Pferd Mantel - Колокола Обречённых
– Чё за бардак? – спросил собравшихся, подошедший вместе с Иваном, Срамнов. – А, габбера поймали… эка невидаль. Сверните ему башку, не противно, мужики? Они ж трупы в земле раскапывают – больше то и не жрут ничего…
– Да ладно, Фёдор, зачем? – перебил старшего техник – тот самый, который не был в курсе того, что творится в Волково, чем вызвал на дороге общий смех. – Живое существо всё-таки!
– Живое?! – резко сощурив глаза, повернулся на реплику Срамнов, а окружающие снова заржали, предвкушая урок, который пропишет Фёдор лоховатому теху. – Смотри, бля, какое «живое»!
С этими словами Срамнов вырвал из рук Аслана дёргающегося и хрюкающего габбера, а Иван молниеносным движением выхватил из-за спины косорез. Фёдор, держа тварь на вытянутой руке отошёл на пару шагов и Иван резко рубанул. Нижняя часть тельца габбера рухнула на землю, а из верхней части, которую Фёдор продолжал держать в руку, вылетел чёрный дымок и быстро растворился в воздухе. Фёдор подошёл к теху, наблюдавшему за экзекуцией с раскрытым ртом и сунул обрубок ему в нос. В руке Фёдора сморщивалась на глазах пустая шкура – как будто габбер был каким-то надутым воздушным шариком, и вот, его проткнули.
– Смотри, еблан! И запоминай – это твоя жизнь! – грубо кидал слова в замершего техника Срамнов. – Живёте прошлым! Совсем одичали. Габберы, шмыги, подлота – никакие не живые существа. Нежить это, такая же как ходуны и как касперы. Волчёк! – повернулся к Саньке Фёдор. – Ты вообще понимаешь, кого ты с собой берёшь и куда?! Это же подстава голимая! Сегодня у него габбер «живым» оказался, а завтра он вдову в лагерь приведёт!
При упоминании про этот, один из самых богомерзких видов нежити, кого-то из мужиков передёрнуло, кто-то перекрестился.
– Эй, что ты знаешь про вдову, Егор? – нахмурился, уперев палец в своего техника, Волчёк.
– Про вдову все знают! – буркнул опростоволосившийся тех.
– «Все знают!» – передразнил его, скорёжив физиономию Фёдор. – Короче, Саня! Этого – под особый надзор на время рейда. Он дважды обгадился на ровном месте, это слабое звено. Мне не нужно, чтобы из за него у ребят косяки пошли. Понял?
– Понял. – кивнул Волчок, и добавил Егору. – Значит так, ёперный театр. От меня не отходишь. Бегом в ГТСку!
– На хуя он мне там? – возмутился на это Срамнов, но, плюнув, махнул рукой. – Аа, ладно, насрать…
– Все по машинам! Ещё двадцать кэмэ по лесу – и мы в Кожухово. – крикнул Федя. – А твм уже прямая…
Дорога на Кожухово далась непросто – просека совсем заросла, и на первой встреченной в лесу поляне, выпустили вперёд трактор. Опустив отвал, огромный сельскохозяйственный монстр с рёвом попёр вперёд по дороге, с корнем выворачивая деревья, которыми уже густо заросла просека и сбрасывая в сторону упавшие стволы. Тем не менее, даже при этом пришлось несколько раз останавливаться и доставать драгоценные бензопилы – в иных местах дорогу преграждал такой бурелом, что Фёдор ещё раз перекрестился и добрым словом помянул крякнувший мост сельского тягача – даже будучи исправным, он был бы для них как гиря на шее. Бульдозер, ориентируясь каким-то непонятным внутренним чутьём полз вперёд, и вот уже за деревьями показался просвет – поле, а за ним – Кожухово.
В Кожухово ходили… Колонна, не реагируя на покойников, вырулила на более-менее сносную дорогу, которая и должна была привести их в Лихославль.
– А вот, Федь, скажи мне. – подал голос, расслабившийся после напряжённого управления вездеходом по лесу, Волчёк. – Вы на станции то там были?
Волчёк имел ввиду железнодорожную станцию Лихославля, через которую проходила Октябрьская железная дорога, соединяющая, прости Господи, Москву и Питер. И вопрос этот был не праздным!
– Были-то были, Сань, но толком так и не пошарили. – ответил Фёдор.
– Плохо там на станции, Волчёк! – подал голос, вступая в беседу, Политыч.
– Ну а чего плохого-то? – не унимался Санька.
– Представь себе. В обе стороны тянутся ржавые рельсы. Туман… У платформы электричка стоит, ржавая вся уже. Все двери закрыты. А внутри…. Да чего ты ко мне пристал? – вон Политыч там тоже был, его дёргай!
– Степан Политыч! Так чего там в электричке-то было? – повернулся к старику Волчёк.
– Чего, чего… Мёртвые там все. – махнул рукой, прогоняя неприятное воспоминание Политыч.
– А говорите – нет мертвяков в Лихославле! – присвистнув, удивился Саня.
– Ходячих нету. Упокоенные все… – пробормотал Политыч.
– Во как.
– Да я ж тебе говорю, Саш – тревожно там как-то, неестественно. Как это правильно-то описать, одним словом? -задумался, подбирая эпитет, Федя.
– Пусто. -вставил Политыч.
– Вот точно – пусто. Молодец, Политыч, не в бровь – а в глаз.
– Страшно аж жуть. – ухмыльнулся Волков. – Но я к чему спросил-то…
– Да знаю я, к чему! – отмахнулся Федя.- Не рыскали мы там внимательно. И жутковато, да и времени – в обрез.
– Зато теперь и время есть, и народу побольше. – подытожил Саня.
– Забудь. – бросил Фёдор. – Нам с разведанным бы управиться и в Село притащить. Вот дальше – это если всё хорошо пройдёт – нам не раз ещё туда смотаться придётся. Ближайший город, не растерзанный, как Тверь, и с потусторонним, вроде как, спокойно. Находка, блин. Обнесём до последней гаечки!
– Вот люблю я тебя, Срамнов! – хлопнул по коленке друга Сашка. – Единственный, кроме меня, чел на Селе, у кого голова правильно работает! Эх, Федя! Нам бы на состав с солярочкой нарваться и все проблемы на ближайшие десять лет снять!
– А они есть у тебя, десять лет-то? – подала голос сзади Мария.
– У меня вся жизнь впереди, не пугай! – с улыбкой ответил ей Санька.
– Блажен кто верует. – отрубила девушка. – Бог время дал одуматься, а вы его вхолостую тратите.
– Маш, не нагнетай! – попросил её Фёдор. – Пытаться домысливать промысел Божий – тоже грех, кстати.
Маша махнула на них рукой, прекращая спор.
По сторонам дороги оставались пустые, брошенные деревни – Первитино, Новая, Никулина Гора. День перевалил ту черту, за которой подкрадывался майский вечер.
– Теперь Кава будет – а за нею и Лихославль, считай. – сказал товарищам Срамнов. – В город к ночи не пойдём, на озере разобьём лагерь.
Промелькнуло Кава – крупное село на подступе к городу. После Кавы дорога делала резкий левый поворот, огибая Лихославльское озеро. Колонна свернула в поле ввиду города и Фёдор приказал ставить лагерь. Мужики посылались из машин, каждый знал свою роль и место в предстоящем им деле. По периметру втыкали колья, предусмотрительно захваченные с собой, подвешивали на них жестяные консервные банки и отец Феофан возжигал в них специальное масло, смешиваемое с ладаном. Проверяя, завели маленький генератор и техи протянули по периметру лампочки, целью которых было освещать границы лагеря, когда упадёт тьма. Собирали сухостой, валежник на костры. Медленно, по-майски смеркалось, но когда ночь спустилась на лагерь, всё было готово.
Фёдор и Политыч залезли на ГТСку и курили.
– Добрались вроде – уже полдела… – нарушил неловкую тишину старик.
– Да уж… – буркнул Фёдор. – Ладно. Я пойду попыхчу, ты глянь тут пока… Часам – ну, к трём – буди.
– Лады. Иди, дрыхни.
Фёдор провалился в сон сразу же, как снял снарягу и ботинки. Но много поспать ему не удалось. Уже через полтора часа его растолкал нервно шепчущий Политыч.
– Федя! Федь! Ну, просыпайся, я тебе говорю!
– А? Чё? Три уже?- заозирался, крутя башкой Срамнов.
– Какие три, на хуй. Давай наружу, вон чё там!
Фёдор обулся и закуривая, вылез на крышу вездехода.
Там, в стороне, где лежал тёмный, загадочный город-призрак в майской ночи бродила вызывающая трепет невообразимая фигура, закрывая собою яркие весенние звёзды. Луна, поднявшаяся уже высоко, бросала на неё призрачные блики и Фёдора, ошарашенного со сна такой картиной, аж бросило в озноб.
– Ты в бинокль, в бинокль-то глянь! – подсунул свой «цейс» с насадкой ночного видения, старик.
Так близко Фёдор не видел ЕГО никогда. Кто же ты?! – задал себе вопрос, переводя взор на руки фигуры Срамнов.
Туда, к сложенным лодочкой рукам ЕГО, со всего города слетались призраки. Фёдор вернул Политычу бинокль и взглянул с немым вопросом на старика.
– Души ОН собирает. Вон оно как.
ТОГДА. Июль 2010, Тверь. СИЗО №1 УФСИН РФ по Тверской области. Папа.
Хатное оконце приоткрылось в самый неподходящий момент, когда Папа раскорячился над ведром, силясь погадить. Уже третий день, как этот ёбаный запор… Дерьмом кормят хавщики, чё с них взять-то – мусора мусорянские.
Старший вертухай – новый падла, из тех, которые всю сраку себе перед Хозяином протрут, чтобы на хороший счёт попасть, оглядел камеру и всех пятерых жильцов, поднявшихся с мест, согласно Правилам.