Дмитрий Глуховский - Последнее убежище (сборник рассказов)
За сплошным бетонным забором, в зарослях молодых берез, ветки которых свешивались на улицу, стояли высокие металлические треножники, на вершинах которых день и ночь светились красные лампы, а вдалеке, сквозь деревья, можно было различить небольшую двухэтажную постройку. Все знали, что это маяки, и территория принадлежит ближайшему аэропорту, но и только.
На маленькой улочке со странным названием «Тупиковая» (над этим названием не потешался только ленивый), где в мирное время лихо выли собаки, теперь лишь уныло скрипели ворота: через два месяца после Катастрофы станцию бросили оба дежурных техника и сторож. Ждать им все равно было нечего: никаких самолетов, никаких сигналов, никакого эфира. Тишина. Цитадель пала.
* * *Трое подростков на каникулах — закадычные друзья, хотя зимой они могут и не вспомнить друг о друге. Паша, Иван и Олег каждое лето гуляли вместе допоздна, плавали в заросшем ряской пруду, тайком пили пиво в беседке. В тот будний день родители были в городе, и они остались одни.
Навсегда.
Поначалу страшно — как без мамы? А что с семьей? А в школу надо или нет?..
Отсиживаться решили в подвале Пашкиного дома: там его заботливая бабушка хранила консервированные груши и картошку. Через два месяца они уже смотреть друг на друга не могли — жить в замкнутом пространстве, видеть каждый день одни и те же лица, слышать одинаковые шутки… В общем, от былой дружбы не осталось и следа. Они и внешне были совсем разными, но раньше это так не бросалось в глаза, а теперь… Долговязый белобрысый Паша все время наступал всем на ноги, вертлявый Олег, и без того не отличавшийся особым здоровьем, очень скоро простудился и беспрерывно чихал и сморкался, а Иван день и ночь беспрерывно храпел и присвистывал во сне, мешая друзьям. Начались придирки, подколы, нарастало раздражение, и может, дело дошло бы до драки, если б не дождь. Подвал начало подтапливать, и друзья решили попытать счастья на станции радиомаяков — наверняка он укреплен серьезнее.
Им повезло трижды — они без потерь добрались теперь уже до заброшенной станции, нашли там оставленный техниками сухпай, который те не могли унести на себе, и генератор, который еще можно было запустить. А еще — крепкие стены и глубокий подвал. Той дождливой осенью они закрыли за собой ворота на долгие пятнадцать лет и не открывали на стук и крики о помощи. Наверняка в поселке были еще люди, но это был их мирок, их убежище, делиться которым ребята не собирались.
Когда дожди закончились, молчаливая троица попробовала вечерами ненадолго выходить на поверхность. Они давно уже не разговаривали и вообще старались не замечать друг друга, торопливо отводя взгляды, если сталкивались. Когда сухпай закончился — стали собирать и сушить на зиму грибы, благо маяки стояли в молодом березняке, и можно было минут за пятнадцать запастись на несколько дней.
Шли годы, похожие один на другой, как голубоватая кафельная плитка, которой было облицовано все здание. Три человека оказались совершенно чужими друг другу, но были обречены каждый день видеться и монотонно повторять одни и те же действия. Только летом они по старой привычке как-то оживлялись и ненадолго выходили на поверхность. Просто так, подышать. С опаской ступая на скрипучую винтовую лестницу, все трое поднимались на крышу и смотрели вдаль. Там, за лесом, серели высотки, а еще чуть дальше стоял забытый и никому не нужный аэропорт «Внуково». В старые времена они легко могли дойти до него пешком часа за два, однако теперь раздававшийся ночами вой напрочь лишал желания выходить куда-либо за пределы маяков. И все же, глядя на такой близкий аэропорт, бывшие друзья не могли не мечтать. Вдруг во «Внуково» уцелели люди? Наверняка там было бомбоубежище, а значит — возможность жить нормально, а не питаться круглогодично одними лисичками и сыроежками… Мысли одна фантастичнее другой роились в головах, но поход в аэропорт был такой же несбыточной мечтой, как эвакуация в Новую Зеландию, где наверняка никаких взрывов не было. А потом Пашка обнаружил на станции этот шкаф.
Половины терминов, которыми изобиловала содержащаяся в шкафу специальная литература, парень не понял, да особо и не старался. Главное, что в книгах было подробно описано, как запустить генератор на полную мощность и подключить красные фонари на верхушках маяков. Конечно, ни о каком радиосигнале речь уже не шла, но Паша загорелся идеей — подключить маяки и подать сигнал в аэропорт, а может, и в саму Москву! Ведь они здесь, они уцелели! Красные огоньки должны быть далеко видны ночью.
Впервые за пятнадцать лет было нарушено молчание, и Иван с Олегом сразу же одобрили идею. За прошедшие годы они перестали быть подростками. Теперь это были просто трое усталых молодых мужчин, у которых вдруг появилась надежда. Мечта…
Несколько месяцев все трое на свой страх и риск залезали без страховки на высоченные треножники маяков, проверяли сохранность ламп, меняли провода, неумело пытались паять, обжигая пальцы и набивая шишки. Оказалось, маяки пострадали намного серьезнее, чем считал Паша, а потому времени на восстановление было потрачено гораздо больше, чем предполагалось вначале. Но зато с каким волнением, с какой радостью они предвкушали первый запуск! Решили не рисковать и сначала зажечь сигнальные лампы только на пятнадцать минут.
Когда Паша опустил ручку рубильника, все трое молча рванули на улицу: смотреть. Высоко-высоко в небе ярче звезд светили красные сигнальные фонари. Их было всего девять штук, и они не давали особого света, но трое обитателей станции стояли, задрав головы и боясь лишний раз вздохнуть или моргнуть: вдруг это им лишь чудится? Прошло десять минут. Фонари светили ровным светом, не моргали, не потрескивали, и в какой-то момент новоиспеченных работников маяка словно отпустило. Они захохотали, как безумные, повалились на траву и стали кричать в небо:
— Э-ге-гей! Мы лучшие! Мы сделали это!
Все трое будто вернулись в счастливое, беззаботное детство, в котором когда-то подружились на даче. Но теперь их объединяло нечто большее. Они жили одним делом: маяк должен работать и подавать свой красный сигнал каждую ночь. Ведь однажды его обязательно заметят и придут на помощь.
* * *Однажды утром, после сильного дождя, по станции пошел странный треск. Маяки начали искрить, а лампочки хаотично вспыхивали и снова гасли.
— Рубильник! — закричал Иван. — Выключайте рубильник!
— Да выключен он! — вторил Паша. — Блин, чего творится?!
Треножники маяков гудели и вибрировали. Друзья выбежали на улицу, задрали головы.
— Ой-ой-ой, мама! Назад!
Все трое заметались по территории. Гудение нарастало, треножники раскачивались все более угрожающе. В какой-то момент один из них накренился и стал заваливаться на бок. Через минуту маяк с лязгом упал на бетонные плиты, переломившись пополам. Следом за ним начали валиться оставшиеся два.
— … мать… мать… мать! — кричал Олег.
Все трое метнулись за территорию и не останавливались, пока не отбежали в самый конец Тупиковой улицы. С искрами, грохотом, грязью рушился их привычный мир. Олег, Иван и Паша в оцепенении смотрели на происходящее. Они уже пережили подобное двадцать пять лет назад, но тогда это был крах мира взрослых, тогда у них еще не было ничего своего. Когда тебе пятнадцать лет, ты проще воспринимаешь перемены, ты свободнее, и построенный взрослыми мир тебя даже где-то бесит.
С годами человек «прикипает» к месту, да и не только к месту — к вещам. Простейшие предметы, привычно лежащие на своих местах, уже составляют целую жизнь. В пятнадцать они пережили потерю этого мира очень ярко, но быстро. В сорок, глядя на развалины любимой станции, каждый из троих ощущал в груди пустоту и тянущую боль, которая не собиралась уходить. Отчаяние вкрадчиво и неумолимо, как настойчивый червячок, вгрызалось в их сердца. Лишало воли, надежды, стремления жить.
Встревоженные птицы кружились над сломанными треножниками. Белели поломанные стволы берез. Маленький оазис исчез, словно окружающий мир поглотил его, насильственно сделал частью себя.
— Ну станция-то цела… — наконец робко заметил Паша.
— Цела! И что ты собираешься дальше делать? В потолок плевать? Пеньки пинать? — огрызнулся Иван.
— Нет, ну должен же быть какой-то выход…
— Какой? Пригнать подъемный кран и поставить треноги на место? Как ты это себе представляешь?
— Я не знаю… Я просто думаю, что не надо отчаиваться… Можно попробовать дойти до аэропорта…
— Ага, словить дозу и скопытиться у Изварино, — буркнул Иван. — Олег, да скажи ты ему!
Но Олег лишь сжимал кулаки, а по щекам его текли слезы.
— Э-э, ты чего? — Схватил его за плечо Паша. — Эй, ты же взрослый мужик! Да мы выберемся! Да ну, смешно даже — стоит такой здоровый бородатый лось и слезы льет… Эй! Ну, куда ты прешь?! Да пошел ты!