Уильям Дитц - Проклятый Легион
— Мое почтение, мадам Дассер. Какой приятный сюрприз.
— Сюрприз — возможно, — ответила Дассер, — но не особенно приятный. У меня плохие новости.
Мадам Чин—Чу выронила чашку и зажала рот рукой. Евразийские глаза, которые все эти долгие годы очаровывали Чин—Чу, расширились от испуга.
Дассер покачала головой.
— Это так необдуманно с моей стороны. Простите меня, Нола. Новости никак не связаны с Леонидом. Во всяком случае, напрямую.
Чин—Чу вздохнул, открыл латунную коробку, стоящую на столике рядом с креслом, и выбрал сигарету. Ему не полагалось курить, да какая теперь разница? Он затянулся и выпустил дым длинной тонкой струйкой.
— И?
Дассер отпила глоточек чая.
— Император приказал своим войскам отойти с края. Это было вчера днем. Большая часть 3–го пехотного полка вместе с подразделениями 4–го и 1–го кавалерийских полков попытались взлететь семь часов спустя. Их схватили и арестовали.
— А генерал Мосби?
— Генерал и ее штаб обвиняются в измене.
Мадам Чин—Чу побелела. Отход войск означал почти верную гибель тех, кто остался на Веретене. Дрожащей рукой она показала на затемненный головизор.
— В новостях ничего не было. Дассер мрачно улыбнулась.
— Будет. Сколари сбросила все средствам массовой информации тридцать минут назад. Объяснение было довольно односторонним, если не сказать больше.
Чин—Чу подумал о сыне, о невестке и о миллионах человеческих существ, рассеянных по краю. Всеми ими пожертвовали. Он затянулся сигаретой, а когда заговорил, его голос был тихий, но жесткий от гнева:
— Сколари идиотка… но я надеялся на императора. Дассер хотела высказать очевидное, хотела подтолкнуть его, но лишь хладнокровно заметила:
— Да, все это очень прискорбно.
Чин—Чу посмотрел ей в глаза и произнес осторожно:
— Тот поэтический кружок, о котором вы мне говорили…
— Да?
— Нельзя ли мне прийти на собрание? Дассер улыбнулась. Ее рыбка проглотила крючок.
— Мы будем рады вам. Чин—Чу кивнул, загасил окурок и чертыхнулся, когда тот обжег ему палец.
14
Видит Бог, что было лучше утопать на шелковых подушках и быть наполненным благоуханием там, где волнение Любви кончается блаженным сном, пульс близко к пульсу и дыхание к дыханию, где дороги успокоенные пробуждения.
Но у меня свидание со Смертью в полночь в одном пылающем городке, когда Весна снова побежит на север, и я своему слову верен, я не пропущу этого свидания.
Легионер Алан Сигер
Погиб в бою на Сомме 1916 ст. г.
Форпост Легиона NA-45–16/R, или «Веретено», Империя людей
Командир копья Икор Нибер—Ба почувствовал, что его сердце переполняется гордостью, когда весь состав истребителей и транспортно–десантных кораблей тактической группы построился и направился к астероиду. Все три его линкора подошли поближе, чтобы сократить расстояние, которое придется пройти меньшим судам, и поддержать их во время атаки. Нибер—Ба фактически мог видеть поверхность астероида, видеть места, где металл и расплавленный камень светились вишнево–красным, и наслаждаться тем, что совершило копье.
Они бомбардировали Веретено почти целые хадатанские сутки — изничтожали все поверхностные сооружения, какие только нашли, готовясь к заключительному наземному штурму. И что это будет за штурм! Все солдаты, не занятые в управлении кораблями, примут в нем участие.
Свет вспыхнул на броне истребителей, когда они пошли на последний заход. Транспортники двигались медленнее, сохраняя строй, — темные силуэты на фоне яркой короны солнца. Пройдет всего пятнадцать или двадцать единиц времени, когда последний из них сядет на отведенную ему площадку, высадит свои отряды и снова поднимется.
Люди умны, очень умны, но никакой ум не защитит их от «интаки», или «смертельного удара». Этот термин первоначально возник в «гуну» — высокодисциплинированном виде единоборства. Позже концепция интаки была использована хадатанскими военными для описания тактики применения подавляющей силы.
В отличие от большинства хадатанских офицеров — в массе своей рослых и сильных, — которые любили эту тактику, Нибер—Ба был склонен воздерживаться от интаки, используя ее только в крайнем случае. Это проистекало из того, что противники всегда были крупнее его, из врожденного чувства бережливости и здоровой доли хадатанской паранойи. В самом деле, зачем использовать для разгрома противника больше ресурсов, чем это необходимо? Особенно во Вселенной, где множество других врагов только и ждут своего часа.
Но тут дело обстояло иначе. Теперь Нибер—Ба знал это и понимал, что должен был с самого начала распознать слабость врага и применить интаки, чтобы победить его.
Мысли о своей промашке и о смертях, причиной которых она была, три цикла подряд лишали его сна. Ничто не вернет мертвых воинов к жизни и не вытравит стыд из его души. Но победа продвинет дело его народа. Да, победа станет первым шагом на долгом пути искупления, и победа будет его.
Нибер—Ба перевел свое внимание на головизор командного центра и включился в бой.
Рыжий посмотрел на экраны, подтвердил анализ Вертиголова и сказал в микрофон:
— Пора подавать закуску… гости прибыли.
Слова электронщика услышали по всему Веретену. Услышал капитан Омар Нарбаков, наблюдавший за последними укреплениями орудийной ямы; услышал Леонид Чин—Чу, торопившийся срастить кабель; услышал легионер Сигер, поставивший камень перед чем–то, что он хотел спрятать; и услышали все остальные, ждавшие на своих местах с ноющими от страха животами и вспотевшими ладонями. Настал момент, которого они страшились. Теперь их жизни будут зависеть от мастерства, которое они никогда не пытались приобрести, и от удачи, которая не признает постоянства и принадлежит столько же врагу, сколько им.
Исключение составлял Нарбаков. Он грезил об этом моменте мальчишкой, готовился к нему и все эти годы ждал, когда же он придет. Он смаковал вкус таявшего во рту леденца, наслаждался шипением кислорода, дунувшего по щеке, и суровым ландшафтом по ту сторону забрала. Карлик прожектором висел в небе, и скалы отбрасывали на поверхность Веретена резкие черные тени. Многие из них скрывали его бойцов.
«Да, — подумал Нарбаков, — это моя минута, мой Камерон, мое место гибели». Эта мысль не принесла ни страха, ни тревоги, только растущее возбуждение. Ибо легионер не умрет, не может умереть, пока другие живы и помнят его. Нарбаков вышел на открытое место, презирая хадатанские истребители, которые крест–накрест оплетали астероид, и нажал подбородком переключатель увеличения шлемного бинокля. Хадатанские транспортные корабли начали приземляться. Они опускались на свои заранее определенные ЗП с деликатностью пчел, садящихся на цветы, и сбрасывали свои отряды, будто пыльцу. Никакого ответа, никакого защитного огня не было, так как Нарбаков хотел, чтобы хадатане высадились. Ему надоели бомбардировки из космоса, надоело сражаться с инопланетянами на их условиях, и он жаждал нанести ответный удар.
Какой–то хадатанин побежал, оторвался от поверхности и поплыл прочь. Он выглядел как большой воздушный шарик, игрушка, только и ждущая, чтобы ее хлопнули, и этот образ вызвал у Нарбакова смех — смех, который разнесся по командному каналу и заставил его подчиненных изумленно переглянуться и покачать головами. Старик был законченным оптимистом — все знали это, — но смех был странным даже для него. Однако, если капитан способен смеяться над гадами, какими крепкими должны быть кишки у всех остальных? Они ухмыльнулись, в последний раз проверили оружие и замерли в ожидании приказа стрелять.
Нарбаков переключился на четвертую частоту. Штатские получили кодовые имена на военный манер, но редко помнили о них. Леонид значился как «Босс–один».
— H-один Боссу–один.
Леонид выругался, закончил сращивание кабеля и обмотал лентой место стыка.
— Чин—Чу здесь… говорите.
Нарбаков возвел глаза к небесам, надеясь, что Бог предусмотрел отдельный рай для штатских, и сделал все возможное, чтобы голос звучал ровно:
— Прости, что беспокою тебя, Лео… но это место кишит гадами. Мне придется открыть огонь через пару минут. Как у тебя дела?
Леонид уронил кабель и посмотрел вверх на пусковую установку. Хотя два сообразительных легионера не дали хадатанам узнать, насколько важен линейный ускоритель, те все равно постарались его разрушить в своем общем стремлении уничтожить все на поверхности Веретена и подготовить дорогу для своих отрядов.
Лазерная пушка с линкора полоснула по секции решетки, сожгла малый центр управления, находящийся с одной стороны ската, и перерубила главный кабельный желоб. Леонид сам отремонтировал последний кабель, и центр управления удалось обойти, но прерывистые вспышки лазерных горелок показывали, что ремонт еще идет.