Владимир Стрельников - Резервист
Парни, смеясь, пожали мне руки и представились:
– Колян. – Это тот парень, который на синей «Ниве».
– Толик, очень приятно, в натуре. – А это хозяин серой.
– Артемьев Виктор Константинович. Это моя жена Мария Федоровна, это наши дочери, Лиза и Вера.
Женщина приветливо кивнула, а девицы соизволили протянуть ладошки для рукопожатия. Тоненькие такие, нежненькие. Заметно отличающиеся от ладоней Олеси и Светланы, у тех руки были нежные и красивые, но сильные.
Вообще, мать и дочери здорово отличались друг от друга, но не обликом, все три оказались красивыми сероглазыми шатенками, причем даже мать до сих пор оставалась стройной и спортивной, отличались они, если можно так сказать, внутренним содержанием. Мать была спокойна, нетороплива, чувствовалось, что переезды и невзгоды в ее жизни бывали. А дочери выглядели такими оранжерейными гламурными цветочками. Хорошенькими, но не очень приспособленными к жгучим солнечным лучам и свежему ветру, из-за этого они здорово нервничали.
Парни же на «Нивах», наоборот, выглядели, да и, похоже, на самом деле были крепкими орешками. Хорошо накачанная мускулатура, набитые мозоли на костяшках пальцев и отдельные проскальзывающие словечки выдавали в них братков. Только не верхнего, а нижнего звена, из тех, кто работает кулаками, а порой и дробовиком. Но при всем при том ребята вели себя спокойно, довольно вежливо, не гнули пальцы.
– Так, дамы и господа. Я здесь самый старший и, похоже, имею самый большой опыт управления. Если вы не против, то давайте сюда списки, я попробую привести все к общему знаменателю. Просто потому, что даже кашеварить на одну большую компанию легче, чем каждому на себя. Впрочем, я не настаиваю. – Артемьев собрал у нас списки продуктов и прочих необходимых товаров и несколько минут что-то считал в блокноте.
– Это правильно, вместе легче, – согласился я, – Виктор Константинович, у меня есть в кузове восемнадцатилитровый казан с переносным очагом. Вот только самовар прострелили, нужно или большой чайник, или эмалированное ведро, у нас народу хватает. Да, насчет дров я сейчас заеду, видел одну столярку, у них отлетов хватает, отдают дешево.
Я прикинул, что мне нужно еще взять. Бочку для горючего я уже купил, три канистры для Олесиной «тойоты» взяли в небольшом автосервисе. Также вчера по дороге со стрельбища в радиомастерскую купил пять тридцатилитровых полиэтиленовых канистр для воды. А в мастерской пришлось подзадержаться, ибо пожилой радиомастер сначала высмеял наши носимые станции, потом забраковал все наши автомобильные станции и попытался всучить дорогущие профессиональные станции на машины и такие же армейские носимые.
– Вы понимаете, от связи здесь порой жизнь зависит! Вот потому я вам предлагаю самые лучшие «сибихи»[1], расширенные. И еще по одной на машину, чтобы была основная и запасная. А ваши выкуплю. Итого за станции всего двенадцать тысяч экю с установкой, сделаем за двенадцать часов, – хитро прищурился старикан, ожидая, поведемся мы на его провокацию или нет.
– Дед, ты нам лишнее не грузи. Мы не спецназеры, а путешественники. Переходить из точки А в точку Б придется в составе конвоя. Потому, будь добр, скажи, сколько стоят антенны на машины для наших станций, их установка, наладка, и сколько времени это займет. А то мы с Маликом хоть и не радиотехники, но с паяльником знакомы, тоже умеем работать руками и инструкции читать, просто у нас это займет много времени. Но опять-таки ты сам сказал про наши «Моторолы», что они только между собой и могут связаться. А нам ничего другого и не надо, а рации на машины и в России установим.
Дед сплюнул от досады, взял с нас только за антенны к станциям, коммутаторы, провода, установку и прочую хрень и велел прийти вечером, мол, ничего из машин не пропадет, но ему с помощниками придется двенадцать часов возиться. Правда, взял основательно, но здесь цены такие, кусачие. Так что уезжали мы поздним вечером на ощетинившихся антеннами машинах, весело переговариваясь между собой. Хорошая штука связь. А если учесть, что у меня в машине под потолком установлены две станции, «Алан» и «Кенвуд»-многополосник, у Малика тоже «Алан», а у Олеси самая мощная загоризонтная станция с высоченной качающейся антенной над машиной, которую дед пренебрежительно назвал «еськой», то мы в группе могли держать связь на полсотни километров, сканировать радиоэфир и говорить между собой одновременно.
– Чайник у нас имеется, латунный, полуведерный. От деда достался, – заметил Толик, просматривая с братом листок с сектором огня для его машины и сравнивая его с рисунком, который выдали Коляну.
– Уже неплохо, – заметил Артемьев. Подумал, вписал несколько позиций в список. – Так, Володя, ты говорил про дрова? Малик, поможешь ему? Тогда мы все остальное берем на себя. Коля, Анатолий, вы с нами? Встречаемся через пять часов на Овальной площади, в этой немецкой «Биерхалле».
– Ага, мы поможем, конкретно. Командуй, начальник, – и братья залезли в свои вездеходы.
Я тоже усадил Олесю в «тойоту» и сам залез в кабину грузовичка. Денек обещал быть хлопотным…
Территория Евросоюза, тысяча двести километров
к Западу от Порто-Франко. 22 год,
33-й день 9-го месяца
Я остановил грузовик рядом с покрытой толстым слоем пыли «тойотой» Олеси и распахнул раскаленную дверь. Кабина машины превратилась в неплохо прогретую духовую печь, в которой я основательно пропекся вместе с молодым семнадцатилетним парнишкой, он исполнял роль наблюдателя. Еще перед выездом из Порто-Франко к нашим машинам подошли пятеро подростков с небольшими рюкзачками, в плейт-карриерах, с оружейными сумками, и представились. Оказалось, что дядя Миша отправил их к нам в качестве связников и наблюдателей.
Впрочем, ни я, ни Олеся, в машину к которой подсела темнокожая смешливая девчонка лет пятнадцати, ни разу об этом не пожалели. Ребятишки были умными и веселыми, выросли в этом мире и уже много попутешествовали по свету вместе с родителями. Олег оказался одним из акробатов, плясавших на загривке у Семена Семеновича, а Анжелка была ученицей иллюзионистки, своей приемной матери, высокой и строгой брюнетки.
Олег много рассказал мне про этот мир, в том числе про русские земли. Правда, политика его интересовала меньше всего, что в таком возрасте вполне объяснимо. А вот города и людей он описывал здорово, придерживая одной рукой между коленей основательно переделанный АКМ и держась другой за ручку на передней панели.
– И что, даже в Москве можно пистолеты носить? Прямо на поясе?
– Нет, дядь Володь, именно на поясе. При въезде в город получаешь регистрацию, оплачиваешь разовую лицензию, и все, «обязан носить короткоствольное оружие на виду, дабы пресечь вероятные недоразумения». В том, как запудрить людям голову бумажками, москвичи идут впереди планеты всей. Нет чтобы просто объяснить, что в городе много преступников и они не могут приставить к каждому человеку омоновца. Хотя у этих парней из ОМОНа разговор с бандитами короткий. Мне папа рассказывал, что в той Москве задержанного при совершении преступления могут адвокаты из тюрьмы вытащить и что слову офицера могут предпочесть слово бандита. Здесь такого нет, если омоновец сказал, что пристрелил бандита, ему верят.
