все же… Сложись все иначе — ты, возможно, никогда не оказался бы там…
Костя пристально глядел на Белого. Тот сидел сгорбившись и наблюдал за тем, как колышутся от еле заметного ветра верхушки высокой травы. Все так же, на одной томительной ноте, трещали кузнечики.
Костя набрал воздуху и задал, наконец, тот самый главный вопрос:
— Ну, а теперь-то вы скажете, кто вы такой?
— Нет, — вздохнув, ответил Белый. — Не могу.
— Но почему? — не сдавался Костя.
— Потому что не могу.
— Это что, тайна?
— Да нет, какая уж там тайна, — печально улыбнулся Белый. — Просто в жизни бывают такие вещи, на которые не хватает сил. Ты уж извини. То есть, конечно, что-то я сказать могу, но это будет не вся правда. Короче, слушай.
Почему сгустки до сих пор не сожрали Землю? При всем их могуществе? А все потому, что не по зубам. Не по зубам тьме справиться со светом. Есть высшая сила, ставящая им заслон.
— Так почему же эта самая сила их не того… Не перебьет их сразу и навсегда? — удивился Костя.
— А кто порождает сгустки, помнишь? Люди. Тогда пришлось бы уж перебить людей, причем всех. Каждый ведь хоть в чем-то, а виноват. Хоть немного, да излучает. Поэтому напрямую действовать трудно. Зато можем вытягивать людей из тьмы.
— Это как меня?
— В том числе. А что касаемо света… Там, в пещере, ты видел его отблески. Тогда свет действовал через меня. Вот это постарайся понять, это самое главное. Не я, а через меня. Просто у меня теперь такая профессия, Костик.
— А раньше какая была?
— А вот насчет «раньше» мы говорить не будет, — глухо произнес Белый.
Костя бросил взгляд на его обожженную ладонь.
— Ну хорошо, а это как получилось? Если свет — не лазер, не огонь, тогда как? Сильно болит?
— Терпимо, — усмехнулся Белый. — Ну ничего, скоро заживет. Я же говорил — за все приходится платить. И это еще хорошо, если болью. Бывает плата похуже. А прогнать сгустки — дело не такое уж плевое. Это тебе не блокировку снять, — бросил он в пустоту непонятную фразу и поднялся на ноги.
Сзади к его комбинезону прилипли капельки смолы. И еще он не отбрасывал тени — Костя только сейчас это понял.
— Ну ладно, Костик, — немного озабоченным тоном произнес Белый. — Мне, к сожалению, пора.
— Вы что, уходите? — расстроенно спросил Костя. — А куда?
— Туда, откуда пришел. Работы, понимаешь, много.
— А как же я?
— В чем проблема? — Белый усмехнулся. — Сейчас выйдешь на просеку, там высоковольтка, иди все время вдоль нее, через час выйдешь к платформе. Подождешь немного электричку — и домой. Адрес-то, надеюсь, не забыл?
— Да, конечно, — кивнул Костя. Странное дело, сейчас он действительно помнил все, вплоть до мелочей, даже нацарапанные гвоздем слова в кабине лифта. И даже то, что нацарапаны они не без его участия.
Потом вдруг до него дошло:
— Постойте, а какое же там время сейчас? Ну, то есть здесь… В Натуральном Мире? Меня же, наверное, давно мертвым считают! Я ведь в Корпусе четыре года был!
— Время, говоришь? Да, время — это штука серьезная. Ну, а сам бы ты чего хотел?
— Что значит «хотел бы»? — от удивления, смешанного с обидой, Костя едва не вскричал. — Я, может быть, хотел бы, чтобы не четыре года прошло, а четыре часа. Но какая разница, чего я хочу? Что от этого изменится?
Белый негромко ответил:
— Значит, говоришь, четыре часа? Ладно, сделаем. Будет тебе четыре часа.
— То есть как это? Ведь время уже прошло!
— Ну, это как сказать, — протянул Белый.
— Но ведь это же время! Оно же нам не подчиняется! — выпалил Костя.
— Это вам оно не подчиняется, — буркнул себе под нос Белый.
— Ясно, — протянул Костя. — То есть ничего не ясно. Ведь я же маленький был, когда попал в Корпус, я же помню. А сейчас мне уже пятнадцать. Что же получается, за четыре часа я стал старше на четыре года?
Белый подождал, пока Костя не выкричит всего, потом, прищурившись, глянул на него и сказал:
— Ты зря думаешь, будто попал в Корпус одиннадцатилетним. Это, можно сказать, иллюзия. Сгустки еще и не на такое способны. Если уж они целый искусственный мир сделали, то уж вам, пацанам, головы заморочить — пара пустяков. В общем, не думай об этом. Вернешься домой — никто ничего и не заметит. Вот такие дела, Костя. Прошло-то всего четыре часа.
Костя долго молчал, глядя на Белого, потом с нерешительной улыбкой поинтересовался:
— А как же… Я вот так и пойду? В одних трусах? Все мое ведь в пещере осталось.
— Вон твоя одежда, — Белый махнул рукой в сторону, и Костя увидел среди кустиков черники что-то светлое. Приглядевшись, он узнал брошенный в Дыре узел.
— Только она еще мокрая, — продолжал Белый. — Ну да ничего. Отожми, разложи на солнце — быстро высохнет. Да и торопиться тебе особо некуда. Часом раньше, часом позже… На вот на всякий случай, — Белый сунул руку в карман комбинезона и вытащил смятую бумажку. — Это деньги на электричку. Не стоит без особых причин зайцем кататься.
Костя машинально сжал бумажку в кулаке, не отрывая глаз от Белого.
— Ну все, прощай, Костик, — глухо продолжил тот. — Не забывай. И прости.
— За что? — растерянно спросил Костя.
— Значит, есть за что… Не знаю уж, увидимся ли когда-нибудь. Впрочем, если какая беда, помнишь, как меня позвать.
С этими словами Белый исчез. Растаял в душном воздухе. Только что стоял в двух шагах от Кости — и вот уже его нигде нет. Так уже случалось не раз, в Корпусе, в тех полузабытых снах. Но сейчас все было как-то иначе. Сейчас Костя понимал, что это уже навсегда, что Белый больше не придет.
Он вздрогнул от щекотки — и рассмеялся. По локтю его медленно полз маленький черный муравей. Как давно он не видел муравьев, да и стрекоз, и кузнечиков — там, в Корпусе, водились только жирные мухи. И солнца там не было! Ведь и в самом деле — не было… Костя лишь теперь сообразил — за окнами постоянно висели плотные, желтовато-серые тучи. Там царила зима. Не слишком холодная, зато вечная. И как это он раньше не замечал? Теперь, конечно, ясно, после разговора с Белым. Искусственный мир, искусственная природа — значит, и зима фальшивая. Впрочем, зима там была не всюду. На берегу, возле Границы — осень. Где-нибудь, наверное, имеются и лето, и весна… Такие же подделанные. Да, интересно устроен этот искусственный мир. Неужели он такой же огромный, как и взаправдашняя Вселенная? Со своими планетами, звездами, галактиками? Или все не так? Белый называл это Замыканием. Слово-то само по себе понятное, а начнешь вдумываться — и ни фига не ясно.
Костя вспомнил, как когда-то давно, — кажется, тысячу лет назад, — он спросил у Серпета: что там, за стеной, которая огораживает парк для прогулок? И тот, улыбаясь, ответил: «За стеной? Ничего интересного… Поле, а потом все опять начинается…» Может, это и есть Замыкание?
Впрочем, стоит ли забивать голову такими мыслями? Теперь одно у него дело — домой попасть, да поскорее. Господи, он же четыре года там не был! Пускай здесь для всех эти четыре года свернулись в четыре часа — но не для него. Он-то все будет помнить. Всегда.
Он опять вздрогнул. Тот самый муравей-путешественник переполз с локтя на грудь. Видно, ему понравилось гулять по Косте. «Туриста» пришлось осторожно снять и отправить восвояси — на теплую сосновую кору. Пускай бежит по своим делам. А Костя пойдет по своим.
Но сперва он занялся одеждой. Тут приключилась очередная неожиданность. Вместо суконных форменных брюк и рубашки с узким кусачим воротником обнаружились выгоревшие на солнце джинсы и не первой свежести футболка. На футболке, возле рукава, имело место небольшое лиловое пятно — видно, оставила след раздавленная черничина. И Костя даже вспомнил, как это случилось.
Впрочем, одежда все равно была насквозь мокрая. Но тратить время на сушку не хотелось, и он решительно влез во влажные, впитавшие пещерную воду тряпки. Впрочем, там тряпки были совсем другие, одно лишь сходство с этими, что мокрые. Но не беда, как-нибудь уж на теле просохнут. Да и солнце вон как жарит.
