Михаил Алексеев - Воскресное утро
К вечеру, в лагерь вошла колонна 23 МСП из Белостока. Ну, тут Сергею было все известно и понятно — полуторки, трехтонные «ЗиСы», бронеавтомобили. Танков не было, и Сергей задумался, на какой же технике придется служить ему? Найдя с помощью красноармейцев командира полка майора Тарасова Г.Г., лейтенант представился ему. Майор сам торопился с докладом к командиру дивизии, поэтому представление и назначение на должность было коротким. Командир пожал ему руку, поздравил с прибытием в часть и немного подумав, сказал, чтобы лейтенант Смирнов принимал взвод тяжелых бронеавтомобилей БА-10, которыми пока командует старшина-сверхсрочник. Приказ о назначении и постановке на все виды довольствия будет завтра. Ночевал Смирнов уже с взводом. Старшина оказался немногословным, сухим, жилистым мужиком лет за 30. Передавая должность, если и обиделся — вида не подал. Он оставался во взводе заместителем. Броневики во взводе были новые и все радийные — НКВД пользуясь своими возможностями, снабжало свои части лучшим оружием. Личный состав тоже был опытный, меньше года службы не было ни у кого. В общем, не все так плохо, учитывая, что он избавился от мечты покрасоваться на БТ-7, заменив ее на еще более красочную. И вот сейчас они ждали своей очереди, чтобы занять место в окопах и пройти так называемую «обкатку».
Хотя они и сами были в некотором смысле танкистами — приказано было пройти ее всем, включая штаб полка. Обкатывали новыми танками — теми, большими. Называли их Т-72. Оказалось это не такое простое дело — некоторые бойцы выскакивали из окопов при подходе танка и пытались убежать. Другие отказывались спускаться в окоп. В обоих случаях два солдата в касках затаскивали «бегунов» и держали их в окопе пока над ними не пройдет танк. Во взводе лейтенант Смирнов прыгнул в окоп с двумя муляжами противотанковых гранат первым. Во-первых, хотелось себя испытать, во-вторых, пример для личного состава.
Танк накатывался, и его мощь уже метров за 100 передавалась дрожью земли. Смирнов, высунувшись из окопа, смотрел в щель между бруствером и козырьком каски на надвигающуюся на него махину и чувствовал, как в его душе поднимается страх. И только усилием воли он его подавлял. Где-то он стал понимать тех, кто пытался бежать. Однако показать свою слабость не мог и поэтому метнул первую гранату под гусеницу танку метров за 15, после чего присел, вжавшись в угол окопа и моля судьбу, чтобы окоп выдержал. Танк, накрыв тенью, обдав его грохотом и вонью двигателя, лязгом траков и вибрацией окопа, прошел дальше и Смирнов, с видимым облегчением распрямляясь, бросил вторую гранату ему на корму. Его взвод тоже выдержал это испытание.
20 июня 1941 года. Аэродром «Бобруйск»
Весь день 19 и до обеда 20 июня, Николай потратил на то, чтобы узнать что — нибудь о симпатичной официантке. Напрямую подойти к ней он стеснялся, да и она была загружена работой и обустройством на новом месте. Вечером же, из палаток, где жили официантки и медсестры, долго звучала незнакомая музыка на русском и английских языках, прерываемая молодым задорным смехом. Утром лейтенант сумел познакомиться с одним сержантом-курсантом из полка новичков, назначенным летчиком-наблюдателем. Шести курсантам не хватало до окончания учебной программы несколько часов самостоятельного налета на боевых «МиГах», но командиры решили, что это они смогут выполнить и на «спарке». Так вот этот курсант и пел под гитару вечером в палатке. Коля выспросил у него все, что он знает об этой девушке. Оказалось, что большинство из официанток — дочери летчиков, инженеров и техников их Центра. В основном им по 17–18 лет. И Лена, так ее звали, не исключение — отец ее майор Курочкин инженер ТЭЧ. Лейтенант смущаясь, попросил курсанта взять его вечером с собой. Курсант, подсмеиваясь над стеснительным лейтенантом, пообещал его не забыть. И выполнил обещание. Вечером лейтенанта ВВС РККА Николая Егорова, красного от смущения (хорошо в палатке был полумрак), представили дамскому обществу. Пытаясь пройти на свободное место лейтенант, не разглядев, ударился лбом об опорный столб палатки, чем еще больше развеселил компанию. Сконфуженный он уселся с краю, в уголок потемнее, стараясь не привлекать более к себе внимания, и огляделся. Общество состояло из девчат официанток, медсестер, шести вышеупомянутых курсантов и к удивлению Егорова — нескольких лейтенантов из других эскадрилий его полка. Девчонки и тут были одеты примерно, так же как и тогда когда он их увидел впервые. А тут еще к тому же они еще и сидели…, в общем, Коля старательно отводил глаза в стороны, дабы никто не подумал, что он подсматривает. Да вот беда — девчата сидели со всех сторон, так что хоть глаза закрывай. А вот курсанты как бы и не замечали таких мелочей. На одной из тумбочек стоял аппарат, называемый новичками "магнитофон» и из него лилась музыка. Николай подивился громкости и разборчивости воспроизведения. Песни были странные, чаще всего очень ритмичные и на английском языке. Под магнитофон рассказывали анекдоты, причем, иногда такие, что лейтенант Егоров краснел, или разные смешные истории. Пытались танцевать, но тут представители 161 полка выпадали из общения полностью, а шестерых курсантов было маловато. Правда, как они называли — «медленные танцы» — были не сложны и товарищи из его полка понемногу осваивались в обществе. Сам Егоров пока стеснялся и еще больше стеснялся этого чувства. На Елену он старался не смотреть, хотя глаза косили сами собой. И куда подевалась лихость летчика — истребителя?
То ли курсант проболтался Лене, то ли случилось нечто невозможное, но неожиданно на «белый танец» — это когда, как объявил один курсант — «дамы ангажируют кавалеров» — она пригласила его. Лейтенант пошел на этот танец как в лобовую. Когда его руки обняли ее талию, а ее легли ему на плечи, он ощутил ЕЕ ЗАПАХ, и сквозь гимнастерку почувствовав ее грудь — Коля вдруг понял, что его душа воспарила над ними обоими и он с удивлением разглядывает все происходящее со стороны. Она что-то спрашивала его на ухо, смеялась — лейтенант Егоров просто оцепенел, оглушенный бурей чувств и ощущений, с трудом переставляя ноги в танце. Все же, как хорошо, что у новичков такие простые танцы — ни на что большее как медленное вращение с переминанием с ноги на ногу Егоров в этот момент был неспособен. С ним творилось что-то непонятное — были у него девушки и до Лены и не со всеми из них были только романтические отношения, однако таких сильных чувств от таких невинных вещей как танец, он не испытывал.
Потом пели песни под гитару, Егоров же, сидя рядом с Леной и держа ее руку в своих руках, медленно таял, судя по смешкам своих товарищей — с идиотской улыбкой на лице, пытаясь невпопад подпевать. Он был счастлив.
