Дуглас Орджилл - Волки севера (сборник)
— Мы едем в Уэлен. А потом придется вернуть все эти вещи обратно.
— Сейчас главное — забота о нашей жизни, а не о вещах. Тем более, что чукчи все равно все разграбят. Мы не берем ничего, что не могло бы нам понадобиться. Хотя…
Он колебался, глядя на Стовина.
— В чем дело? — спросил Стовин.
— Ваши книги, — сказал Бисби и вышел к саням. Дайана молчала, ощущая, как в ней нарастает ярость.
Валентина подошла к Стовину и дотронулась до его руки.
— Он молод, — сказала она. — А молодые люди не сентиментальны. Мы, сибиряки, говорим: сорок лет — еще не женщина, ниже сорока — еще не мороз. Сорок лет — еще не мужчина, мой дорогой. Когда-нибудь он поймет это…
Это было как полет. Невероятно тепло и удобно. Закутавшись в покрывала и меха, прижавшись к сонному Стовину, Дайана полулежала в санях. Перед нею на фоне темно-голубого усыпанного звездами неба виднелась сгорбленная фигура Бисби, который помогал оленям, изредка оглядываясь назад и придерживая упряжку, чтобы Валентина не осталась далеко позади. Дайана обернулась и посмотрела в щелочку между упакованными вещами. Вторая упряжка катилась в ста ярдах позади. Из ноздрей оленей выбивались клубы белого пара. Валентина прекрасно справлялась с оленями. Дайана признала, что у нее бы так не получилось. Бисби был прав. Уже дважды они останавливались, чтобы покормить оленей, однако темп движения был хорошим. Восемь миль в час, — сказал Бисби. Дайана посмотрела на часы. Значит, они проехали уже тридцать миль. Больше половины пути. Вокруг них расстилалась снежная пустыня. Бледно-серая, монотонная. Никаких других цветов спектра не входило в палитру того, кто создал эту безрадостную равнину. На ней не было ничего, что могло бы остановить взгляд, позволить оценить расстояние, не было видно даже линии горизонта, где насквозь промерзшая серая земля встречается с промерзшим серым небом. Дайана не понимала, как Бисби мог держать правильное направление. Однако она замечала, что во время привалов Бисби внимательно изучает небо. Значит, они едут туда, куда надо, — успокаивала она себя.
Почти внезапно сумрак полудня перешел в глубокие сумерки вечера. Через щелку Дайана могла видеть только снежный вихрь, поднимаемый второй упряжкой, да изредка яркие звезды. Вдоль дороги, если это была дорога, тянулся длинный низкий хребет, терявшийся в темноте. Бисби натянул поводья, и сани медленно остановились. Через несколько мгновений возле них остановилась и упряжка Валентины. Олени тяжело дышали, выпуская из ноздрей клубы белого пара. Бисби поднял голову и смотрел на темное небо. Слабый, но вполне заметный ветер дул вдоль дороги. Иногда порывы его становились довольно чувствительными. Бисби кивнул, как бы соглашаясь сам с собой, и снова погнал оленей, но уже не в том направлении, куда он ехал раньше. Вскоре он снова остановил оленей возле хребта, с его подветренной стороны. Бисби сошел с саней и направился ко второй упряжке, где ехали Солдатов и Волков. Олени стояли спокойно, изредка погружая голову в снег в тщетных попытках добраться до земли и найти мох.
— Приближается буря, — сказал Бисби. — То, что китобои называют Уиллиуоу. Нам нужно срочно найти укрытие. Этот хребет будет надежной защитой.
Стовин, Дайана, Волков и Солдатов сошли с саней. После теплоты саней воздух казался обжигающе холодным, как будто в лицо били струи расплавленного металла. Нога Стовина сильно болела, хотя Дайана перевязала самые пострадавшие места бинтами из старой ночной сорочки, которую нашла в избе. Ветер становился все сильнее, он закручивал снежные вихри, которые больно били по лицу. Бисби взял длинный шест, которым погонял оленей, и промерил глубину снега. Вполне удовлетворенный, он повернулся к мужчинам.
— Я буду вырезать снежные блоки, чтобы выстроить убежище, — сказал он. — А вы таскайте их сюда. Только не кладите друг на друга, а то они смерзнутся. Когда я приготовлю достаточное количество блоков, я приду и все сделаю сам.
Затем он повернулся к Дайане и Валентине.
— Берите покрывала и брезент с саней. Они упакованы так, что их легко достать.
Вскоре он уже шел вдоль хребта. Стовин и русские пошли за ним. Даже в состоянии физического отупения, в котором пребывал Стовин, он не мог не восхищаться искусству, с которым Бисби резал блоки. Острый нож легко прорезал твердый снег и получались снежные кирпичи как раз такого размера, чтобы человек мог унести их. Работа продолжалась довольно долго. Стовин чувствовал, что сердце вырывается у него из груди. Проходя мимо Солдатова, он заметил, что русский тоже двигается с трудом. Только Волков, казалось, был полон сил и энергии. Ветер усиливался с каждой минутой. Стовин обнаружил, что он вспотел и пот застывает прямо на его коже, покрывая ее ледяной коркой.
Когда Бисби решил, что материала достаточно, он начал строить. Действовал он чрезвычайно быстро и аккуратно. Каждый блок он подтесывал и укладывал под небольшим углом по отношению к предшествующему. В результате получалось, что стены, имеющие форму треугольника, сошлись, наверху, где осталось лишь небольшое отверстие. Однако Стовин уже не мог восхищаться этой изумительной техникой. Все его существо сконцентрировалось только на одном — как бы быстрее спрятаться от этого пронизывающего ветра. Когда снежная стена поднялась достаточно высоко, Стовин прислонился к ней, чтобы спрятаться. Бисби продолжал работу — без спешки, но и не снижая темна. Когда стены достигли высоты в три фута, мужчины подняли одни сани и положили их так, чтобы они служили крышей, а затем пошли за вторыми санями. Когда они шли обратно, Солдатов покачнулся и схватился за грудь. Валентина поспешила к нему, а Дайана подхватила сани вместо него. Когда все было готово, Бисби заровнял следы саней на снегу. Буря уже разыгралась не на шутку. Ветер швырял им в лицо целые пригоршни ледяных кристаллов. Тяжело дыша, они втащили покрывала, брезент и примус внутрь снежной хижины. Там было достаточно места, чтобы они шестеро могли лечь, тесно прижавшись друг к другу. Потолок был на такой высоте, чтобы можно было сидеть. Ветер не мог пробиться сквозь плотные снежные стены. И, как это было ни странно, но внутри было, или казалось, что было — тепло. Валентина откинула капюшон с лица Солдатова и посмотрел на него. В темноте она с трудом увидела, что он слабо улыбается ей, и услышала, что его дыхание стало легче. Но тут раздался резкий голос Бисби.
— Не ложитесь. Так вы все замерзнете. Разожгите примус. А я займусь лампой.
Он достал небольшой сосуд, налил в него масла из бутылки, поместил в него клочок фланели от ночной сорочки и зажег. Несколько минут фитиль отчаянно дымил, а затем разгорелся и его слабый, пульсирующий свет разогнал тьму внутри снежного дома. Постепенно становилось теплее. Они уселись, выпили чаю, который приготовила Дайана, поели сушеного мяса. Вскоре они почувствовали, что напряжение, которое владело ими последний час, испарилось, и они могут разговаривать. Всю свою последующую жизнь Стовин вспоминал тепло и уют этого снежного домика, затерянного в сибирских просторах, мягкий свет фитиля, рыбный запах масла, лицо Дайаны, сидевшей рядом с ним. Казалось, еще никогда ему не было так хорошо и спокойно. Однако он не мог забыть, что завтра этот покой закончится.
— Полагаю, что ты научился всему этому на Иховане? — спросил он Бисби.
— Да. Дядя научил меня. Когда чему-то учишься в детстве, то этого не забываешь никогда. В таких снежных домах — иглу — можно жить в самые лютые морозы.
Бисби наклонился к Солдатову. Тело его на мгновение прижалось к Дайане и несмотря на толстый слой меха, разделявший их, он ощутил ее женственность, и неожиданное острое желание пронзило его.
— Как ты себя чувствуешь. Женя? — спросил он. — Ты плохо выглядишь.
— Сейчас мне лучше. Похоже, что я, как и Сто, обморозился.
— Да, такие условия не для вас, — сказал Бисби, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком обидно. Это неудивительно, если вспомнить, какую жизнь вы вели. Вам нужно научиться не торопиться, пока в этом не будет необходимости, а уж тогда нужно все делать быстро, по-настоящему быстро. Кто из вас вспотел?
— Я, — сказал Стовин, и обе женщины одновременно.
— Тогда снимайте всю одежду, поставьте примус повыше. Нужно все высушить, иначе завтра вам будет плохо.
Стовин впоследствии вспоминал, что никто из них не ощущал ни стыдливости, ни даже смущения, когда они раздевались. Бисби развесил одежду вокруг примуса. Валентина и Дайана были обнажены полностью несколько секунд, но никто из мужчин даже не обратил на это внимания. Лишь глаза Бисби вспыхнули непонятным блеском и тут же потухли. Затем они завернулись в одеяла и улеглись в уголке.
Когда все было кончено, Бисби подлил масла в лампу и тоже лег. Рядом с ним лежал Стовин, а с другого бока к нему крепко прижалась Дайана.
