Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
— Как машина? — кивнул Неринг на Т-34.
— О! Класс! Внутри перебрали почти все, поставили наши органы управления, электрику, сиденья, цейссовские прицелы. Теперь можно воевать. Броня у русских что надо, движки в порядке. Да вот сам посмотри! Давай-давай! — С этими словами полковник Шеер стащил с Неринга шинель, принял на руки Зигфрида и плечом подтолкнул к танку. — Залезай смелее!
Неринг забрался на броню и скользнул в люк. Командирская башенка, пристроенная сверху по немецкому образцу, казалась лишней, но не мешала. Внутри все было совсем иначе — типичный немецкий танк, оборудованный по последним требованиям вермахта. Виктор ощутил некоторое разочарование, будто ждал от трофейного русского танка чего-то другого. Ну, право, не Ивана же и не Мариса он ждал увидеть! Поблагодарив экипаж за прием, Неринг вернулся к семье и Шееру.
— Ничего аппарат получился. Когда на фронт?
— Эшелон отправляется в полночь, — ответил Шеер. — Сутки на приемку и погрузку. Маловато, дружище, но сам знаешь, на Востоке сейчас временные трудности, сроки предельно сжаты. Что у тебя, как?
— А давай поговорим вечером. Ужин в кругу семьи, — улыбнулся Неринг. — Мы с Эльзой тебя приглашаем, дружище! До полуночи успеем, отправлю тебя на вокзал на служебной машине. Договорились? Ждем к восемнадцати ноль-ноль.
Шеер записал адрес в планшете, проворно забрался на командирское место и отсалютовал Нерингам с высоты.
Виктор, Эльза и малыш Зигфрид вернулись в парк, а за их спиной рычала длинная лента русских танков, ползущих на Восточный фронт.
* * *— У вашего аппарата две проблемы: неудобно и тесно внутри и постоянно нужно думать о топливе. Поэтому местные мастера решат первую из этих проблем. За вторую примемся позднее. — Линд скосил глаза на госпожу Принципал, но не смог уловить ничего; лицо владычицы пяти мирозданий было бесстрастным и неприступным. Тонкие пальцы перебирали ожерелье из двадцати пяти полупрозрачных бусин, и шарики под ее пальцами отзывались короткой чередой синих и зеленых вспышек.
Танкисты сидели за столом молча. Если Ковалеву, Эмсису и Суворину госпожа Принципал была хоть немного, да знакома, то Виктор Чаликов был ослеплен и растерян. Теперь Ковалев видел со стороны, как комично выглядел экипаж при первом знакомстве с этой властной и великолепной женщиной и сопровождающим ее странным молодым человеком. От тонкого и хрупкого на вид Линда исходила несокрушимая уверенность могучего воина, но в то же время Ковалев едва ли мог припомнить более мягкого и обходительного юношу. Кто-то из литературных персонажей маячил в глубине памяти, но кто это был? Черт, девчонки должны сходить с ума от такой гремучей смеси. Ковалев улыбнулся своим мыслям.
— А что Великий Дракон? — Повелительница подняла бровь, едва заметно улыбаясь уголками рта. — Сегодня он должен был почтить нас своим присутствием? Али занемог?
— Неотложные дела призвали достойнейшего потомка Амфиптера в Глион. — Тень быстрого облака скользнула по лицу Линда, и на этот краткий миг юноша помрачнел и осунулся, испытующе глядя на госпожу.
— Я полагаю, совершенно неотложные?
— Там что-то очень серьезное, госпожа Принципал.
— Может быть, нам следует вмешаться и помочь Советнику?
— Нет-нет, госпожа Принципал, Великий Дракон справится сам! — выпалил Линд, пожалуй, слишком поспешно.
Марис опустил голову, как он это делал на уроках в последнем классе гимназии, чтобы не рассмеяться в лицо преподавателю. Дракон вчера уговорил столько мальвазии, что никакой речи о Глионе и важных обстоятельствах быть не могло.
— Советник Линд, прошу вас при случае передать Великому Дракону, что мы всегда рады ему, а также неизменно видим в нем надежную и твердую опору, — слова «надежную и твердую» были едва заметно выделены госпожой Принципал.
Линд отвесил полупоклон, стиснув зубы. Ковалев готов был поклясться, что отчетливо слышал скрип.
— Что же, мне пора. — Одна из бусинок ожерелья вспыхивала тревожным малиновым светом с багровым отливом. Казалось, что эта бусинка еще и покалывает пальцы хозяйки — госпожа Принципал отдергивала их, но малиновый шарик не отпускала, перекладывая ожерелье из руки в руку.
Поднявшись из-за стола, госпожа Принципал предстала перед собравшимися во всем блеске летнего облачения, подобранного в лучших местных традициях: длинный льняной сарафан, перехваченный под высокой грудью широкой алой лентой, золотые волосы, сплетенные в тугие косы, легкий ажурный кокошник и невесомые сафьяновые туфельки.
— Виктор, проводите меня до ворот. — Госпожа Принципал протянула Чаликову руку. — А вы, Линд, заканчивайте без меня. Все уже ясно, не так ли?
Бледнея от вполне понятной робости, Виктор деревянной походкой направился к выходу из-под легкого узорчатого навеса беседки. Дама крепко держалась за локоть кавалера, спускаясь по деревянным ступеням вниз.
— Что же, на чем мы остановились? Ах, да! — Линд глядел вслед идущей к храму госпоже Принципал. — Местные мастера. Пойдемте, посмотрим.
В мастерских было тихо. Танк стоял в центре чистого каменного помещения, залитого ярким светом из круглых потолочных светильников. Два голых по пояс мастера сняли покореженную крышку люка и что-то замеряли, а несколько рабочих опутывали башню гибкими мягкими канатами, свисающими откуда-то сверху. Еще одна бригада тащила куда-то правую гусеницу, как волокли бы свой одноименный трофей муравьи. Суворин даже подпрыгнул на месте, глядя, как слаженно самоуправствуют молчаливые труженики. Ковалев на всякий случай положил руку на плечо механизатора.
— Погоди, погоди, Ваня, успокойся.
Линд подошел к танку, и как раз в этот момент башня отделилась от корпуса и медленно поплыла на канатах куда-то в сторону.
Бородатый мужик в холщовой косоворотке и светлых брюках подал невидимому крановщику последние сигналы, убедился, что все в порядке, а затем повернулся к Линду. Через минуту он был представлен экипажу: его звали Никита, и оказался он совсем молодым человеком, лет двадцати.
Именно Никита руководил модернизацией танка, на которой вчера во время дружеской попойки настаивал Линдворн, получив единогласное одобрение экипажа, и о которой сегодня вторично упомянул Линд. Ковалев задал Никите несколько вопросов и впал в ступор: молодой человек знал устройство тридцатьчетверки в таких деталях, какие не были известны самим танкистам. Суворин умоляюще заглядывал командиру в глаза и что-то тихо говорил. Очнувшись, Ковалев понял, что Ваня хочет участвовать в процессе переборки. Прекрасно зная, как скоро безделье доводит Суворина до взрывоопасного состояния, Ковалев сразу согласился. В мастерских делать было нечего, и Линд предложил экипажу прогуляться по Китежу, а сам откланялся, сославшись на множество дел.
У ворот мастерских к Эмсису и Ковалеву присоединился Чаликов.
— Проводил?
— Да.
— Ну и как?
— Что — как?
— Марис, оставь! Помнишь, как мы ее увидели в первый раз?
— Ты сравнил, командир! Нам было тяжелее, чем Виктору!
— Это в каком смысле? — поинтересовался Чаликов.
— Да в таком. — Белобрысый Марис смешно зажмурил левый глаз. — Ты помнишь, командир, как она была одета? В серебряный костюм в обтяжку! Ваня наш не знал, куда глаза девать. А сегодня в сарафане, так можно хоть на детский утренник.
— Да ну тебя! — внезапно рассвирепел Виктор. — Шутки твои…
Чаликов резко развернулся и пошел вниз по переулку. Марис растерянно посмотрел на командира, а Ковалев ехидно улыбнулся:
— Все, Марис. Похоже, пропал наш московский хулиган.
— В каком смысле?
— Да в таком, самом простом. Теперь о госпоже Принципал ни одного шутливого слова: Витька не поймет. Любовь штука тонкая. Так что приказываю догнать его и как-нибудь загладить нашу неловкость, сержант Эмсис!
Марис бросился искать Чаликова, а Ковалев не спеша отправился вслед за ними, посмеиваясь и качая головой.
* * *— Я вот чего понять не могу, Великий Дракон: это тот самый Китеж, который на дно озера от врага ушел?
— Ой! — Дракон дурашливо испугался. — На какое дно? Сашенька, казак мой ненаглядный, тогда вокруг рыбки должны плавать да нас доедать. Ах-хах-ха-ха!
Вдоволь посмеявшись, Линдворн отдышался и стал серьезен:
— Откуда такая информация?
— Легенда такая есть, да и опера…
— Опера? А я недавно ваш словарь обновил, теперь уж вы меня с толку не собьете. — Линдворн нажал когтем чешуйку у себя на плече и закатил глаза, покачивая головой в такт не то мыслям, не то словам, слышным ему одному.
— Нет, Александр Степанович, в либретто том только одна линия соответствует истине, а остальное все — художественный вымысел. Люди и в Глионе, и здесь — да все равно, где, — мыслят совершенно одинаково. Они принимают только те объяснения, в которые сами способны поверить.
