Стивен Кинг - Бегущий человек
Бедняжка навсегда останется с тобой.
Верно. Даже если ее и убили. В конце концов бедняки приспособятся, мутируют. В их легких возникнет своя система фильтрации, через десять тысяч лет или через пятьдесят, и тогда они вырвут искусственные фильтры и будут наблюдать, как их владельцы задыхаются в атмосфере, где кислорода практически не осталось. Должен ли Бен Ричардс бороться за такое будущее? Да нет же.
Да, какое-то время он будет горевать, скорбеть. Они это понимают, создадут для этого все условия. Возможны приступы ярости, попытки бунта. Стремление донести до общественности правду о загрязнении окружающей среды. Наверное, без этого не обойдется. Они позаботятся и об этом. Позаботятся о нем, с тем чтобы потом он заботился о них. Интуитивно он знал, что ему это по силам. Он чувствовал, что идеально подходит для той работы, что предлагает ему Киллиян. Они ему помогут, подлечат. Лекарства, врачи. Перемена образа мыслей.
А потом — умиротворение.
Полное единение — все разногласия вырваны с корнем.
И он уже мечтал о таком состоянии души, как путник в пустыне мечтает о глотке воды.
Амелия Уильямс тихонько плакала в кресле. Что будет с ней? — вяло, безо всякого интереса подумал он. Едва ли она сразу сможет вернуться к мужу и семье. Она уже далеко не та женщина, что остановила машину у знака «Стоп», думая о том, что приготовит на обед и с кем встретится в клубе. Слишком многое обрушилось на нее в последние часы. Скорее всего ей тоже потребуются лекарства, помощь психиатров. А потом долгий, долгий путь, то ли в обычную жизнь, то ли в дурдом.
Его охватило желание подойти к Амелии, обнять, успокоить, заверить, что ничего страшного с ней не произошло, что пара успокоительных таблеток снимет стресс и все будет хорошо.
Шейла, Кэти.
Имена приходили, повторялись, колокольчиками звякая в мозгу, как слова, повторяющиеся до тех пор, пока не теряли всякий смысл. Повтори свое имя двести раз и поймешь, что нет у тебя никакого имени. Печали он не ощущал, разве что раздражение: его взяли, использовали, а в конце концов выяснилось, что он — дерьмо собачье. Он вспомнил мальчика, с которым учился в начальной школе: тот встал, чтобы принести клятву верности школе, и у него свалились штаны.
Двигатели гудели и гудели. Минут на сорок пять он задремал. Видения появлялись и исчезали, не затрагивая эмоциональных струн.
А потом возникла последняя картинка, фотоснимок десять на восемь дюймов, выполненный полицейским фотографом, наверное, жевавшим жвачку. Вещественное доказательство С, дамы и господа присяжные. Избитое, изрезанное маленькое тельце в залитой кровью колыбельке. Пятна и потеки на оштукатуренных стенах, сломанная Матушка Гусыня на колесиках, купленная за десятицентовик. Большой сгусток крови на одноглазом, купленном с рук плюшевом медвежонке.
Он проснулся как от удара, подскочил с раззявленным в крике ртом. Воздух с такой силой вырывался из груди, что язык трепыхался в его потоке, словно парус. Все, решительно все в салоне первого класса обрело яркость, четкость, окружало, давило, реалистичностью сравниваясь с картинкой выпуска новостей на экране фри-ви. К примеру, тем эпизодом, когда Лафлина выволакивали из укрытия. Все, все стало очень уж реальным и многоцветным.
Амелия вскрикнула в унисон, сжалась в комочек и таращилась на него широко открытыми, огромными, как блюдца, глазами, пытаясь засунуть в рот кулачок.
Донахью вбежал в салон с автоматом на изготовку. Глаза его обратились в щелочки.
— В чем дело? Что случилось? Маккоун?
— Нет. — Сердце Ричардса чуть не выскакивало из груди, мешая говорить. — Дурной сон. Моя маленькая девочка.
— А. — Взгляд Донахью смягчился в имитации сочувствия. Возможно, он просто не знал, что это такое. Может, всю жизнь только и делал, что бил, бил и бил. Может, ему еще откроется истина. Донахью повернулся, чтобы уйти.
— Донахью?
Штурман посмотрел на него.
— Сильно я тебя напугал, не так ли?
— Да нет. — Донахью двинулся к камбузу.
— Я могу напугать тебя сильнее, — крикнул вдогонку Ричардс. — Могу пригрозить, что вытащу твои носовые фильтры.
Донахью ушел.
Ричардс устало закрыл глаза. Фотография десять на восемь вернулась. Открыл. Закрыл. Никаких фотографий. Подождал, дабы убедиться, что она не вернется (прямо сейчас), открыл глаза, включил фри-ви.
Вспыхнул экран, на нем возникло лицо Киллияна.
…Минус 011, отсчет идет…
— Ричардс. — Киллиян наклонился вперед, не пытаясь скрывать, что с нетерпением ждет ответа.
— Я решил принять ваше предложение.
Киллиян откинулся на спинку кресла, улыбнулся одними глазами.
— Я очень рад.
…Минус 010, отсчет идет…
— Господи… — Ричардс стоял на пороге кабины пилотов.
Холлоуэй обернулся.
— Привет. — Он разговаривал с детройтским диспетчерским центром. Данинджер пил кофе.
На пульты управления ни один из пилотов даже не смотрел. Однако они жили своей жизнью. Бежали цифры, вспыхивали огоньки, поворачивались рычажки. Громадные информационные потоки приходили и уходили… сами по себе.
— А кто же рулит? — изумленно спросил Ричардс.
— Отто, — ответил Данинджер.
— Отто?
— Это наш автопилот. Отто. Понимаешь? Так мы его прозвали. — Данинджер неожиданно улыбнулся. — Рад, что ты теперь в нашей команде, парень. Ты, возможно, этому не поверишь, но некоторые из нас прониклись к тебе.
Ричардс безразлично кивнул.
— Отто и меня удивляет, — нарушил затягивающуюся паузу капитан Холлоуэй. — Хотя я летаю с ним уже двадцать лет. Он абсолютно надежен. Чертовски сложная машина. В сравнении с ним прежние модели выглядят… ну, как ящик из-под апельсинов рядом с антикварным бюро.
— Волноваться не о чем?
— Абсолютно. Вводишь в компьютер ПН, пункт назначения, и Отто берет управление на себя, благо ему помогают наземные радарные установки. Пилоты теперь нужны лишь для того, чтобы поднять и посадить самолет. Ну и на случай чрезвычайной ситуации.
— А что вы можете сделать, если такая ситуация возникнет? — спросил Ричардс.
— Мы можем молиться, — ответил Холлоуэй.
Возможно, он намеревался пошутить, но прозвучала эта фраза так, словно говорил он чистую правду.
— А эти штурвалы действительно изменяют направление движения самолета? — спросил Ричардс.
— Только вверх-вниз, — пояснил Данинджер. — А вот эти педали обеспечивают разворот вправо-влево.
— Похоже на детский гоночный автомобиль.
— Нет, чуть посложнее, — отозвался Холлоуэй. — Скажем так, тут надо нажать побольше кнопок.
— А что произойдет, если у Отто поедет крыша?
— Ничего, — улыбнулся Данинджер. — Если это случится, пилот просто отменит его решение и примет свое. Но компьютеры с ума не сходят, приятель.
Ричардс хотел уйти, но магия поворачивающихся штурвалов, поднимающихся и опускающихся педалей, перемигивающихся лампочек не отпускала его. Холлоуэй и Данинджер вернулись к своим занятиям. Один диктовал какие-то цифры диспетчеру, второй наслаждался черным кофе.
Холлоуэй лишь однажды обернулся, удивился, увидев, что Ричардс все еще стоит на пороге. Ткнул пальцем в черноту за окном:
— Скоро появится Хардинг.
— Когда?
— Через пять или шесть минут вы сможете увидеть его отсвет над горизонтом.
Когда Холлоуэй обернулся в следующий раз, Ричардс уже ушел.
— Хочется поскорее спустить этого парня на землю, — признался он Данинджеру. — У меня от него мурашки бегут по коже.
Данинджер долго смотрел на светящийся зеленым пульт управления.
— Ему не понравился Отто. Ты это знаешь?
— Я это знаю, — кивнул Холлоуэй.
…Минус 009, отсчет идет…
Ричардс брел по узкому коридору. Фрайдмен, радист, не поднял головы. Как и Донахью. Ричардс вышел на камбуз и застыл.
Пахло хорошим, крепким кофе. Он налил себе чашку, добавил сухих сливок, сел на одно из кресел для стюардесс. Кофеварка «Сайлекс» булькала и пускала пар.
Сквозь прозрачные двери холодильника он видел упаковки с замороженным обедом. В баре стояли ряды миниатюрных бутылочек, какие обычно предлагают пассажирам перед едой.
Тут можно здорово набраться, подумал он.
Он пил кофе. Ароматный и крепкий. «Сайлекс» булькал.
Я здесь, думал он и пил кофе. Маленькими глоточками. Да, какие уж тут сомнения. Он здесь, сидит и маленькими глоточками пьет кофе.
Все кастрюли и сковороды аккуратно убрали. Раковина из нержавеющей стали блестела. Хромированный драгоценный камень в оправе из пластика. И, разумеется, «Сайлекс» с его раскаленной конфоркой, булькающий, пускающий пар. Шейла всегда хотела купить «Сайлекс». Сработан на века, утверждала она.
Он плакал.
![Ульяна Соболева - Любовь - яд [СИ]](/uploads/posts/books/16715/16715.jpg)
