Денис Шабалов - Право на силу
Вышли в девять. О сроке вылазки особо не распространялись, потому в час «Х» у гермодверей прощальных делегаций не наблюдалось. А ведь узнай народ – треть Убежища бы собралась: все, кто сегодня не на работах. Как же, такое событие! Прямо даль-разведка какая-то, на целых полкилометра от жилища.
Перед самым выходом Родионыч выстроил всех у тамбуров и повторил вчерашний инструктаж, освежая его в памяти молодняка, – старшим-то талдычить по пять раз не надо, они с первого раза все понимают, а вот у молодежи с дисциплиной частенько туговато.
И вот он, момент, который Данил ждал, наверное, всю свою сознательную жизнь, – штурвал гермы вывинчен до упора, дверь открывается…
– В тамбуре все время человек будет сидеть. Условный стук вы знаете, – напутствовал их стоя у внутренней двери Родионыч. – Удачи, мужики. Ни пуха…
– К черту! – ответил проходящий мимо Герман, и группа гуськом вышла наружу.
В подвале перестроились. Первым шел дед Миха с пощелкивающим дозиметром в одной руке и пистолетом в другой. С боков его прикрывали Ломоть и Кислый с «калашами» наперевес. Следом, плотной группкой, стараясь держаться поближе друг к другу, двигалась нагруженная инструментарием молодежь – Данил, Санька, Тарас и Тимоха. Замыкали группу Герман и Шрек. Герман тоже держал в руках автомат, а Шрек вооружился полутораметровым обрезком трубы с залитым внутрь свинцом.
Прошли подвал, остановились у лестничного пролета на первый этаж. Дед Миха повернулся, махнул рукой, подзывая спутников к себе.
– Выйдем на поверхность – минут десять вам на адаптацию, – сквозь резину противогаза голос его звучал глухо, но все же расслышать и понять смысл удавалось. – Потом дальше. Идем в таком же порядке, внимательно смотрим по сторонам и за мной тоже глядеть успеваем. Какой сигнал подам – тут же выполнять. Все. Ну что, сталкеры, стволы у всех готовы? Тогда двинули.
Данил не знал, что почувствовали остальные, когда стены узенького коридорчика вдруг раздвинулись в стороны и превратились в огромный зал с высоченным потолком и огромными окнами, сквозь которые виднелось сероватое небо. Восторг? Дикую радость? Страх? Зато сам он от вида открытого пространства испытал сильнейший адреналиновый шок. Хорошо хоть, с детства был привычен к таким вот встряскам. В груди защемило, сердце, как это всегда бывало в такие моменты, споткнулось и понеслось галопом, время растянулось, превращаясь в тягучий кисель… Тело жаждало действия, экстремально активного движения, наивысшего напряжения всех сил, а он стоял, как пришпиленый, глядя вверх. Мозг искал привычную опору над головой, которая всегда была в родном Убежище, но которой не существовало здесь, на поверхности. На мгновение показалось, что ноги вот-вот оторвутся от земли, и тело, стремительно набирая скорость, нырнет в эту серо-голубую муть, льющуюся в огромные окна. Голова закружилась, Данил замычал, зашатался и поскорее присел, шаря руками вокруг себя в поисках опоры. ПМ выпал из ослабевшей руки, прогрохотал по плитам пола.
– Закрой глаза! – это дед, как всегда в трудную минуту, оказался рядом. – Глаза закрой и дыши!
Данил послушно зажмурился и засопел. Вроде бы помогло… Приоткрыл один глаз, огляделся. С Санькой и с Тимохой творилось то же самое, а вот Тарас справился быстрее – стоял себе, с независимым видом, прям как заправский сталкер. Впечатление, правда, портили трясущиеся колени и рука, судорожно сжимающая какую-то трубу, торчащую из стены. Выпендрежник…
Данил вновь приподнял голову, посмотрел на небо и снова ему на мгновение показалось, что верх и низ поменялись местами. Замотал головой, стряхивая наваждение, оглянулся на деда.
– Ничего, пройдет, – тот протягивал упавший пистолет, и сквозь стекла противогаза было видно, что глаза Михи улыбаются. – Что же ты хочешь – всю жизнь, как кроты под землей. Второе поколение растет и все – дети подземелья. Ну ничего, теперь-то уже выходить начнем потихоньку, начало положено.
Десяти минут на то, чтоб освоиться на открытом пространстве, Данилу не хватило. В этом были виноваты его адреналиновые особенности – чуть организм почует опасность (а это чувство возникало каждый раз, когда он бросал взгляд наверх), и – БА-БАХ! Надпочечники выталкивают в кровь лошадиную дозу гормонов, которые, не находя выхода в действии, выливались в дрожащие руки, заплетающиеся ноги и кружащуюся голову. Только спустя полчаса эти приступы агорафобии немного притупились, и он, наконец, взял себя в руки. Дед, все это время внимательно наблюдавший за внуком, подал сигнал к движению.
На улице, под открытым небом, без крыши над головой, организм опять попытался взбрыкнуть, но Данил, сжав зубы и повиснув на Сашке, подавил бунт, а спустя пару минут и вовсе смог идти без поддержки.
– Ну, ты здоров, мутантище! – Санька кривился, потирая правое плечо. – Ты ж мне чуть руку не оторвал!
– Извиняй, Сань, сам видишь, что творится, – тяжело дыша, Данил снова оперся на товарища. – Колбасит не по-детски…
– Удары?
– Ну… Ничего, уже прошло почти…
За то время, пока он окончательно справился с взбесившимся организмом, группа отошла метров на пятьдесят от здания и пересекла привокзальную площадь, заваленную всякой дрянью. Сейчас она находилась у начала аллеи, между автомобильной стоянкой и сквериком с дикоразросшимися кустами и трухлявыми деревянными скамейками. Впрочем, автомобильная стоянка – это слишком громко сказано. Небольшую площадку, метров тридцать в поперечнике, сплошь покрывали погнившие за восемнадцать лет ржавые остовы машин. Облупившаяся краска, колеса с рваными лохмотьями истлевшей резины, разбитые стекла. У некоторых, правда, еще сохранились элементы внутренней отделки, типа передних панелей или кресел, но у большинства все это превратилось в труху, да к тому же фонило – не приведи Господь.
Данил отцепился от товарища, снял с пояса щелкающий без перерыва дозиметр и, сделав несколько шагов, подошел к прутьям ограды, опоясывающей стоянку. Дозиметр громко заверещал, и в окошке высветилась цифра «600». Рывок за шиворот – и Данил забарахтался в лапищах Шрека.
– Радиация, – пробубнил гигант, нависая над ним и назидательно грозя указательным пальцем. – Нельзя, Добрыня! Не ходи.
– Так его, Лёш! – дед Миха тоже погрозил внуку, но уже кулаком. – Че, забыл уже, что полковник-то говорил?! «До тридцати рентген»! А там сколько? Не суйся, куда не следует! Сейчас вот пробьем маршрут до леска – и по нему же в обратку двигаться! Ни шагу в сторону!
– Ты же, балбесина, столько гаммы получишь, что заживо сгоришь! – присовокупил Герман. – И не смотри, что в демроне, даже он тебе абсолютную защиту не даст! Считай сам: излучение в тридцать рентген, проходя через демрон, ослабляется в тридцать раз. Получаешь всего один. А от шестисот сколько?
– Двадцать… – прохрипел Данил, все еще болтающийся в руках гиганта.
– Вот-вот. А полтинник в час – уже лучевуха. Думай, куда лезешь! Незачем лишнюю гамму хватать!
Двинулись дальше. Данил с интересом оглядывался по сторонам. Пейзаж был безрадостный и с картинками в книжках как-то не вязался. Там все такое яркое, чистенькое, умытое нарисовано, а здесь… Дома облезлые, местами с отвалившейся штукатуркой и торчащими наружу элементами кирпичной кладки. У большинства окон выбиты стекла, если где и мелькнет целое – так и то какое-то мутное, будто оплывшее. От асфальта, когда-то покрывавшего улицы, ничего не осталось – или песком заметено, или выбоины и трещины, из которых пробивается молодая поросль, а то и деревца в руку толщиной. К тому же все вокруг усеяно осколками стекла, битым кирпичом, шифером и рубероидом, сорванным с крыш. Все ограды и заборчики, попадающиеся по пути, – ржавые, кажется, тронь – рассыплются. Со столбов свисают обрывки проводов, качаются под налетающими порывами ветра. Будь Данил в шкуре деда или любого другого, кто помнил эту местность еще до Начала, – сколько бы горечи испытал он при виде окружающей разрухи! Однако сравнивать ему было не с чем. Как сказал дед – все они дети подземелья, поэтому учиться жить и выживать на поверхности придется с нуля.
Когда проходили мимо больших покосившихся ворот, в которых навсегда застыл маневровый тепловоз, Ломоть ткнул в его сторону пальцем.
– Тут когда-то элеватор был. Вон на подъезде площадь какая – машины в очередь вставали, чтоб зерно сгрузить. Эх, какой элеватор был, весь район обеспечивал! В перестройку захирел, правда… Я тогда малой был, всего лет десять, но помню. Надо бы его обшарить как-нибудь. Там территории-то громадные, стопудово чего полезного найдем. Да и тащить недалеко, всего-то метров сто до дома.
– Ты чего же тут найти хочешь? – подал голос Кислый. – Хлебушка, что ли?
– Да какой теперь хлебушек, – отмахнулся Ломоть. – Не знаю, чё-то интересного всегда найдется. Пошариться стоит все-таки…
