Людмила Белаш - Темные звезды
— Я твоя?
— Да, да, только не щекочись.
— Вайяяя…
— Поет, как кошка. — Лара тихо прыснула, отодвинувшись от пары и попав под руку Бези.
Та прошептала в ухо Ларе:
— «Поющие кошки», да? Почему так?
— Ну, такой обычай. Когда артель кончает класть кровлю, утром девчонки, дочери артельных, до рассвета забираются на крышу и поют, сидя на гребне. Пока не увидят восход. Тогда крыша век не протечет. Но мы и других принимали — из жестянщиков, из слесарей. А я на крыше голосов не слышала, отчего это? Там ведь уйма железа…
— Ласточка, крыша заземляется через громоотвод.
— Я возьму этот позывной, — засыпая в объятиях Бези, бормотала Лара.
— Громоотвод? Фу, глупость какая!
— Нет, Ласточка.
Темнота, поздний час и усталость все-таки взяли свое. Даже неугомонная Хайта перестала ласкаться к госпоже, размякла и задышала ровно, сонно.
По Бургону жили только часы, чьи механизмы не знают устали, караульные на постах и слуги принца, занятые в делах Его Высочества.
Ближе к рассвету Лис проснулась оттого, что тонкие пальцы потрогали ее подошву под одеялом. Лисси дернула ногой и недовольно привстала, высвобождаясь из рук верной Хайты. Окна за шторами подернулись серо-синим цветом самого раннего утра, захламленная зала коттеджа едва проступала из тьмы, как древний, заброшенный склеп.
На миг дочь Бертона ощутила себя пробудившейся от векового заклятия. Словно она спала на ложе, затянутом пылью и паутиной, а теперь пришел срок освобождения от власти колдуна, она должна встать, а истлевший саван прахом осыпается с ее плеч.
Но это наваждение мгновенно схлынуло. В смятых одеялах, на сбившихся простынях рядом сопели еще трое. Хайта во сне вяло искала руками хозяйку. Лара обнимала Без за шею да еще закинула на нее ногу.
«Ведь сегодня одиннадцатое число, — неповоротливо двигались мысли. — Сегодня помин-день. Надо молиться о душах братишек… Где тут церковь?»
Потом она подумала: «А кто меня щекотал? Хайта, ногой?»
Как ответ на ее немой вопрос, под одеялом в ногах что-то пошевелилось. Что-то, движущееся само по себе, величиной с крысу.
Поджавшись, Лисси завизжала, и все тотчас вскочили.
— Что?!
— Чего ты кричишь?
— Кеса ни джи?
— Там крыса! — показала она дрожащей рукой.
— Эка невидаль. — Лара смело откинула одеяло в сторону — и тоже взвизгнула, подтянув рывком коленки к подбородку.
На мятой простыне сидело нечто, с небольшую колбасу размером, без головы и хвоста, зато с множеством ножек. Оно шевелилось и водило передним концом, будто принюхивалось. Или задним концом? Обе стороны у штуки были одинаковые.
— У, какую ты большую выкормила, — подивилась Безуминка, став на колени и бесстрашно схватив тварь поперек туловища. Животина запищала и заизвивалась, суча ножками, а с одной стороны у нее открылась круглая пасть. Хайта со стоном протянула руки:
— Осторожнее, ей больно!
— Господи, да что это такое? — жалобно воскликнула Лис.
— Пата хайджа, зерно из пупка. Видите, уже лапки проклюнулись и ротик есть. — Безуминка с интересом вертела тварь в руке, оглядывая со всех сторон, а пата хайджа пыталась ее укусить. — Скоро научится жрать и гадить. Хайта, что ты думаешь из нее вырастить?
— Отдай, пожалуйста, не тискай ее! Она еще маленькая!
— Это… то, что Хайта носила в себе? — Убедившись, что зверюшка не опасна, Лара тоже потянулась посмотреть поближе. — Ух ты какая! А чем ее кормят?
— До поры до времени она сосет свою кормилицу, — учительским голосом объясняла Бези. — Смотрите, она хочет к Хайте! На Ураге здорово придумали, носить их внутри. Я носила снаружи. Моя пата мне язву на спине проела, еле зажило потом. Зато с кормилицей они становятся ручными и разумными.
— Боже, — поежилась Лисси, постепенно приходя в себя. — Они, эти паты, что же, кровь сосут из людей?
— О, я таких тонкостей не знаю. Дети тоже сосут материнскую грудь, пока не станут есть другую пищу. То же самое и пата хайджи. Так лучше! Дикие пата хайджи, которые не знали ласки, едят все, что найдут. А эту можно учить.
— Она слепая? — Лара осмелилась потрогать живульку. Пата изогнулась и впилась ей в палец, но не зубами, а будто каучуковая присоска. Айкнув, Лара еле вырвала палец из круглого рта.
— Пока слепая. Глаза вырастут потом. Зато она хорошо слышит и чует запах.
— Животное не может расти так быстро, — неуверенно заметила Лис. — Она была совсем мелкая, когда Хайта нашла ее.
— Пата — не животное. Пата — машина.
Пользуясь моментом, Хайта деликатно вытащила свою кроху из руки Безуминки, стала гладить и целовать ее. Странная тварь всеми ножками облапила предплечье Хайты, словно боялась, что ее опять возьмут чужой рукой и станут тискать, как резиновую пищалку. Вернувшись к своей кормилице, пата стала издавать нежные, длинные звуки вроде «тииии».
— Значит, это не кусается? — Лисси наблюдала за патой, и ее волнение стихало.
— Может, она захочет покормиться от тебя.
— Бррр! Но какая же она машина? Ест, растет, разумная…
— Пата хайджи не рождаются, их делают. С Ураги их привозят в виде спящих зерен, чтобы меньше занимали места в корабле и не дышали.
— А, Урага — это ваша планета? — догадалась Лара. — Мы-то зовем ее Мориор. И что можно вырастить из этой колбасы с ногами? Паровоз? Или мотокарету?
— Пусть решает Хайта, это ее пата. А можно многое — скажем, землеройный снаряд. Или броненоску. Даже кухню.
— Лис, пата поможет вам еду готовить!
— Ятэна. — Хайта замотала головой. — Пата мала. Не мочь. Ее учись.
— Короче, еще один рот на мою шею, — обреченно вздохнула Безуминка. — Она прожорлива, как три жандарма. И чем, скажите, мне ее кормить? Завтра на леднике будет пусто, ни куска мяса! Уж поверьте, они умеют корм искать. Хайта, хватит, не пускай ее туда! — воскликнула она, заметив, как златовласка пытается засунуть пату в растянутый пупок; а та дрыгает лапками, забираясь внутрь. — Послушай, дуреха, эта любовь не к добру. Пата высосет тебя, один скелет останется.
— Мы можем кормить пату по очереди, — предложила Лара. — По-моему, она довольно милая. Хайта, дай ее погладить! Ну, не бойся, я ее не съем.
С большим сомнением Хайта вытащила недовольную пату из пупка и протянула Ларе:
— Тискать ятэна. Гладь, гладь.
— А я? Можно я? — решилась Лисси, придвигаясь.
— Только в рот не лезь, присосется.
— Тииии, — еле слышно затянула пата, обласканная двумя сразу.
— Посадим ее в обливной горшок, под крышку, — размышляла вслух Безуминка. — Потом, когда подрастет…
— Ятэна! — возмутилась Хайта.
Тут входная дверь, не запертая после ухода парней, начала тихонько отворяться. Все неподвижно замерли в молчании, что позволило вошедшему на цыпочках Огоньку сделать ложный вывод:
— Никого нет. Я же говорю, ан Эрита, — пустой дом… Смотрите, везде мусор. Даже крова…
Рот его остался открытым на середине слова, потому что он увидел немую сцену из четырех участниц. Сидящие в кровати вокруг углаженной паты тоже увидели, что вошедший не один — за его спиной маячила молоденькая девушка в наряде вроде монашеского.
Зато Безуминка молчать не стала. Она прямо-таки завопила:
— О, пресвятые звезды! Эта ночь когда-нибудь кончится?! Почему сегодня все валятся на мою голову?! Летучие кроты, лунатики, жандармы, ясновидящие, монашки, медиумы — все сбегаются сюда, входят без стука, лезут целоваться и в постель! И вы тоже?! Да кто вы такие?!
— Это Огонек, он пришел, — всхлипнула Лара от счастья.
— По-моему, это Эрита, ан-эредита Красного престола, — проговорила Лисси, отлично помнившая всех членов правящих династий. — Добро пожаловать, Ваше Высочество. Прошу прощения, что встречаем вас в неподобающем виде.
Огонек как-то вдруг осознал, кого душил в полете и кто обнимал его ногами. Ему подурнело, и он ополз по стенке на пол.
— С добрым утром, барышни, — слегка наклонила голову юная монашка.
— Лара, живо нюхательную соль твоему парню, — деловито распорядилась Безуминка. — Ты помнишь, где она лежит.
«Твоему парню?» — Эрита вмиг вспомнила слова поручика: «Девчонка-медиум, по имени Ларита».
«Это ее парень?»
Взгляды принцессы и дочери кровельщика скрестились, как клинки.
— Пата хайджа. — Вместо приветствия Хайта показала вошедшим свою прелесть на вытянутых руках. Пата подняла переднюю часть и сказала:
