Вадим Вознесенский - Евангелие рукотворных богов
– Схема два! – откровением свыше звучит в ушах бойцов разочарованный голос находящегося за сотни миль отсюда Папы.
И тут раздаются глухие хлопки со стороны ожидавшего своего часа Робина. Выхлоп – оружие мощное, на это задание все вышли с самыми тяжелыми игрушками. Тварь останавливается в атакующем порыве, делает полшага назад.
На прочном хитине две неглубокие вмятины да пара поверхностных царапин. Однако. Схема два – уничтожение вероятного противника и захват судна. Пространство наполняется грохотом разрывов и огненными вспышками, но живая ткань оказывается прочнее мертвой стали – поверхность костяного панциря лишь покрывается копотью и незначительно мнется.
Со щелчком плети вспарывает воздух извивающийся хвост, и Бонза, предводитель лучших, не издав ни звука, валится на руки Ключнику. На животе десятника распускает лепестки ярко-красный цветок, тяжелая броня, вы говорили.
– Док, мать твою! – орет Ключник. – Штопай брюхо, сейчас кишки вывалятся!
Рядом падает подоспевший Робин. Лекарю что, разорваться? Если у десятерых ничего не вышло – что смогут сделать четверо?
Папа молчит – им даже отходить уже поздно.
– Прикрывайте! Все! – надрывается Ключник.
Тот, кто осмеливается брать на себя инициативу, наверняка знает, что делает, и Лекарь тоже отрывается от своих подопечных и в едином строю бросается вперед. Ключник кубарем катится под ноги твари, пока та расправляется с оставшимися. Итог: чуждое создание прыжком разворачивается к поднимающемуся на колено Ключнику, за тыл она не беспокоится – там три недвижных или едва шевелящихся тела. Ключник тоже долго не протянет, он с трудом сжимает истекающее кровью плечо, ах да – тяжелая броня способна противостоять ПРАКТИЧЕСКИ всем видам воздействия. А насекомое невредимо, налипшая грязь не в счет… Только что это еще приклеено там на брюхе, похожее на большую лепешку мягкой глины? Ключника работа. Он стоит на коленях под нависающими клешнями и улыбается. Сколько времени прошло с того момента, когда Таран заглянул в темный проем? Не поверите – чуть больше двух минут.
– Пока, – шепчет Ключник разбитыми в кровь губами и со щелчком сжимает кулак.
Величественное зрелище – склоненное над коленопреклоненной фигуркой слабого человека тело могущественного насекомого-кентавра. Но торжественную тишину нарушает глухой раскат, сопровождающийся треском и чавканьем. Осколки панциря отделяются от спины твари, и вверх бьет сноп огня и дыма, смешанный с ошметками внутренностей и зеленоватой слизью. Направленный взрыв, крайнее средство из арсенала Ключника для самых неподатливых запоров, способен прожечь полуметровую броню. Тварь вопит так громко и пронзительно, так обреченно и безысходно, как может кричать, умирая, либо бессмертное, либо очень, очень живучее существо. И теперь уже Ключник возвышается над противником, сняв душный шлем и разглядывая свое отражение в гаснущем миллионе фасеток громадных мутнеющих глаз. В меру волевое и мужественное, но скорее добродушное, правильные черты, не более, ничего примечательного, лицо уставшего тридцатилетнего человека. Отнюдь не портрет героя.
– Сраный драконий наездник, – пинает он остро пахнущие останки и смачно сплевывает кровью…
– Так, значит, драконы… – прошептала Стерва, лишь Рахан закончил свой рассказ.
– Драконы – всего лишь машины, механизмы… летательные аппараты.
– А наездники, те, кто ими управляет, кто они?
Ключник неопределенно пожал плечами:
– Не знаю. Мы не успели вернуться, как разверзся хаос. Чужие.
– На что они были похожи? – еле слышно спросил Брат.
– Похожи? На гигантских богомолов, насекомые такие. Ну, в общих чертах.
– Саранча, – еще тише прошептал Брат.
– Что?
– Саранча. «…Из облака дыма на землю пала саранча, и ей была дана сила, подобная той, что имеют на земле скорпионы. Но сказано ей было, чтобы не вредила она ни траве, ни земле, ни растениям, ни деревьям, а только людям, на лбу у которых нет печати Божьей. Саранча была похожа на коней, готовых к битве. На головах у саранчи были золотые венцы, а лица были подобны человеческим лицам. Волосы у нее были словно женские волосы, а зубы – словно львиные клыки. И грудь у нее была словно железная броня, а шум ее крыльев был словно грохот множества колесниц, влекомых скакунами, рвущимися в бой. У нее были хвосты с жалами, словно жала скорпионов…»
– Откуда это? – удивился Рахан.
– Откровение.
– Настольная книга нашего Большого Брата, – горько усмехнулся Рус.
– «…И я увидел Звезду, упавшую с неба на землю. И был ей дан ключ к проходу, ведущему к бездне. И отомкнула она проход, ведущий к бездне, и вышел дым из прохода, словно из огромной печи. И потемнело небо, и солнце потускнело от дыма, валившего из прохода, и на землю пала саранча…», – глухо присоединилась к Брату Кэт. – Так будет.
– Да?
– Истинно.
– Истинно, – повторил Брат.
– И что мы можем сделать? – с кажущимся спокойствием процедил Рус. – Слышала, эти твари неуязвимы.
– Сделать? – Кэт задумчиво подняла голову и посмотрела вверх.
Не на Селену, чуть левее. Потом опустила взгляд и обвела людей кристальным взглядом прозрачных синих глаз. Глупых людей, не желающих понимать такие очевидные вещи.
– Как что?.. Убить Звезду.
* * *Они остались на Кайской горе еще на один день – нужно было как следует отдохнуть, да и не мешало определиться, что делать дальше. Рахан с Кэт понятно – станут гасить звезды, но как быть остальным, далеким от судеб мира?
Дождило. Короткое лето кончалось. К следующему полнолунию можно ожидать первых робких морозов, а через два месяца земля наверняка укроется снежным покрывалом. Мир изменил свое отношение к нашкодившим обитателям – стал холоднее.
Утром Кэт, как гуляющая сама по себе кошка, ушла бродить по мертвому городу, почему-то никто не беспокоился, не мог допустить мысли, что нечто способно причинить ей вред. Ключник задумчиво вертел в руках любопытное оружие Руса, тот, раньше ни под каким предлогом не позволявший касаться кому бы то ни было своей глевии, заинтересованно наблюдал за калекой. Остальные спали.
– Удобная конструкция, – оценил Ключник.
– Ничего нового, – потягиваясь, протер глаза кулаками Брат. – Можно?
Ключник вопросительно посмотрел на Руса, тот кивнул, и солдат передал оружие.
– Глевия, она же глефа. – Брат, не вставая, крутанул ее над головой с несколькими перехватами. – Хотя нет, глефа – такая разновидность алебарды, у нее и древко подлиннее, и лезвие шире и короче. А это… это, скорее, нагината.
Затем, не прекращая вращение, бросил глевию-нагинату в сторону Руса. Гитарист ловко поймал ее одной рукой и начал зачехлять.
– Нагината, глефа… Сам сделал, как хочу, так и называю. Глевия – это да! Как имя любимой… А на что похожа… – Рус улыбнулся. – Да хоть на косу с ручкой.
– Романтик, – ухмыльнулся Ключник.
– Ага. – Для довольного Руса это было комплиментом.
– У основания рукояти добавь круглую гарду – можно будет скользящие удары на лезвие принимать.
– Здесь? – Рус провел ладонью в указанном месте. – Умно. Как будет время.
Плотно пообедав собранными с миру по нитке припасами, разношерстная компания собралась на некое подобие совета.
– Завтра разбегаемся? – начал Брат.
Разбегаются, уходят каждый в свою сторону, вот только кто с кем? Ключник молчит, у него уже есть спутник, вернее – спутница. Рус с Братом без особой цели, но на юг, по стопам легенды о рае. Остальные?
– Я пойду с Раханом. – Старавшийся больше молчать и слушать Ванко при этом придерживался собственного мнения.
Ключник едва заметно покачал головой, бедный мальчишка упрямо льнул к угрюмому калеке, невзирая на кажущееся безразличие своего кумира.
– Малыш, – горько заметила Стерва, – они идут мир спасать.
Прав, как прав все-таки Полк, подумал Брат. Только через кровь и слезы, в поту и грязи можно строить, восстанавливать потерянное почти навсегда за три дня безумной войны. Долго, мучительно, переступая через себя и через других, маня и обманывая, запугивая и убивая. Жизнью первого поколения лишь заложив, нет, только расчистив место для будущего фундамента нового общества, которое навряд ли пойдет по следам старого, топчась по своим граблям и учась на собственных ошибках. Прав, тысячу раз прав. Но как нестерпимо хочется поверить в чудо, в сказку, в исключительное право избранных единственной жертвой или иным деянием исправить, возвратить ушедшее, повернуть время вспять. Человек ведь слаб и ленив – такова его природа.
А Ключник подумал, что на весь этот мир ему просто плевать. И даже более того – будь его воля, он бы сам растоптал, размазал эту чудовищную действительность как густую тягучую слюну. Все, что ему нужно, – мстить. За близких – жену и детей, медленно, один за другим уходивших из жизни у него на руках. За товарищей – того же Бонзу, в страшных корчах и мучениях умирающего от действия неизвестного яда. За себя – за свое безумие и четырнадцать лет забытья. И даже за Ванко – ребенка без будущего, одного из миллионов. Мстить, найти бы только достойного противника.
