Игорь Федорцов - Сталкер-югенд
− Много ему чести, вырезать.
Паха мазнул клещука вазелином и приготовил ниточную петлю. Накинул на тельце, ногтями придавил к самой головке кровопийцы. Осторожно затянул.
− Не глубоко сидит, выудим, − успокоил Паха. — Почешется малость и заживет. Следов не останется.
Жаль. Шрам бы выглядел привлекательно.
В раскачку, осторожно клеща извлекли. Паха показал болтавшегося на нитке кровососа. Потом выбросил. Рану обработал йодом из пузырька. Его там было полкапли, полкапли и израсходовал. Пустую склянку не выбросил, приберег.
Двинули дальше. На небольшой проплешине среди могучих деревьев, Чили увидела купальницу. Высокую. Бархатистую. Желто-оранжевую. С капельками пахнущей росы. Забыв о предостережение ничего не трогать, Чили сорвала цветок.
− Ну и зачем? — рассердился Паха.
− Что зачем?
− Сорвала.
− Красивый.
− И что? Красивей стало? — Паха обвел проплешину рукой. Лес действительно будто осиротел, лишившись такого украшения.
Девушка сунула цветок за ухо.
− Да, − ответила уверенно.
Спускаться в заросший овраг Паха не пожелал. Ему ближе сто метров вокруг обойти, чем на прямую. Три метра вниз, два в ширь и подъем.
− Дурное место, − пояснил Паха, недоумевающей девушке. — Может и нет ничего, а может гадюшник.
− Что-то я ни одной гадюки в глаза не видела, − не поверила объяснению Чили.
− Да полно!
Паха шагнул в сторону и ногой, чтобы не нагибаться, приподнял перо папоротника. С кучи сучьев и прелой листвы метнулась прочь здоровая змея.
− Ни фига себе!
− Это-то? Гаденыш. Ему расти и расти.
За распадком Паха внезапно остановился. Задергал носом, потянул воздух, напитанный вечерней прохладой и сыростью.
Чили не поверила, скажи кто, что человек может так быстро преобразиться. Паха весь поджался и больше напоминал…
«Динго!» — сравнила она.
Паха за секунды собрал лук. Заплетя вокруг ноги, согнул, натянул тетиву. Цапнул колчан со стрелами. Стальные наконечники тускло блеснули.
− Что стряслось? — забеспокоилась Чили. Опасности она не видела. Разве что сам Паха.
− Пасечники, − произнес сквозь зубы Паха. Лицо его сделалось злым. Губы побелели, сжались в тонкую нитку. — Стой здесь.
Крадучись двинулся вперед. Бесшумно и неосязаемо легко. Лишней травины не примял, ветки не нагнул. Даже паутину не задел. Перетек под паучьей растяжкой не хуже той гадюки. Чили следом. Стоять на месте боязно. Она изо всех сил старалась не шуметь. Очевидно, плохо. Паха, не оглядываясь, погрозил кулаком.
Вот он замер, вскинул лук, наложил стрелу. Чили учуяла запах дыма. Кто-то жарил мясо. Во рту стало полно слюней, желудок призывно уркнул. Паха наподшаге отпустил тетиву. Жалобно вскрикнули. В след за первой полетела вторая. Рванулся бежать. Скорее от страха Чили не отставала. Про пистолет и не вспомнила.
Подминая ветви куста, корчился и выгибался человек. Ухватившись за стрелу, крепко сидевшую в груди, пытался выдернуть. Из-под рук фонтанировала кровь. Он хрипел и кашлял, выплевывая кровавые пузыри.
Над вторым, с ранением в бедро, нависал Паха, целясь в живот добить.
− Сколько вас?! Сколько!? — требовал он ответа.
Раненый охал, а когда шевельнулся, получил вторую стрелу.
− Ну! — калил голос Паха. Чуть качнулся и добил первого. Под подбородок. Острый наконечник вылез в затылке. Натяжка и лук опять готов к стрельбе.
Жихххх!
Стрела пришпилила руку к телу. Человек задергался, заверещал. Паха ударил ногой в лицо — заткнись!
Чили, опомнившись, кинулась защитить раненого.
− Ты что? Сдурел? — подскочила она к Пахе.
− Не лезь, — Паха вновь взял противника на прицел.
− Это же человек! Человек! — ухватилась девушка за лук помешать стрельбе. — Человек!
Паха замахнулся её ударить. Влепить так, голова оторвется. Сдержался.
− Пасечник человек? Пасечник? Да?
Он вырвал лук из захвата Чили, отскочил в сторону. Девушка подумал, стрелять и, заслонила собой жертву расправы. Паха не стрелял. Пинком опрокинул стоявшую в сторонке кожаную котомку. Котомка опрокинулась, выплеснув кровь. Из растянувшейся горловины выскользнуло человеческое предплечье.
− Сюда посмотри! Сюда! — хрипел Паха. От ярости и гнева у него срывался голос. — Думаешь, их пасечниками зовут, они пчел разводят? Они людей караулят. Пасут. Они как белоглазые. Хуже! Хуже их!
Паха вновь изготовился стрелять, продолжая зло говорить.
− Ты иди, там в своих сталкеров играйся. Очки зарабатывай. Бонусы. А я здесь сам разберусь. С этим гадьем! Сам!
Стрела жикнула рядом с ногой девушки. Чили не успела испугаться. Её взгляд прикован к перевернутой котомке. По мере того как вытекала кровь, содержимое котомки выскальзывало наружу. Куски рубленного мяса. Когда показалась кисть с отсеченными пальцами, она закрыла глаза ладонями. Страшно! Она отчетливо услышала, как скрипит лук и Паха снова натягивает тетиву.
Пасечник стонал и хныкал.
− Легко не подохнешь! Не подохнешь, пока не ответишь! — чинил Паха расправу, подтаскивая раненого к костру.
− Двое нас! Двое!
− Откуда? — Паха наступил на грудь раненого, не позволяя отползти от огня.
− Из-за Хребта.
− Давно?
− Неделю идем.
− Что кроты?
− Нет там никого больше. Белоглазые… Белоглазые…всех….. Аааааааа!
Несчастный всхлипнул и затих. Завоняло горелым мясом. Чили вырвало. Тягучая слюна с желчью прилипла к подбородку. Девушка отплевывалась, размазывала рвоту по лицу.
Паха обернулся за понягой и быстро повыдергивал стрелы. Сполоснул водой. Остатки во фляжке протянул попить Чили. Та замотала головой. Нет-нет-нет!
− Сматываемся.
− Я не могу…, − боролась Чили с не отпускающими позывами рвоты. От запаха выворачивало. Мысль о человеческом мясе убивала.
Паха встряхнул её, так что слетела панама.
− Ну!
− Не могу…
− Можешь. Человек все может. Даже жрать себе подобных.
Он потащил её «на буксире». Чили не упиралась. Но и глаза не открывала. Не открывала до той поры, пока несколько раз не споткнулась о корень.
Руку отпустили. Паха сидел, скорчившись, и пытался достать из кармана лекарство. Лямка поняги лежала поверх одежды и мешала. Не справился. Чили достала горошину, сунула Пахе в рот. Тот хряснул зубами, дробя пилюлю. Подала воды. Запил. Жадно глыкая и проливая на грудь.
Минута тишины и пустоты. Тишины вокруг, пустоты внутри. Там где должно стучать сердце ничего нет. Чили всхлипнула.
− Руку что ли дай, − попросил Паха оклемавшись.
Она протянула, но увидев следы крови на его пальцах, отдернула.
− Ладно, я сам.
Паха с трудом встал. Оглядел себя и Чили.
− Надо привести себя в порядок.
Дальнейший путь она не помнила. Шла как сомнамбула. Из памяти не выветривалась картина расправы на поляне. Расправы? И тут же видение перевернутой котомки. У Чили затряслись губы. Её плохо. Ей очень плохо. Очень-очень…
Лес редел. Большие залитые солнцем поляны, молоденькие рощицы осинок, острова бузины…
Сделали привал. Чили села поближе к Пахе, почти под локоть. Он не отодвинулся. Все понял.
− Они, правда, людей едят? — спросила девушка, сама не зная зачем. Ведь видела собственными глазами. Но это же дикость!
«Дикость!» — бунтовала её человеческая сущность. — «Такое не может быть, разве что привидится!»
− Правда.
− А белоглазые? Они кто?
Она заглянуло Пахе в лицо. Ей очень важно его видеть. Чтобы принять. Не понять, но принять, есть на свете вещи, которые она не знает и с удовольствием не знала бы, но приходиться. Спросила и пожалела. Гнев исказил черты, а взгляд стал бешенным. Еще хуже, стократ хуже, чем на поляне! Чили уткнулась лбом в колени. Самое время пореветь. Но не ревелось. Этот Мир не любит плакс и слабых, это первое что до нее дошло. Второе − не любит и не щадит.
Ночь без сна и без дум. Чили смотрела на звезды. На луну. На темную стену леса. Слушала скрипы, цвирканье и вдыхала запах трав. Её словно не было тут. А где? Где ты девочка? Дома? В новой квартире? В Armpit? Где? Где можно спрятаться от себя? Нет такого места. Нигде нет. И хочешь не хочешь, возьмешь в багаж памяти то, что совсем не хочется брать. Совсем. И жить с этим багажом тоже придется. Как-то придется.
Пахе тоже не спалось. Он ворочался, крутился с бока на бок. Устав вертеться, тихо произнес.
− В следующий раз, не лезь в свару. Они не всегда поддаются.
Поддаются, не поддаются − важно ли это? Кто ты сам Паха? Обо что ожегся, если так реагируешь на обстоятельства.
− Ты не ответил мне про белоглазых. Кто они?
Как рассказать? О чем? Сколько? Паха тянул с ответом…
… Далеко, на границе видимости, в тоннеле крохотный огонек поста. Отвлечешься или моргнешь, пропадет, не отыщется.
Он и Варуша в секрете. Рядом, и выше, у перевернутого вагона, со свода шлепает в лужицы вода. Кап! Кап-кап! Кап-кап-кап! Убаюкивающая музыка. По рельсу еле слышно цокотят коготки. Крыса? Сквозняк качает проросшие в пустоту, свисающие тонкие корни. Спутанные плети легонько шуршат.
