Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
— Нет, Александр Степанович, в либретто том только одна линия соответствует истине, а остальное все — художественный вымысел. Люди и в Глионе, и здесь — да все равно, где, — мыслят совершенно одинаково. Они принимают только те объяснения, в которые сами способны поверить.
— Что же это за линия?
— Как вы уже поняли, мы не на дне озера. Могу добавить, что даже и не рядом. В доступной обычному пониманию системе координат граду Китежу места нет. Помните, я вам давно рассказывал, как устроены перекрестки? Впрочем, Виктора с вами не было, был Неринг, так что повторю, да и вам напомню, если позабыли.
Наличие высших сил, действующих вне человеческого общества, объективно и неоспоримо. Люди воспринимают высшие силы не такими, какие они есть, а в соответствии с уровнем развития своего общества. Когда общество находится на первом, начальном этапе своего развития, процветает обожествление животных. Звери являются источником мяса, меха и шкур, а также смертельной угрозой. С ними связано все — и радость, и горе. Стоит ли удивляться поклонению медведям, тиграм и коровам? Второй этап — это обожествление ветра, воды, огня. Стихии управляют благополучием человека, и он платит им дань, обожествляя их жестокие капризы. Третий уровень — это преклонение перед существами, управляющими энергией стихий: огнедышащими драконами, морскими царями, водяными. Четвертый уровень характеризуется появлением в сознании человека единого бога, подобного человеку своим обликом. Этот бог управляет не только всем вокруг, но и тем, что происходит в душах людей и в общественном сознании. Пятый уровень — высший. Общество пятого уровня совершает последний переход: от безусловной веры к абсолютному знанию. В посредниках-идолах больше нет нужды, все воспринимается и понимается непосредственно и без искажений. Время течет в таком обществе иначе, и совсем по-иному решаются вечные вопросы и мелкие проблемы. Итак, уровень перекрестка определяется уровнем развития общества, существующего вокруг перекрестка. Мы с вами находимся на перекрестке-пять.
— Вот это да!
— Да, Марис. Китеж — второй в нашем мироздании, и перекрестков пятого уровня больше нет.
— А первый? — брякнул Суворин первое, что пришло на ум каждому.
— Извини, Иван Акимыч, не понял? — переспросил Дракон.
— Первый пятого уровня… где?
— Ах! Ха-ха-хо! Да я и не бывал там никогда. — Дракон снова тронул чешуйку и вслушался в неслышимые остальным звуки. — Атлантида! И опять легенды несколько лукавят — отнюдь не умышленно, а по неведению. Итак, в основе трансформации лежит вера. И в Китеже, и в Атлантиде вера и моральный закон стали единственным источником, регулирующим отношения между людьми. Именно в такой момент Великое Уравнение сходится: все от мала до велика, причем без исключения, руководствуются божьими заповедями, и иные мотивы не просто предосудительны, но практически невозможны. Вот и все.
— А как же враги в лесу? Бедяй, Бурундай, Орда? — Ковалев не мог отрешиться от того, что читал и слышал раньше.
— Да никак, Александр Степанович. Были и такие князья в Орде. Были и другие. Неужели ты думаешь, что такой город мог нырнуть под воду силой страха перед врагом? Это как раз и есть вымысел. Все было иначе. Великое Уравнение сложилось, и судьба Китежа была предрешена. Праведники всегда гибнут под натиском современников, внезапно обезумевших от ненависти. Если провести аналогию из метеорологии, Китеж и Атлантида — в свое, разумеется, время, — превратились в область низкого давления, и туда должны были неминуемо хлынуть и столкнуться воздушные массы разной температуры, влажности и скорости.
Суворин потряс головой, как пес, выбравшийся из воды. Иван не понимал практически ничего из сказанного Линдворном, но видел, что командир, Марис и Виктор соглашаются с Великим Драконом, причем с видимой неохотой, словно подчиняясь неумолимому натиску. Иван почувствовал необходимость вступиться; ему казалось, что его товарищей унижают и заставляют сдаться.
— А за что, интересно, ненавидеть хороших людей? — выпалил Иван. — Чем их больше, тем лучше!
Великий Дракон удивился и скосил на Ивана блестящий выпуклый глаз.
— Так. Кто еще не знает, за что ненавидят хороших людей? Видишь ли, Ваня, чувства такого рода иррациональны, они заложены глубоко в природе человека. Кому мешали ваши друзья самоверы? Казалось бы, никому, но ты сам, Ваня, прикрывал их бегство на мой остров. Или ты думаешь, что черные рыцари пытались схватить самоверов, чтобы признаться им в уважении и братской любви?
— Это совсем другое дело. — Иван включил крестьянское упрямство, не приемлющее аналогий и сопоставлений, но было поздно. Дракон прикрыл глаза и снова тронул чешуйку.
— У вас в России были точно такие же самоверы. Они называли себя духоборами и хотели жить своим трудом и божьим законом. И что же? Их гоняли, как зайцев, со Ставрополья на Кавказ, ссылали в Сибирь, не разрешали уехать из страны. Часть этих людей вырвалась в Канаду на нескольких кораблях, и путешествие это было для них тяжелым и страшным. — Дракон замолк, словно вдруг передумал говорить.
— И что? И что дальше?
Вопрос Чаликова заставил потомка Амфиптера очнуться.
— Дальше? Ничего. В Канаде им тоже не очень-то дали жить по божьему закону. И почему бы это? А, Иван Акимыч?
— Потому что буржуи!
— Ох-хо-хо! — Великий Дракон от неожиданности зашелся кашлем. — Усиление классовой борьбы по мере приближения к светлому будущему? Забавно. Видите ли, весь мир начинает автоматически давить на таких самоверов. Одно из доступных мне объяснений заключается в том, что следовать заповедям труднее, чем плевать себе под ноги и жить как придется. Праведники всегда укор для большинства, и чем молчаливее этот укор, тем больнее. Примерно так.
— Получается, что никакое справедливое и нравственное общество не совместимо с человеческой природой? — задумчиво протянул Марис.
— Не совсем так. В двух известных случаях все кончилось пятым уровнем.
— Что же происходит в остальных случаях? — спросил Ковалев, уже предчувствуя ответ.
— Разгром. — Коготь Дракона начертал в воздухе косой крест. — Несколько поколений из последних сил поддерживают священный огонь, но, поглощенные борьбой, они упускают и отталкивают своей непримиримостью собственных детей. Дети поддаются соблазну жить так же, как весь остальной мир, и, соблазняясь, соблазняют и часть своих родителей. Возникает раскол, вражда, и все кончено. Часть спивается, часть уезжает подальше от опозоренных очагов, и в итоге бывшие сектанты сливаются с остальным населением и живут «как все». Воспоминания о прошлом оседают на стенах портретами предков с упрямо сжатыми ртами, да в старых сундуках — книгами заветов, которые больше никто не читает, а выбросить жалко. Потомки стыдятся себя, понимая, что предали идеи родителей, и от стыда отдаляются все больше и больше от дороги, с которой недавно свернули.
— Так что же ждет наших самоверов? — спросил Ковалев, уложив длинную тираду Великого Дракона в голове.
— Ничего другого, — хмыкнул Линдворн. — Некоторое время они будут жить на моем острове, потом молодым надоест скучная и монотонная жизнь посреди океана, им захочется ярмарок с бусами и клоунами, каруселей и путешествий… Все предопределено.
— А скажи, Дракон, почему город Китеж перешел на пятый уровень, а самоверы нет?
— Наверное, я забыл сказать самое главное. Нельзя перепрыгнуть через уровень. Самоверы живут в обществе, где я — наместник Господа. Как мне ни прискорбно, но для начала они должны оставить в покое Дракона и обрести самого Господа. Так-то, казаки.
* * *Никита оказался прямым потомком князя Юрия Всеволодовича. Он был столь же могуч телом, как и разумом, и очень мало говорил. После нескольких споров о технических деталях Суворин едва не охрип, поскольку спорил и горячился за двоих, а Никита серьезно слушал, коротко взглядывая в лицо собеседника. Когда Иван замолкал, запутавшись в собственных утверждениях, Никита в двух словах объяснял, как сделать лучше. Он не мог сказать, откуда берет необходимые знания, а просто задумывался, и через миг знал ответ.
Танк собрали заново, причем почти весь он состоял из новых деталей. Корпус, башня, колесные диски и траки — все было отлито, выковано и подогнано с величайшей точностью. Для каждой наружной части использовался свой, особый сплав. Железная многопудовая болванка, сбрасываемая на броню из-под крыши мастерских, отлетала на несколько метров вверх и в сторону, не оставляла на черной поверхности танка даже царапины. Все переключатели и механизмы работали четко, без заеданий и лишнего люфта. Ковалев крутил головой во все стороны, нажимал все кнопки — все работало идеально. Даже бортовая рация, предмет давней тихой ненависти стрелка-радиста Чаликова, шипела ровно и дружественно, без злобного треска и хрипа.
