Вадим Проскурин - Добрая Фея
– К Ракову Кириллу Андреевичу.
Вас вызывали?
– Типа того, – ответил Саша, отвернулся и пошел к лестнице.
Он не собирался вступать в долгие дискуссии. Можно, конечно, показать удостоверение, и все вопросы отпадут, но начнется суета, а она пока не нужна. Есть еще надежда, что удастся уладить дело миром.
Саша поднялся на второй этаж, стукнул согнутым пальцем в дверь и повернул ручку.
– Здравствуйте, – сказал он, входя в кабинет. – А где Кирилл?
Кабинет был двухместным, сейчас на рабочем месте присутствовал только один из двух его обитателей, и это был не тот, кого Саша разыскивал, это был некто Евгений Глушаков, стажер, он сейчас как бы набирается опыта от старших товарищей.
– А вы по какому вопросу? – отреагировал стажер.
– Надо перетереть с Кириллом по одному делу, – сказал Саша. – Ты не волнуйся, я свой.
Он продемонстрировал красную корочку удостоверения, причем та сторона корочки, где было написано «КОБ», как бы случайно оказалась обращена к Саше.
– А, понятно, – сказал стажер. – Кирилл Андреевич сейчас занят, убийцу колет.
– Убийцу? – как бы удивился Саша. – Весело живете.
– Да ну, – отмахнулся стажер. – Пьяные бакланы брали мальчишку на гоп-стоп, он стал пером махать, одного замочил насмерть.
– Превышение необходимой обороны?
– Нет, – покачал головой стажер. – Умышленное убийство. С учетом чистосердечного признания лет восемь рисуется.
– А что, есть признание? – поинтересовался Саша.
– Сейчас будет. Парень – лох, он даже не свалил сразу, начал этому гопнику медицинскую помощь оказывать, вот дурак-то! Тот у него на руках и помер. А этот только потом стал удирать, в крови весь перепачкался, как на проспект вышел, тут его наши и повязали. Даже перо скинуть не догадался.
– Жалко парня, – сказал Саша.
– Лохов не жалеют, – заявил стажер. Саша испытал острое желание дать ему в морду.
Сидит за столом сопля и строит из себя матерого вол ка, рассуждает с умным видом о высоких материях. Посмотрел бы на себя в зеркало, сразу бы понял, кто здесь лох на самом деле. Впрочем, куда ему понять… Набрали уродов, и самое противное, что нормальные люди в этой среде либо долго не задерживаются, либо становятся такими же уродами, эффект критической массы. Мент отличается от бандита только тем, что один как бы против закона, а другой как бы за, других отличий нет. Бывают, конечно, достойные менты, ну так и бандиты достойные тоже бывают.
– Пойду, поучусь мастер-классу, – сказал Саша. – Где они сидят-то?
– В двадцать втором кабинете, это дальше по коридору.
Саша прошел дальше по коридору и вошел в двадцать второй кабинет. Обстановка внутри была обычная для подобных кабинетов: обшарпанный стол, с одной стороны мягкий стул для опера, с другой – жесткая и грязная скамейка для подозреваемого. На скамейке сидел молодой длинноволосый парень с разбитым лицом, на котором застыло совершенно обалдевшее выражение. Перед ним лежал лист А4, наполовину исписанный кривыми строчками. Заголовок листа гласил «Чистосердечное признание».
– Здравствуйте, Кирилл Андреевич, – сказал Саша, садясь на второй стул.
Извлек из кармана удостоверение и продемонстрировал оперу корочку, держа ниже уровня стола, чтобы подозреваемый не видел, что на ней написано.
– Здравствуйте, – отозвался опер, слегка привстал со стула и протянул руку.
Саша пожал ее и спросил:
– Селезневу Наталью Афанасьевну помните? Кирилл Андреевич удивленно поднял брови. Саша
продемонстрировал фотографию, опять-таки ниже уровня стола. Кирилл Андреевич смертельно побледнел и стал похож на вампира, узревшего осиновый кол. Саша убрал фотографию обратно в карман и достал визитку.
– Тут телефон записан, – сказал Саша. – Завтра позвонишь, пропуск выпишут, обсудишь подробности с… ну, короче, понятно, с кем.
Наклонился к уху бледного опера и прошептал:
– Этого отпустить. Если он сядет – ты тоже сядешь.
Принял прежнюю позу и спросил уже нормальным голосом:
– Понял?
Кирилл Андреевич странно дернул подбородком, Саша решил, что этот жест можно интерпретировать как попытку кивнуть.
– Ну, вот и договорились, – констатировал Саша, поднимаясь со стула. – Как закончишь с гражданином, сразу отзвонись. Дело не терпит промедления, сам понимаешь, процесс пойдет – не остановишь. О amp;apos;кей?
Кирилл Андреевич приоткрыл рот и простонал нечто нечленораздельное, но явно утвердительное. Саша хлопнул его по плечу и сказал:
– Ну, счастливо.
И вышел из кабинета, а затем и из ментовки, никто его не останавливал и ни о чем не спрашивал. Из машины он сверился с базой сотрудников и набрал на мобильнике нужный номер.
– Здравствуй, Глеб, – сказал он в трубку. – Это Гриднев говорит.
– Здравствуйте, Александр Петрович, – отозвалась трубка немного испуганно, чего и следовало ожидать – не каждый день простому оперу звонит сам начальник отдела, да еще по обычному мобильнику.
– Глеб, я тебе завтра клиента подгоню, – сказал а. – Поговоришь по душам, договор пусть подпишет, расписку о сотрудничестве, короче, все как положено. О amp;apos;кей?
– О amp;apos;кей.
– Тогда я тебе сейчас перешлю кое-какие данные, чтобы было понятно, о чем разговаривать. Большая польза от этого клиента вряд ли будет, но он сам, так сказать, в руки упал, я решил не отказывать человеку, пусть посотрудничает. Лишнюю галочку в отчете нарисуем. Короче, жди.
– Когда ждать? – уточнил Глеб.
– Завтра до обеда, – сказал Саша. – Если к трем часам не подойдет, отзвонись мне, я его в десятую группу перекину, пусть они работают.
Десятой группой в разговорах по мобильнику называли отделение, в котором работали следователи.
– Осознал, – сказал Глеб. – Все понял, Александр Петрович, будет исполнено.
– Вот и ладненько. Удачи.
– До свиданья.
Теперь осталась самая малость, самый последний звонок.
– Василий Федорович? Это Гриднев. Как Павел домой вернется, позвоните мне обязательно, хорошо? Ну, если не вернется, тоже позвоните, завтра, часиков в восемь утра. Но его должны раньше отпустить, сегодня вечером почти наверняка отпустят. Я просто на всякий случай говорю, знаете, разные случаи бывают, накладки разные… Бывает, закусит оборотень удила, приходится серебряные пули тратить. Нет, в вашем случае это маловероятно. Давайте не будем говорить о плохом, будем решать проблемы по мере их поступления. И торопить события тоже не будем, я с удовольствием вас выслушаю, но все должно быть честно, вдруг, не дай бог, у меня ничего не получится, а вы уже начали благодарить, представляете, какой конфуз выйдет? Меня потом совесть замучает, я так с людьми себя не веду. Вот когда все решится, тогда мы с вами посидим в хорошем ресторане и обсудим дела под хороший коньячок, а пока торопиться не надо. Ну все, до связи, удачи.
Саша завел мотор, включил радио и выехал со стоянки. На душе было легко, радостно и светло, он сделал большое доброе дело, а вернее, целых три дела. Во-первых, спас хорошего парня от тюрьмы. Во-вторых, перевел отношения с особо ценным агентом на качественно новый уровень, теперь Валерия Федоровича можно не только использовать как источник информации, но и начинать понемногу давать задания, глядишь, к весне можно будет вербовку официально оформить. Ну, и Глебу нового агента добыл, дерьмо, конечно, а не агент, но вдруг пригодится, всякое бывает, да и галочка в отчете… Стану на место Серова – ликвидирую все планы вербовок к чертовой матери как класс, а то как менты становимся, работаем не за совесть, а за план.
Саша взглянул на экран навигатора и увидел, что оптимальный маршрут к рабочему месту проходит совсем рядом с тюрьмой, в которой томится анчутка Инна. Если бы пришельца можно было так же легко вытащить из тюрьмы, как человека… Ладно, за три дня эти орлы вряд ли успеют напортачить по-крупному.
6
По дороге в столовую Антон снова подумал, что охрана заключенных пришельцев организована безобразно плохо. Если бы все тюрьмы охранялись так, как эта, редкий зэк проводил бы в камере больше двух дней. Камеры наблюдения – это, конечно, хорошо, а автоматизированная система анализа информации – еще лучше, очень удобно компостировать мозги проверяющим комиссиям, но реальной пользы от этой системы гораздо меньше, чем кажется. Ребята из охраны все время жалуются, то один датчик заглючит, то другой, пару месяцев назад функцию автоматической тревоги вообще отключили, достала всех ложными срабатываниями донельзя. Вот и получается, что компьютерная система сама по себе, а люди-охранники сами по себе. Пока живой человек на нужный экран не посмотрит, от системы реакции не дождешься.
Конечно, убежать чужому из клетки нереально. Потому что кроме систем наблюдения есть еще физическая защита – толстые стены, бронированные двери и все такое прочее. Но если кто-то захочет пришельца похитить – это без проблем. Для начала надо вывести из строя камеры вдоль всего пути от тюремного отсека к выходу из здания, это совсем просто, кабель в свое время поленились замуровать в стену или хотя бы упрятать в прочный короб, так и идет прямо по стене. Воткнуть в него пару иголочек, и прощай, секьюрити. А может, и одной иголки хватит, вот такой, например.
