Александр Санфиров - Начало звёздного пути
Еще несколько вопросов, и Евдокия Ивановна выяснила все небольшие знания Катеньки.
Ее приятно удивило, что у девочки такой острый и пытливый ум.
«Как жаль, что все это ни к чему, – вновь ее посетила унылая мысль, – выйдет замуж, нарожает детей, будет ездить по визитам, сплетничать и в имении летом варить варенье из крыжовника».
– Кати, – обратилась она к девушке, – вроде мы все обговорили, надо вернуться к гостям, а то мы уже изрядно задержались.
Когда они подошли к столику, где сидел Вершинин, там уже шла довольно бурная дискуссия. И касалась она освобождения крестьян, все было очень просто, когда Илья Игнатьевич с цифрами в руках показал, насколько он выиграл, когда изменил веками существовавший уклад, когда крестьяне работали спустя рукава на барщине, а потом были вынуждены до кровавых мозолей работать на своих полосках, то крыть эти цифры собеседникам было нечем. Сам Яворский, небогатое имение которого находилось в Псковской губернии, и с него он почти ничего не имел, кроме хлопот, был внутренне согласен с Вершининым, но привычная осторожность чиновника мешала ему вслух соглашаться с помещиком. И он понес обычный в этой теме словесный понос о том, что русские мужики в своей массе темные, неграмотные, не могут жить и работать без руководящего надзора, и крепостное право, по существу, является благом для них. Илья Игнатьевич, несмотря на некоторый запал, вполне соображал, с кем говорит, поэтому особо словами не раскидывался, сообщив, что для этого есть у них государь-император, который как решит, так тому и быть. Один из его собеседников в этот момент испытал глубокое разочарование, потому что уже мысленно писал записку в Третье отделение о неблагонадежных высказываниях некоего подполковника гвардии в отставке.
Княгиню вопросы крепостного права не волновали абсолютно, для нее все в этом было ясно и понятно. Крестьяне должны быть в крепости, а дворяне владеть ими и быть отцами родными для них. Но, как и родные отцы, когда потребуется, они могли наказать своих деток для вразумления, то бишь выпороть на конюшне. До нее, конечно, доходили слухи о жестокостях помещиков, которые издевались над своими крепостными, подвергали их пыткам, насиловали и прочее. Но все, что она по этому поводу делала, то просто не зналась с такими личностями.
– Господа, господа, – обратилась она к спорящим, – на некоторое время прекратите ваше обсуждение, я украду на минутку Илью Игнатьевича, вы его совсем утомили. Мы с ним немного поговорим, а потом нам споет наш сегодняшний гость известный итальянский тенор маэстро Двардзини.
Окружающие охнули. Опять княгиня утерла нос всем.
«Интересно, – пришла одна и та же мысль гостям, – сколько пришлось ей потратить на такого певца?»
Он появился в столице совсем недавно, и сейчас решался вопрос о его выступлении в Мариинском театре, и вот поди ж ты – уже выступает в салоне Голицыной.
Княгиня вместе с помещиком и Катей уселись немного поодаль, и она начала сеанс обольщения.
– Илья Игнатьевич, я очарована вашей девочкой, у нее просто талант к наукам, к тому же она очень музыкальна, ее игра на клавикордах меня просто потрясла.
Дальше она продолжала в том же духе.
Если бы эти слова слышала мадам Боже, то, наверно, упала в обморок. Она, конечно, понимала, что ее ученица хорошо играет, но чтобы дело дошло до потрясения, такого она представить не могла.
Сам Вершинин сначала был подавлен массой хвалебных слов, но в какой-то момент Голицына перебрала, и привычная осторожность тут же дала себя знать.
На его губах появилась ироническая улыбка.
– Ваше сиятельство, вы сегодня необыкновенно добры к Катеньке, от ее гувернантки я никогда не слышал столько похвал. Может, остановитесь на минутку и попробуете объяснить, в чем, собственно, дело? – сказал он с легким укором.
Голицына чуть не прокусила губу.
«Однако недооценила я этого провинциального офицера, а ведь должна была понять, что он далеко не дурак».
– Ваше превосходительство, – начала она уже сухим деловитым тоном, – мне пришлась по душе ваша дочка, и я желаю быть ее покровительницей в свете. Вы же сами понимаете, что у вас не получится быть ей сразу и отцом и любящей матерью. Можете принять это за мой каприз. Но я вам обещаю, что вы об этом не пожалеете. Кати действительно талантливый ребенок. И мне очень хочется передать ей свои знания. Я понимаю, что, скорее всего, они ей не пригодятся, но жизнь очень сложная вещь, и никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. И она очень хорошо поет, у меня даже мелькнула мысль попросить ее спеть с маэстро Двардзини дуэтом.
Вершинин побагровел.
– Княгиня, простите, но мне кажется, что вы изволите шутить надо мной. Моя дочь и итальянский тенор? Вы что, хотите, чтобы назавтра весь Петербург надо мной и Катенькой смеялся?
– Помилуйте! Подполковник, как вы только такое могли подумать. Вот скажите, а как вы сами оцениваете ее пение? – вкрадчиво спросила княгиня.
Вершинин задумчиво почесал затылок.
– Ну, насколько я помню свои посещения оперы, ей до тамошних примадонн далеко, как нам до Парижа.
– А мне кажется, что она очень хорошо сможет аккомпанировать певцу, и даже составить ему дуэт в отдельных местах, – продолжала гнуть свою линию княгиня, – так что ни у кого из присутствующих не появится мнение, что она претендует на большее.
Я, признаться, не ожидала, что у вашей Катеньки имеются такие музыкальные успехи. А уж про математику я и не говорю, но, кажется, поняла причину ее усердия, – тут Евдокия Ивановна заговорщицки посмотрела на Илью Игнатьевича.
Но тот на эти намеки не прореагировал и спокойно смотрел ей в лицо, ожидая, что она скажет дальше.
«Вот ведь экий упрямец! – подумала она. – Как же мне беседу на Шеховского с сыном перевести? Ай, ладно, похоже, на мое предложение он согласится, а уж у этой простушки я все выпытаю».
– Итак, подполковник, что вы скажете на мое предложение? – продолжила она уже вслух.
Тот посмотрел на дочку, которая после недавних намеков княгини сидела пунцовая, даже ушки у нее покраснели.
«Вот сука, – подумал Вершинин про княгиню с долей восхищения, – ей бы в допросной работать, за полчаса столько узнать, это большой опыт нужен».
– Катенька, милая, а ты сама что думаешь по предложению Евдокии Ивановны, об учебе у нее, да и сможешь ли ты на клавикордах сыграть, чтобы самой не стыдно было? – спросил он у дочери.
– Ой, папенька, конечно, хочу! Евдокия Ивановна так много знает, она обещала меня с интересными людьми познакомить и про Париж рассказывать. А вот играть я боюсь, хотя я хорошо знаю музыку арий, которые сегодня будет петь маэстро Двардзини, но меня заверили, что я справлюсь, – тут она кинула смущенный взгляд на княгиню, которая в ответ поощрительно улыбнулась.
