Альтс Геймер - Хроники Мидгарда. Нуб детектед
Пара часов за сигарами и моим рассказом о походе пролетели быстро. Женька периодически принимался неистово скакать по веранде, на которой мы беседовали, и даже один раз перевернул столик с закусками. Спириус тревожно покачал головой в ответ на описанную мной сцену погони дакийских рейдеров за «Фульминатой» и пробурчал:
— Юстина заигрывается. Положительно, Баркид мутит рассудок даже у самых опытных.
Мы добрались до Камня Иммерсии, когда солнце начало свое падение с горизонта. Вокруг не было видно ни души.
— Итак, слушай меня внимательно, Фортис. Приближаешься вплотную, устанавливаешь контакт, но не переходишь. Просто стоишь и представляешь кого-то из животных, намеченных в питомцы. Ты уже сделал выбор?
Я решительно кивнул. Конечно, сделал. Думал об этом почти с самого начала своего пребывания в Баркиде. Маленький, юркий, быстрый, хищный. Незаменимый в разведке, если есть желание сделать эту разведку тайной. Сокол, вернее — серая пустельга. И даже имя выбрал — Фалх. Камень Выхода в жаркий солнечный день обдал мою ладонь приятной прохладой. Я закрыл глаза. Сосредоточился. Почувствовал начало контакта. Вызвал в памяти нужный образ. Пестрое оперение с равномерной россыпью черных точек. Темные круглые глаза, окаймленные лимонным ободком. Короткий загнутый клюв. Мой будущий неразлучный спутник и зоркий разведчик, стремительный, незаметный и верный.
Когда вы стоите с закрытыми глазами, слух поневоле обостряется. Поскольку вокруг была тишина, а мои товарищи замерли в любопытствующем ожидании, шорох и треск маисовых стеблей на ближайшем поле прозвучал просто какофонией. Я вновь открыл глаза. Из ближайшего культурного посева выбрался здоровый толстый кот. Откуда взялась эта дикая лесная тварь? Вот некстати. Серый, с широко расставленными ушами и длинными обвисшими усами. Благодушный, вальяжный и луноликий. В памяти всплыл очень знакомый образ. Многочисленные фото именно таких красавцев в последнее время пестрели в Интернете, вызывая всеобщее умиление. Как его? Точно — манул! Вот кто это! Надо по-быстрому его спровадить, чтобы не мешал инициации. Обрыв контакта с Камнем вернул меня из размышлений к реальности.
Спириус всплеснул руками.
— Ну и зачем тебе эта животина? Окружил себя каким-то зоопарком. Прости, Нобилис, вырвалось. Эх, и денек сегодня! Ералаш какой-то. В мире животных — выездная сессия!
— Не понял. При чем тут кот? Я сокола выбрал!
— Что ты не понял? Разреши тебе представить — твой питомец. Ты в момент контакта о коте думал или о соколе?
— О соколе. Стоп. И о коте тоже… Ой!
— Вот тебе и «ой»! Детский сад! Вместо птицы ты взял десять килограммов глупости! Станет теперь таскаться за тобой, как хвост. Вместе с кенгуру вы будете похожи на сбежавшую часть труппы бродячего шапито! Снова извини, Нобилис. Это эмоции. Ну и денек! — Видимо, произошло что-то настолько из рук вон выходящее, что пробило даже монументальную невозмутимость Спириуса.
Теперь до меня дошло. Прощай, юркий разведчик в облаках. Здравствуй, жирный котяра. Манул подошел к прядающему ушами кенгуру и миролюбиво потерся об него пушистым боком. Занавес.
ГЛАВА 21
Летопись Кезона. Воинство. Душа труса
Он бросил обглоданную оленью кость в яркие угли костра, потянулся, достал меховые рукавицы, надел их. Снаружи шалаша завывала вьюга. Лапник, плотным слоем наваленный на ивовые ветки, хорошо удерживал тепло. Сверху на костер упало несколько капель от растаявшего снега, тут же испарившейся влагой они снова взвились вверх. Задубевшая от холода бизонья шкура, загораживающая вход, немного сдвинулась. В проеме возникла узкая морда полярного волка.
— Мы поймали человека, господин, — прорычал хищник и опустил глаза.
— Человека? — удивленно переспросил Кезон. — Любопытно.
— Его заметили совы. Он попытался уйти, но мы отрезали ему дорогу. Сейчас он сидит среди медведей. Они охраняют его и не дают замерзнуть.
— Хорошо. Приведи его сюда.
Незнакомец оказался совсем юным пареньком, лет девятнадцати. Невысокого роста, субтильного телосложения, с белесыми волосами и светлыми, словно выцветшими от полярного солнца глазами.
— Садись. — Кезон указал ему на место напротив себя.
Парень робко опустился на кучу веток. Огляделся, расстегнул верхний крючок котиковой парки. От его одежды сразу потекли струйки пара.
— Кто ты и зачем шнырял вокруг моего лагеря?
Незнакомец облизал потрескавшиеся губы. Его худые пальцы нервно сжимались и разжимались.
— Я слышал о твоей армии. О ней болтают разное. Что она растет с каждым днем, что ты ведешь всех зверей с человеческими душами на битву с йотуном Имиром, чтобы освободить их. Что тебе и примкнувшим к тебе нелюдям дозволен цвергами переход из Нифльхейма в Йотунхейм. А потом можно будет вернуться и в Мидгард…
Кезон промолчал. Взял палку и пошевелил тлеющие угли. Потом сунул два пальца в рот и залихватски свистнул. Шкура отодвинулась, и в шалаше показалась голова огромного белого медведя. Парень в ужасе замер.
— Бирен, пусть принесут дрова. Костер почти погас.
— Повинуюсь, господин.
Паренек облегченно вздохнул.
— Ты не ответил на мой вопрос, — медленно произнес Кезон. — Я не привык к такому.
— Меня зовут Малун. Я отпущен из Хеля, как и большинство шныряющих здесь духов. Обреченных на вечную несбыточную надежду — искупить свои грехи и вернуться обратно. А в окрестностях твоего лагеря я бродил, чтобы меня заметили. Я искал с тобой встречи, Кезон.
— Меня здесь все почему-то именуют господином или повелителем. Я не возражаю. Возможно, им так привычней.
— Прости, господин.
— Ты хитрец, Малун. Ты не смеешь спросить, поэтому говоришь утверждениями, питая надежду, что их подтвердят или опровергнут.
Вновь сдвинулся полог, и медвежья лапа с черными когтями осторожно протолкнула за него несколько березовых поленьев. Кезон молчал. Малун тоже не произносил ни слова, выжидательно посматривая на великого вождя людских душ.
— Расскажи о себе, — наконец произнес Кезон. — Почему тебя отпустили из Хеля? Почему ты ходишь в человеческом облике? Это необычно.
— Не для тебя, повелитель.
— Не для меня, — согласился Кезон. — Я помещен сюда человеком не без причины. Очевидно — и насчет тебя у богов существует нечто подобное. Интересно.
— Со мной все намного проще, господин. Мое тело — мое наказание за один-единственный порок. Я трус. У меня душа труса. Так решили боги и сняли меня с цепи перерождений. Меня лишили даже этого шанса. Если все здешние обитатели живут верой в милосердие Высших, мечтают пройти свой путь до искупления через тела зверей, стать людьми и вернуться обратно в Мидгард, к нормальной жизни, то я обречен до конца времен скитаться здесь в одиночестве без общества себе подобных. И без всякой надежды на возвращение.
— Ты был в Мидгарде, когда погиб в Реальности?
— Да.
— В какой локации?
— Нижегородская Торговая Олигархия.
— Как это произошло?
— Глупо, — с горечью ответил Малун. — Поставил разогревать еду на плиту, решил заскочить в Мидгард — обтяпать по-быстрому пару дел и вернуться. Задержался. Вода залила огонь, и тело задохнулось от газа.
— Вот оно что. Значит, дочь Локи, богиня Хель, пожалела тебя. Почему ты трус?
— Не знаю. — Малун развел руками. — Я встречался здесь с цвергом Альвисом, спрашивал его об этом. Он ответил — ничего тут не придумаешь. Такое мне досталось тело. Так оно производит мои эмоции. Не хватает нужных гормонов. И его никак не перепрограммировать. Я всегда буду трусом. Я предал друга в Мидгарде и много раз нарушал обещания. Не из-за коварства. Я просто боялся до судорог и ничего не мог с этим поделать. Физиология. Проклятая физиология.
— А с другим телом? Ты станешь иным?
— Мне никак не заслужить его здесь, повелитель. Моя слабость — мой крест. Вот если бы мне вновь вырваться в Мидгард…
— Сколько ты уже в Нифльхейме?
— Шесть лет.
— Ого. Как ты живешь здесь?
— Обыкновенно, господин. Летом заготавливаю еду: ловлю и копчу рыбу, дичь, собираю ягоды, чтобы зимой не сдохнуть от цинги. У меня выкопана глубокая землянка с дымоходом, метров на пять в глубину. Рыл долго, почти все лето угрохал на земляные работы. Она мало промерзает. Зимой — выживаю. Тоже охочусь, ловлю рыбу, но реже.
— Как тебе удалось сохранить трезвый рассудок?
— Общаясь с местными. Иногда встречаюсь с Альвисом. Облегчаю душу. Я уже погибал тут. В первую зиму. Вновь возродился здесь же. Человеком. Мне из-за этого многие завидуют. Идиоты. Они не понимают, что, в отличие от них, я лишен самого главного — надежды. Потому что после реинкарнации мое состояние не поменялось. Я по-прежнему способен испугаться собственной тени.
