Чехов (СИ) - "Каин"

Я указал на лежавший на досках труп.

— А даже если и он, Павел Филиппович? — уточнил приказчик с неожиданной злобой. — Что это изменит? Утоп и утоп.

Я задумчиво потёр ладонью подбородок, а затем принялся загибать пальцы:

— Разбирательство жандармов, судебные тяжбы, проверка, вира семье, вира в бюджет…

Приказчик подошёл к трупу, склонился над ним и вновь вынул платок, чтобы прикрыть нос от запаха разложения. Задумчиво и долго смотрел в обезображенное опухшее лицо. И с сомнением протянул:

— Вроде он. А вроде и нет. Лицо рыбы объели. Даже родня не признает. А экспертизу ДНК вряд ли кто-то станет делать простолюдину. Дорого это. Да и хлопотно. Очередь на такую процедуру в клинике довольно длинная. У нас бригадир хотел сынишку своего проверить на родство, так ему ответили, что год-другой ждать придется. Так и платит алименты на щенка, не зная, чей он на самом деле.

— Так труп и сам может нам рассказать, — спокойно ответил я.

— Думаете у него в кармане документики завалялись? — хмыкнул Антон Сергеевич

Я не стал понапрасну тратить слова и довольно громко в наступившей тишине щёлкнул пальцами.

От меня к трупу потянулась тонкая нить. Миг — и покойник открыл глаза, заставив приказчика высоко завизжать. Антон Сергеевич попятился, запнулся о доску и сел на задницу. Дружина тоже отпрянула, прикрывая хозяина, но на мертвеца они косились с опаской. Покойник же сел на пирсе и уставился на меня:

— Чего хотел, чернокнижник? — прошмякал он вздувшимися губами, словно вновь привыкая говорить.

— Как звать тебя, работник? — спросил я.

Труп обвел присутствующих мутным взглядом и уставился на Антона Сергеевича. Тот засучил ногами по пирсу, пытаясь отползти назад, но подошва ботинок скользила по мокрым доскам.

— Митя, Самсонов сын, — прохрипел зомби. — И у меня есть дочь. Есть дочь. Глафира Митиевна…

— Хватит, мастер Чехов, — заикаясь пролепетал приказчик. — Я понял.

Я улыбнулся, щёлкнул пальцами. И покойник мешком свалился на пирс. Словно кукла, у которой кончился завод.

— А теперь, когда все недопонимания наконец улажены, я хотел бы попросить вас о нескольких вещах, — продолжил я. — Вы перестанете задерживать работникам заработную плату. Вы выплатите все уволенным, которые подадут жалобы в ближайшее время. А они подадут, будьте уверены. Выплатите все до последней копейки.

— Помилуйте, барин. Да как же…

— Не разоритесь, — оторвал я возражения управляющего. — А не то я спрошу некоторых покойничков и узнаю, какими делами вы промышляете по ночам. И из-за чего по округе ходят слухи о призраках, которых на суше и нет вовсе.

— Княжич, давайте не будем…

— Вы возьмёте на себя похороны Самсонова, и выплатите дочери погибшего компенсацию в двойном размере.

— Почему это? — тотчас вспомнил о своих обязанностях Антон Сергеевич.

— Потому что она приходила за причитающейся ей суммой, а ваши молодцы погнали сироту от ворот. Так что будем считать, это штраф за нежелание урегулировать вопрос мирным путем. Я считаю справедливым, что они сами оплатят виру за свое поведение и отношение к несчастной девушке.

— Справедливо, — пропыхтел мужчина и с помощью дружинника встал на ноги.

— Сэкономить у вас не выйдет. Но вы избежите внимания жандармов и прессы. Мы договорились?

Приказчик сглотнул и быстро закивал.

— И я не советую вам просто избавиться от трупа. Этот был первым, кто откликнулся на призыв. Думаю таких, кто "уехал на вахту" здесь не один десяток. Ну и на всякий случай…

Я взмахнул рукой, и над телом возник призрак в робе работника доков.

— Он пока побудет здесь. Присмотрит за вами. До тех пор у вас не проснется задремавшая совесть. Так сказать, чтобы не нарушали.

— Доносить будет? — глупо уточнил старший дружинник, косясь на призрака.

— Нет, — успокоил его я. — Жизнь вам портить будет. Например, ящики уронит на погрузке. Или дружинника убьет. А прибывшие жандармы только руками разведут. Какой с призрака спрос? В острог его не посадишь. Да и виру не взыщешь. Может быть, приедет шаман или жрец. Только вот смогут ли они его развоплотить…

Старшой пискнул что-то невразумительное, почесал в затылке, но не сказал ни слова, покосившись на призрака.

— А теперь, уважаемый, я хотел бы, чтобы вы все-таки заплатили моему помощнику — Фоме Питерскому. Тому, кто работал в вашей организации и был незаконно уволен без выплаты заработной платы. Сколько денег задолжала тебе бухгалтерия, Фома?

Я обернулся к слуге. Тот замялся, но все же ответил:

— Договаривались на восемьдесят рублев. За три месяца не заплатили. Плюс сверхурочные…

Я кивнул:

— Округлим до трехста. И добавьте сто рублей штрафа. За отказ от решения вопроса полюбовно. А еще вы оплатите нам сегодняшний ночной выезд. И всего с вас, любезный Антон Сергеевич, пять сотен.

— Пять? — побледнел мужчина.

— Если оплатите на месте и наличными, то так и быть, обойдемся без процента в профсоюз, который также придется выплатить вам. Ну что, мы договорились? Я страсть не хочу возвращаться к вам завтра.

— Рассчитаемся, — буркнул управляющий и посмотрел на тело Мити. — И развейте призрака, господин некромант.

— Вечером плата — утром развоплощение. Утром плата — вечером развоплощение, — произнес я философски.

И управляющий закивал, принимая правила игры.

Приятности и не очень

Фома выглядел взволнованным и немного растрепанным. Видимо, произошедшее здорово его впечатлило. Когда прямо к пирсу секретарша Антона Сергеевича принесла объемный саквояж и папку с бумагами, то даже я удивился вороху мятых купюр, которые лежали внутри.

— Сборы добровольных пожертвований, — пояснил мужчина и зашипел на свою помощницу, — Зачем все волочить? Хватило бы крупных купюр.

— А раздать этим оглоедам, чтобы не тяфкали? — женщина зыркнула на топчущихся в сторонке дружинников.

Тяфкать они, впрочем, даже и не собирались. По сильно побледневшим лицам наемников было ясно, что мою угрозу восприняли всерьез. И в этот момент раздумывали как бы получить выходные на ближайшие дни, чтобы не попасть под тяжелую руку призрака.

— Глупая баба, — управляющий возвел к небу глаза, но все же велел помощнице отсчитать пятьдесят рублей и отдать старшему дружиннику.

Тот сгреб деньги и сунул их в бездонный карман рабочей робы. После чего распорядился:

— Нечего пялиться, ребята.

— Не на что там смотреть, — понятливо загудели остальные.

Антон Сергеевич пожевал губу и сел на раскладной рыбацкий стульчик, который кто-то услужливо ему приволок. Мужчина положил на колени папку, раскрыл ее и оказалось, что внутри лежит знакомый конверт с бумагами от моего агентства.

— Значица, пять сотен Фоме Питерскому, — кисло произнес приказчик и зыркнул на секретаршу.

Та выпучила глаза, открыла рот. Потом посмотрела на меня и моего помощника с такой жгучей ненавистью, что я с трудом сдержался, чтобы не проверить не загорелся ли на мне пиджак.

— Пять? Этому оборванцу? — просипела женщина. — Да за какие заслуги? Я смотрю ноги и руки у него целы…

— Заткнись, Марфуша, — буднично бросил ей Антон Сергеевич. — Отсчитай нужную сумму.

— Семейные разборки, — предположил я, наклонившись к уху Фомы.

— Такой бабы я бы опасался, — шепнул в ответ помощник и вздрогнул.

Марфа вновь зыркнула на нас и тотчас сунула нос в сумку. Словно старательный енот она ловко набирала в ладонь цветные бумажки, отбрасывая некоторые из них только по одной ей ведомой причине. Вскоре в ее руке была приличная пачка, которую секретарша перетянула резинкой, снятой с запястья, и с видимым сожалением вручила начальнику.

Тот деловито сунул деньги в конверт и оценил, насколько тот стал пухлым.

— И восемь сотен для Глафиры Митиевны, — кисло продолжил Антон Сергеевич.

— Совести у них нет, — буркнула женщина, но я был настороже.

— Тысячу и шесть сотен, — я цокнул языком. — Вы забыли, что мы договорились на двойную выплату сироте.