Александр Афанасьев - Нет пути назад
Один миллиард сто семнадцать миллионов рублей. Таков улов этой ночи. Все эти деньги я перевел на другие счета и расположил в Европе. А примерно полмиллиона снял себе наличными – на «продолжение банкета». Все-таки расходы у человека, находящегося на нелегальном положении, немалые. И ровно в десять раз больше послал на другие счета. Там их тоже получат те, кому они нужны.
Что делать с остальными, пока не знаю. Не задумывался. Наверное, надо какой-то фонд организовать. Для ветеранов. Несколько больниц построить…
Я сидел на кровати в одной из самых маленьких квартир доходного дома А. П. Леве в старой Москве. Квартиру я снял на месяц, но выеду уже завтра, как обычно, оставив и излишнюю плату, и залог домовладельцу. Денег хватает, а у бродяг есть такая пословица: «Жадность фраера сгубила».
Откуда я знаю обычаи бродяг?[52] На одесских улицах чего только не наберешься…
На кровати лежало мое новое платье. Белая рубашка, черные пиджак и брюки, теплое шерстяное пальто, черные носки, туфли-монки и шляпа. Шляпа черная, с довольно широкими полями, фетровая, а не американская ковбойская. Перстень с могендовидом[53], небольшой атташе-кейс, какой носят торговцы золотом и бриллиантами, – и перед вами вылитый хасид.
Надев все это на себя, заправив брюки, которые мне были коротковаты, в носки[54], я подошел к зеркалу, посмотрел на себя. У меня волосы светлые от природы, но теперь они темные. На Востоке лучше, если у тебя будут темные волосы, светлые могут оказаться приманкой для террориста. Борода у меня уже приличная, достаточная, чтобы тебя посчитали своим как исламисты, так и еврейские хасиды. Вот только в бороде, если ее не красить, и на голове в светлых волосах проглядывают совсем седые.
Напоследок осмотрел комнату – все. Встречусь я сегодня с Кордавой или нет, сюда я больше не вернусь…
Вышел на улицу, кивнул на ходу консьержке, сидящей в своем уголке. Окунулся в людской, текущий по тротуару поток…
Нетбук я, как и планировал, оставил в камере хранения на Николаевском. Нырнул в метро, сделал пару пересадок, проверился – хвоста нет. Вышел на Предтеченской…
Москва в отличие от Санкт-Петербурга была славна не ресторанами, а трактирами. Русскими, исконными, с русскими блюдами – ничего подобного в европеизированном Петербурге не было, это была чисто московская особенность. Многие трактиры превратились в сети быстрого питания, распространились по всей стране, но были и те, которые, как в начале века, имели всего один зал и на большее не претендовали. Путь мой лежал именно в такой трактир.
Трактир Тестовский, который давно уже стал законодателем моды в русской кухне, до сих пор находился в центре Москвы, совсем недалеко от Кремля, на Воскресенской площади. Он расширился – два огромных зала и отдельные кабинеты, куда можно было попасть далеко не каждому даже при наличии денег. До сих пор им владела семья Тестовых, этот род кулинаров начинался с трактирщика И. Я. Тестова, бывшего трактирного приказчика, который уговорил в конце позапрошлого века миллионера и домовладельца Патрикеева сдать ему Егоровский трактир. У Егорова, на тот момент самого известного трактирщика Москвы, было два трактира, один в собственности, другой – в арендованном первом этаже Патрикеевского дома. Патрикеев согласился, и Тестов в знак благодарности сперва повесил табличку «Большой Патрикеевский трактир» над своим заведением. Потом трактир стали называть Тестовским, потом, уже в тридцатые, эта семья начала развивать «Московскую» сеть забегаловок, теперь у них были рестораны и забегаловки даже за границей, но Тестовский оставался неизменным. И это было единственное заведение семьи Тестовых, которое до сих пор называлось трактиром.
Обычно те, кто хочет попасть в Тестовский трактир, выходят на Воскресенской, но я вышел на Предтече, довольно далеко. Надо было пройти по улице, чтобы удостовериться, что за тобой не следят. Предстоящая встреча и так опасная, я не знаю, на чьей стороне до сих пор Кордава. Потому-то в небольшом кейсе вместо бриллиантов – два пистолета и еще один приклеен к верху шляпы. Кстати, очень удобно. Шляп я никогда не носил, а тут такие широкие поля, что любой резкий порыв ветра создает риск того, что шляпа отправится в незапланированный полет. Шестьсот лишних граммов вполне даже удовлетворительно стабилизируют шляпу на голове.
Москва была более шумной, суетной, чем Санкт-Петербург, у нее не было чеканного римского профиля столицы Империи с ее мощенными камнем тротуарами и построенными в едином имперском архитектурном стиле целыми улицами. В Москве была река, но не было каналов, улицы в центре были неширокими, вихлястыми и неуютными. Мне, жившему в Севастополе, Одессе и Санкт-Петербурге, постоянно казалось, что движущиеся машины вот-вот заденут меня. Много магазинов в первых этажах зданий, очень много припаркованных машин – по некоторым улицам не проехать совершенно. В Санкт-Петербурге торговля в центре упорядочена, открывать торговые заведения можно лишь на определенных улицах, особенно в центре, а здесь – чуть ли не в каждом доме первый этаж под торговлей. Неудобно, но в этом вся Москва, коммерческая столица Империи.
Много автомобилей. Дорогих меньше, чем в Санкт-Петербурге, а в целом – больше, и намного. Почти не видно угловатых черных седанов и лимузинов, какие привычны на питерских улицах – здесь машины в основном удобные, много универсалов, минивэнов, небольших и среднего размера «паркетных» внедорожников. Полиции почти не видно.
Люди более шумные, чем в Санкт-Петербурге, довольные. Очень много красивых дам, в том числе и за рулем, количество дам за рулем вообще превысило все разумные пределы, если раньше машина на семью была одна, то теперь две даже у не слишком состоятельных. Люди доброжелательные, хорошо одетые. Я заметил, что в отличие от Санкт-Петербурга здесь одеваются не так, чтобы подчеркнуть свой статус или положение в обществе, а просто одеваются, чтобы было удобно и красиво. В Санкт-Петербурге тон на улицах задают мундиры военной, флотской или гражданской службы, а здесь этого почти нет. Много дам, одетых весьма рискованно, хотя не лето, зима. Если не сейчас, то когда…
Погода скверная, сырая. Снега почти нет, а там, где он есть, это не снег, это каша цвета прелой селедки под ногами. На всех больших улицах ни снежинки – убирают. Ветер неприятный – холодный, порывами. Последний день зимы…
Внезапно я поймал себя на мысли, что веду себя как экскурсант на экскурсии. Как будто в чужой стране, хотя и доброжелательно ко мне настроенной. Надо сказать, что такие мысли появились не просто так. Четыре года в Великобритании и Северной Ирландии, потом несколько лет в США, год с лишним в разгромленной Персии, теперь вот Средняя Азия и Афганистан. Да к тому же в Москве я до этого был два раза, проездом, а это совсем не Петербург, не европейский столичный город. Вот и получилось так, что Россию мне приходится вспоминать заново.
Но это Россия. Страна, которая существует и развивается, в том числе и благодаря моим усилиям. Страна, которая прошла через многие бури – но стала от этого только сильнее. Даст Господь, и мои дети припадут к ней, как к источнику, и будут жить здесь, крепя могущество державы.
Прошел через Красную площадь. Куранты на Кремле, который раньше был резиденцией царей, а теперь резиденцией генерал-губернатора, отбивали четвертьчасовую мелодию.
Прошелся мимо «трактирного центра» Москвы – практически в одном месте были Тестовский, Егоровский, Монетный трактиры и ресторан Товарищества Большой Московской Гостиницы, настоящий гурманский центр Москвы, да и всех любителей русской кухни, пожалуй. Заметил нужную мне машину «Пежо»[55], длинная, низкая, серо-стального цвета акула. В отличие от германских машин здесь до сих пор сохранилось франко-итальянское направление в дизайне, и даже представительского класса машина в пять с лишним метров длиной выглядела как припавший к земле спорткар.
Машина Кордавы. Я знал номера… несколько дней потратил на то, чтобы выследить.
Нестор Пантелеймонович, Нестор Пантелеймонович… Работали ведь, честно работали. Но у каждого своя цена. У него ценой оказались не деньги… я бы сильно расстроился, если бы деньги. Ценой оказался пост директора по безопасности Русско-Азиатского банка, одного из крупнейших в стране, торгующего с Дальним Востоком и с южными, хлебными провинциями нашей страны. Этого хватило, чтобы перейти на сторону врага.
Сняв шляпу, пальто и пригладив волосы, я вошел в трактир. Ко мне кинулся обряженный по старинной моде – борода, длинные волосы, старого фасона рубаха из дорогущего голландского полотна – половой.
Шляпу я сдавать отказался – еврей ни за что не сдаст. Пальто сдал. Получив десять рублей, половой провел меня в зал, усадил за свободный столик – свободные еще были, хотя через час их уже не будет. Многие были зарезервированы – с табличками, на которых было написано имя и время.
