Александр Тестов - Остров в наследство
– Донья Беатрис, вы взяли с меня одну клятву. Сейчас я по собственной воле хочу дать другую. Я сделал много того, чего делать не следовало, но ни разу не обидел того, кто не мог защититься. Клянусь в этом своей жизнью.
Беатрис ничего не ответила. Похоже, она не слышала меня.
– Но почему жертвой этой пиратской выдумки стала донья Коломба? – спросила она вдруг.
– Не знаю, – честно ответил я.
Мы еще немного помолчали. Воздух был свеж. Над аллеей стоял запах горячего летнего дня.
– И еще, донья Беатрис…
– Да?
– Не волнуйтесь. Больше я не стану выпытывать ваших тайн. Я просто хотел бы знать, как умер мой отец. Он болел? Или это была дуэль?
Я произнес это в меру печально, в меру спокойно. Что бы ни случилось, о моих подозрениях этой девочке знать не стоило. Она обернулась ко мне с сочувственной улыбкой. Я напряженно ждал.
– Я понимаю ваши чувства, дон Карлос и разделяю их. Увы, я не могу ответить. Я этого не знаю. Я приехала в замок лишь два дня назад. Мне очень жаль.
Той ночью мне впервые в жизни не спалось. Я долго ворочался с боку на бок, потом встал, оделся и, не зажигая свечей, спустился вниз.
Я вышел в сад. Светила бледная луна, и силуэты могучих платанов казались посеребренными. Тропинка вела к западному крылу, где размещались комнаты для прислуги, по большей части пустующие. Я обошел их, свернул на розовую аллею и, попетляв, вышел к широкой лестнице. Она вела в родовую усыпальницу графов де Сильва. Я спустился, толкнул тяжелую дверь и вошел.
Сам не знаю, зачем я это сделал. Может быть, вопреки здравому смыслу, надеялся, что мертвец восстанет из гроба и холодными губами шепнет своему сыну и наследнику хотя бы одно слово. Ведь верили же наши предки, что души людей, погибших насильственной смертью, не могут обрести покой, пока не наказан убийца. А в том, что здесь совершено преступление, я почти не сомневался. Слишком настороженно держалась мачеха, слишком печальна была Беатрис, а замок семьи де Кастильяно своей мрачной отрешенностью слишком напоминал огромный склеп.
В усыпальнице было темно, и я не стал зажигать свечу. Скользя рукой по стене, я медленно пошел внутрь, ступая бесшумно. Тишина окружала меня со всех сторон. Я повернулся туда, где смутно угадывался постамент с гробом.
«Я знаю, ты не хотел, чтобы я появлялся в этом доме, – мысленно произнес я, обращаясь к мертвецу, – но я здесь, и с этим уже ничего не поделаешь. Ты оставил мне в наследство не только фамильный замок, но и тайну твоей смерти. И я принял это наследство. Так что же случилось здесь, пока я скитался по морям, а Светлая Исабель ждала меня, заперев в сердце одинокие слезы? Кто эта женщина, которая заняла место моей матери? Ты любил ее? Или ты вообще не знал этого слова? Неужели и при жизни ты был так же холоден, как теперь? Я в это не верю! Люди с холодными сердцами не наживают врагов. А у тебя был враг. Иначе ты не лежал бы здесь, безгласный и недвижный и я не говорил бы с тобой так откровенно, как говорят лишь на исповеди. Кто он? Кто твой враг? Что встало между вами? Мне нужно лишь одно слово, один намек… Если твоя душа еще бродит в этих стенах, дай мне знак. Укажи, где я должен искать…»
Внезапно легкий шорох спугнул тишину и оборвал мою мысленную речь. Я окостенел. Да, я молил, я ждал, я хотел получить ответ на свой вопрос, но сейчас подумал, что если покойник действительно встанет и заговорит – я лягу на его место. Обливаясь холодным потом, я стоял в темноте, не в силах двинуться с места и напряженно прислушивался. Шорох повторился, и я с трудом удержал облегченный вздох. Звук шел не от гроба с мертвым телом, а с каменной лестницы, ведущей наружу. Кто-то осторожно пробирался сюда. Он шел, таясь, стараясь не шуметь, и если б не камешек, скрипнувший под ногой, я бы ничего не услышал. Ужом скользнув за постамент, я присел и почти перестал дышать.
Предосторожность оказалась излишней. Второй визитер, как и я, вошел без огня. Я не видел его. Не различал даже силуэта, но слышал напряженное дыхание и отчетливо ощущал ненависть пополам с суеверным страхом. И тут человек заговорил. Голос был сиплым от ужаса, и я его не узнал.
– Лежишь? Надо же! Будто и с места не сходил. И чего тебе неймется? Колом бы тебя осиновым проткнуть, чтоб отбить охоту шастать по ночам. А ты думаешь – я тебя боюсь? Чего мне бояться? Я знал, что делал, когда бил в спину. Ты не видел свою смерть в лицо, и власти надо мной у тебя нет. И раньше не было. А что под окнами шатаешься, так это я стерплю. Ты мне спокойно спать не даешь, я – тебе. Выходит – квиты. Ну, лежи. Отдыхай. А щенок твой встревать вздумает, так и он рядом уляжется…
И тут меня подвела нога, затекшая от неподвижности. Я шевельнулся, и человек, быть может, как и я, напуганный живым мертвецом, рванулся и выскочил из усыпальницы, уже не заботясь о тишине. Я метнулся следом.
Скрип гравия и шорох листвы подсказали мне направление. Убийца отца уходил садом. Эта безумная ночная погоня сквозь пышно разросшиеся розовые кусты, меж темных деревьев, нависавших надо мной, как призраки сада, была едва ли не самой сумасшедшей из всех моих авантюр. Я оскальзывался в траве, мокрой от ночной росы, спотыкался о корни, падал, вскакивал и снова бежал, пока наконец неясный шорох впереди не стих совсем.
Вернулся я уже под утро. Грязный. Промокший. В порванном камзоле. Стащив его с плеч, я торопливо запалил свечу. Но, оказалось, неожиданности этой ночи еще не кончились. На низком столике лежало письмо. Я склонился к единственной свече и с растущим удивлением прочел:
«Карлос де Кастильяно.
Ты прав. Замок хранит множество тайн и все они – смертельны. Но тех, кого ты успел полюбить, хранит невидимый щит. И так будет, пока ты молчишь о том, что успел узнать, и не тревожишь тени минувшего.
Убийцу покарает провидение, и люди помогут ему. Не вмешивайся в борьбу, начатую не тобой».
Подписи не было.
Я так и не лег до самого рассвета, размышляя над таинственным письмом. Кто мог написать его? Вальдоро?
Убийца? Кто-то третий? Неужели он думал, что сможет напугать меня так, что я кинусь отсюда без оглядки?
Но почему-то я не был убежден, что меня хотят напугать. Скорее, это было предупреждение. И в замке, кроме таинственного врага был у меня неведомый друг. Но кто?
Кроме привратника, так неласково приветившего меня в день приезда, у мачехи было еще двое слуг. Конюх и старик-садовник. Кроме того, две крестьянские девушки приходили убирать за поденную плату. Платили им очень щедро, но ни Лусия, ни Лупита ни в какую не соглашались совсем переехать в «нечистый замок». Однако не девушка же, в самом деле, говорила таким сиплым голосом и не слуга написал письмо таким прекрасным слогом.
Седой, но жилистый малый, что ходил за лошадьми донны Коломбы, больше всякого другого походил на отпетого висельника. Он был ловок не только со шпагой, висевшей у его бедра, в нарушение всех обычаев, но и с кривым кинжалом-навахой. И был не то чтобы не разговорчив, а, похоже, вообще нем. Кроме языка у конюха сеньоры отсутствовало левое ухо. Вместо него темнел страшноватый шрам, который тот и не пытался прятать.
Лучшего убийцу при всем желании не нашел бы не только я, но и господин алькад. Несколько дней я не спускал с него глаз, но ничего, понятно, не выяснил. Кроме того, что госпожа Коломба доверяет этому своему слуге безоглядно и, наверное, знает, что делает.
Садовник был действительно очень стар и от дряхлости впал в тихое помешательство. Часами он разговаривал со своими цветами и больше ничего не замечал.
Привратник, Маттео Сагрэда, тоже, поначалу, не вызвал никаких подозрений. Служил он недавно, но очень старательно, и совсем не боялся бедной донны Коломбы. Я заподозрил ловкого малого, когда Лусия вскользь обмолвилась о добром сердце Маттео. Оказалось, тот содержит свою овдовевшую сестру и троих ее детей, двое из которых – девицы на выданье. И даже купил им дом в городе. После завтрака я зарядил пистолет и, сунув его за пояс, спустился по дорожке к воротам. Сеньор Маттео Сагрэда сидел на траве, вытянув ноги в сапогах из дорогой кожи. На широкие плечи был наброшен красный камзол, шедший ему, как корове седло. Он пускал в небо кольца табачного дыма и задумчиво смотрел на пыльную дорогу, сбегающую от железных ворот вниз по склону и пропадающую в зелени акаций.
Я бесшумно приблизился сзади, облокотился на массивный столб ограды и тихо свистнул особым образом.
Привратник среагировал сразу. Он вскочил, обернулся и, увидев меня, беспокойно завертел головой. Мысленно я похвалил себя за верную догадку. Маттео поклонился и поприветствовал меня, не переставая озираться.
– Мы одни, – обронил я, подходя ближе, – и, как только что выяснили, принадлежим к одному рыцарскому ордену. Мне кажется, нам нужно объясниться, брат по вере.
Достойный малый прекратил вращать глазами и уставился на меня, словно увидел, по меньшей мере, слона.
– Ты обращаешься со стилетом, как сапожник, – презрительно бросил я, наблюдая за его лицом.
