Анна Пань - Страсти Евы
− Дерзкая нимфетка, − усмехается он, но как-то печально. − Дай мне возможность объясниться.
− Ты все объяснил вчера, − оппонирую я. − Весьма доходчиво. Кнут сыграл против тебя, как я и предвещала на дне рождения. Сейчас я хочу домой.
Гавриил сужает глаза, несомненно, чтобы в них невозможно было прочесть эмоций.
− Мне очень жаль, Ева. Позволь хотя бы отвезти тебя?
В раздумьях я тереблю дужку очков, но в итоге положительно киваю. Спустя несколько минут мы уже мчимся на его «Хаммере» по мосту через озеро. Имение и Врата остаются позади. Впереди − километры заснеженных лесов Адлеровского района. Искоса я наблюдаю за двигающейся вправо стрелкой на спидометре и украдкой поглядываю на строгий профиль сосредоточенного на вождении Гавриила. Тесное замкнутое пространство автомобиля настолько пропитано его откровенной мужской сексуальностью, что в скором времени я полностью подчиняюсь воле ее хозяина. Волнует любое его движение, вплоть до обнимающих рулевое колесо кистей рук, которые эстетично двигаются по гладкой кожаной дуге. Молчание убивает.
− Ты действительно выкинул Белинду из машины за отказ в минете? − неожиданно для себя любопытствую я, и моя рука бессознательно ложится на дужку очков.
− Клевета, − краем губ улыбается Гавриил, не сводя взгляда с дороги. − Я выкинул из машины госпожу Петрову. Пока я подбрасывал ее к Крестовичам в Клуб, она уговорила пол-литра вискаря и стала лезть ко мне в штаны. Я высадил ее в лесу на радость свежему воздуху и дикой природе.
От ревности я больно сцепляю пальцы в замок:
− Лгунья с куриными мозгами!
− Я никого не принуждаю к сексу, − на полном серьезе прибавляет он, бросая на меня острый взгляд. − Вижу, мы начали разговаривать.
Во избежание новых встреч взглядами я опускаю взор на свои плотно сцепленные пальцы. Не отрываясь от дороги, Гавриил вольно кладет горячую ладонь на мое обнажившееся колено. Я вжимаюсь в сиденье, но участившееся дыхание и сердцебиение выдают меня с головой. Ничуть не скрывая аналогичного неконтролируемого влечения, он с шипением сжимает мою ногу и начинает чувственно поглаживать по внутренней стороне бедра.
− Я истосковался по тебе, Ева, − от его глубокого хриплого голоса у меня между ног появляется тянущий дискомфорт. − Мой член стоит колом, когда ты рядом. Разум покидает меня. Я перестаю контролировать себя. Твои аппетитные пышные формы, глаза, рот, аромат кожи − все это сводит меня с ума. Ты − мой запретный плод. Долгое время я всячески избегал встреч с тобой, но терпеть разлуку выше моих сил. Я бессилен перед тобой, Ева. Я мастурбирую, представляя тебя лежащей подо мной в моей постели. Я хочу входить в тебя до изнеможения, не зная меры и сна. Изнемогаю от желания тонуть в твоих карих глазах и зарываться руками в твои шелковистые кудри. Меня мучает жажда от того, как сильно я жажду почувствовать на языке твой вкус. Тебя всю. Ты делаешь меня безумцем и рабом.
Я ожидала всего, чего угодно, но только не исповеди… по правде сказать, слегка шокирующей оголенным фанатизмом. Вопреки всем обидам его исповедальные слова настолько возбуждают меня, что мое мысленное поле заполняет одурманивающее эротическое видение, где Гавриил удовлетворяет себя рукой. Должно быть, он потрясающе красив в момент доставления удовольствия самому себе. По-другому просто не может быть. Он неотразим и элегантен всегда и во всем, даже в апогее собственных страстей, которые порой заходят за тонкую черту, где здравый смысл передает державу со скипетром в руки бесчинству внутреннего зверя. Иногда его непреклонное благородство и вольную дикость хочется обуздать и подчинить себе до такой степени, что у меня проносятся суицидальные мысли снести от него любые унижения, лишь бы только раз насладиться мимолетной гедонистической победой во время кульминации бешеного секса.
Обуревающий физиологический инстинкт взять верх не успевает, потому что я кое-кого вспоминаю и резко блокирую его действия сжатием бедер:
− Уверена, Белинде ты тоже так говоришь.
С нескончаемым разочарованием Гавриил расстается с моей ногой и проводит ладонью себе по лбу, будто у него начался лихорадочный жар.
− Что произошло между вами?
− Хватит из раза в раз тыкать меня носом в мое прошлое!
Вне себя от гнева он до хруста сжимает рулевое колесо:
− Что, черт возьми, это значит?
− Воистину это же невероятно занимательно, − растягиваю я слова в лучших традициях его манеры речи, − коль скоро парень превращает меня в проститутку школы, потому что он лишил меня девственности…
Закончить предложение Гавриил мне не дает и резко жмет по тормозам. Я благодарю ремень безопасности за то, что вернул меня назад в сиденье и не дал вылететь на дорогу через лобовое стекло.
− Тебя изнасиловали? − смертельно тихим голосом говорит он и в ожидании ответа склоняет голову на свои побелевшие сбитые костяшки пальцев, которые намертво приросли к рулю.
Вот же парадокс… как так получилось, что Гавриил столько месяцев жил в райском неведении? Я полагала, главенствующую роль в его неприязненном отношении ко мне сутки спустя после мистерии на столе сыграло рассекречивание школьного позора.
− Со мной поступили намного унизительней, − сквозь оплетенное путами боли горло бормочу я. − В десятом классе к нам в школу перешел одни «постельный клоп». Ты его знаешь. Люк Уайт − ненаглядное чадо Спенсера, номинального председателя совета акционеров Корпорации. С «постельным клопом» мы встречались полгода, а переспали всего раз. Затащить меня в постель было его гнусным планом. Как оказалось, они с Белиндой поспорили на меня. Я должна была отдаться ему ровно через шесть месяцев. Поставили по одному доллару. Как дешево я стою…
У меня из глаз выкатывается горькая слезинка, которую я тут же стряхиваю.
− Люк выиграл. В школе я получила статус дешевой фригидной проститутки. Никто из моих одноклассников почему-то даже не подозревал, что я была девушкой Люка. Разумеется, слухи дошли до Никиты. Мне долго пришлось заверять его, что со мной все в порядке. Я не хотела выносить сор из избы и становиться знаменитостью еще и в Корпорации. Возмездием для этой свиньи стали черепно-мозговые травмы и каникулы в реанимации. Ну, а сам секс…
Со слезами на глазах я выдавливаю из себя изломанную улыбку.
− Люк привел меня домой к своему приятелю, где нас, как выяснилось на следующий день в школе, поджидали свидетели спора. Я думала, все будет красиво, но он лишил меня девственности без общепринятой романтики. Может, потому что он не старался доставить мне удовольствие, или же со мной и вправду что-то не то… в общем, оргазма я не получила. После секса он обозвал меня использованным презервативом, который больше не годен. На следующий день в школе я хотела покончить с собой. Больше мужчин у меня не было.
В немом потрясении Гавриил выходит на воздух. В невменяемом состоянии он опирается рукой о ветку плакучей ивы и отрешенно падает лбом на тыльную сторону ладони. Неизвестно, сколько времени он вот так простоял бы на холоде в одной только тонкой сорочке, не видя перед собой ничего, если бы я не прижалась к его широкой спине.
Гавриил вздрагивает от моего робкого и неумелого прикосновения. С отчаянием он обхватывает мое лицо закостеневшими руками, соединяя наши лбы, и с беспокойством заглядывает в мои глаза, словно ища в них утешение и всепрощение.
− Я сам себе противен… − в его надломленном полушепоте сквозит боль. − Нет мне оправдания. Нет оправдания проклятому монстру. Нет прощения тому, кто только и делает, что убивает все самое прекрасное. Прости меня, мой ангел.
С плачем я безудержно прижимаюсь к нему каждой клеточкой своего раздираемого страданием тела:
− Конечно, я прощаю тебя. Я не могу жить без тебя.
Гавриил обескураженно смотрит в мои мокрые глаза.
− Я погублю тебя, Ева, − дрогнувшим голосом предупреждает он, но так и не находит в себе власти оттолкнуть меня. − Ты понятия не имеешь, что я за чудовище.
Обронив одинокую слезу, он опускается передо мной на колени и прижимается лицом к моему животу, как к какому-то высшему божеству, способному даровать искупление и изменить предначертанное.
− Я болен, Ева, − безжизненным голосом шепчет он мне в живот. − И нет лекарства от моей болезни. Я проклят.
Слова жалят меня в самое сердце.
− Не говори так, прошу тебя.
Гавриил припадает губами к моим заледенелым рукам и без остановки целует каждый пальчик. Из его глаз не переставая катятся слезы − мне кажется, это слезы безвыходности.
− Я причинил тебе столько боли. Я был слеп. Не видел моего ангела, когда ты всегда была рядом. Моя красивая, светлая, чистая, возвышенная, самая совершенная женщина.
Он уже без удержу целует мои замерзшие голые ноги, выглядывающие из разреза развевающейся от ветра органзы.
− Моя желанная Ева, что же я наделал… Обрезал крылья моему прекрасному ангелу. Сравнял святого ангела с таким же грязным ублюдком, как я сам. Тебе со мной не место. У меня руки по локти в крови. Я недостоин тебя.
